Тайна, деньги, два осла
Шрифт:
– Да ладно вам, шеф, все будет чики-пуки, не волнуйтесь! Сучонка скоро придет в себя, зуб даю! И будет вполне употребима! – Гнусавое похрюкивание. – Еще и нам с парнями останется. Если вы позволите, конечно.
– Посмотрим. – Потная лапа вцепилась в подбородок Вики, разворачивая лицо девушки. – Черт, а кровь-то все еще течет! Говорю же, перестарался ты, дубина! Вон, весь багажник угваздан, еще немного, и она тупо истечет кровью! Похоже, ты ей череп раскроил, урод!
– Не, целехонькая башка, гляньте. – Голову снова потревожили, и голова снова
– О, слышите! – явно обрадовался Хрящ. – Живая! Очнулась, похоже.
– Тогда тащи ее в дом. Хотя нет, погоди, она же там все изгадит. Надо сперва перевязать, швы, похоже, наложить. Мне эта кукла нужна более-менее здоровой, чтобы смогла вынести как можно больше моих прихотей. Позови сюда дока, пусть займется.
Судя по всему, тип, выполнявший при дворе утконоса функции доктора, в прошлом был патологоанатомом. Во всяком случае, обращался он с пациенткой так же бережно, как в свое время с трупами. И, само собой, ни о какой анестезии и речи не шло.
Так что продержалась Вика на поверхности сознания совсем недолго.
Но расстраиваться по этому поводу она не стала. А вот очередному всплытию на эту самую поверхность не обрадовалась. Ну вот ни капельки.
И вовсе не потому, что снова выматывающей волной накатила боль, нет.
Боль можно вытерпеть, она не унижает. А вот осознание того, что ты сидишь в кресле голая и тебя по-хозяйски разглядывают похотливые глазки Виталика Портнова, накрыло девушку удушливой волной отчаяния.
И самое мерзкое было в том, что ничего, НИЧЕГО изменить нельзя: руки привязаны к подлокотникам кресла, а ноги – к ножкам.
Массивного такого кресла, о монументальность которого разбились отчаянные попытки Вики освободиться или хотя бы сдвинуть этот пьедестал унижения с места.
– Продолжай, кисуля, продолжай, – хрипло пробулькал утконос, не сводя глаз с извивающегося тела. – Ты меня заводишь все сильнее, а эта грудь – мм! Как она упруго подпрыгивает, сразу видно – все свое, ни грамма силикона! Ради такой забавы стоило рискнуть. Да, собственно, ничем особо я и не рискую – на видео моего лица видно не будет благодаря вот этой штуке. – Он взял со стола черную трикотажную шапку, с одинаковым успехом применяемую и спецназом, и бандитами, и натянул ее на голову, спрятав физиономию. – Ну а главный свой орган, который будет звездой нашего с тобой фильма, я предъявлять для опознания не собираюсь.
– Ты урод, Портнов, – процедила Вика, изо всех сил стараясь сдержать слезы отчаяния. – Уродом родился, уродом и подохнешь. И дело не только в твоем тошнотном рубильнике, ты моральный урод. Нравственный кастрат с кучей комплексов. Ты не в силах заинтересовать женщину, хотя и более некрасивые мужчины слыли любимцами дам, но это не твой случай, ты слишком жалок и противен. И единственное, чем ты в состоянии привлечь самку, – это деньги. А когда на пути попадается не самка, а женщина, – ты применяешь насилие.
– Кастрат, говоришь. – Сквозь прорези маски было видно, что глазки утконоса недобро прищурились. – Сейчас ты увидишь, на что способен этот кастрат.
И он начал медленно раздеваться.
И Вике больше всего на свете захотелось умереть. Вот прямо здесь и сейчас, не медля ни секунды. Потому что иного способа избежать омерзительной в своей тошнотворности перспективы она не видела. Если только снова потерять сознание, но в третий раз это вряд ли удастся.
А от бессилия и отчаяния сознание бежать почему-то не хотело. Оно лишь сжалось в испуганный комочек, наблюдая за обнажавшейся обезьяной.
Именно обезьяной, согрешившей когда-то по пьяни с утконосом.
Потому что реденькими волосенки были только на голове Виталика, а вот его дряблое тело почти полностью заросло клочьями неопрятной шерсти. Кривые тощие ноги, длинные руки, вялое брюхо, из-под которого торчало не самое внушительное мужское окончание, – в целом господин Портнов выглядел вполне гармонично. Все детали вписывались в целостную картину, подтверждающую теорию Дарвина о происхождении человека.
Вот только черная шапочка на голове этой человекообразной особи смотрелась очень уж нелепо, настолько нелепо, что перетянутые нервы девушки не выдержали, и Вика залилась истерическим хохотом.
Утконос, возившийся в этот момент с видеокамерой, вздрогнул и оглянулся:
– Тебе, я вижу, весело стало? Предвкушаешь скорую встречу с моим «парнем»? – И он ласково погладил «парнишку». – Это да, он у меня молодец, бабы визжат от восторга.
– От восторга?! – еле выговорила сквозь смех девушка. – От щекотки они визжат, придурок! Ничего другого эта детсадовская пиписька сделать не может!
– Детсадовская, значит? – прошипел Портнов, зачем-то взяв со стола две столовые ложки. – Ну-ну. Сейчас проведем проверочный тест, так сказать. Открывай-ка ротик, лапусик.
И волосатая гадость придвинулась почти вплотную к Викиному лицу. Она отчаянно замотала головой, но помогло слабо – уже через минуту во рту оказались ложки, домкратом раздвигая зубы.
Умереть, умереть, умереть!!!
Слезы бессильного отчаяния прорвались-таки на волю, и Вика захрипела, с ужасом наблюдая за нарочито медленно приближающимся кошмаром.
– Ну что, сучонка, – возбужденно просопел утконос, – получи вкусняшку! Ик…
И, странно вздрогнув, Портнов вдруг грузно осел на пол. Пару раз дернулся, суча ногами, а потом затих.
Сознание Вики тоже икнуло, но отключаться не спешило, оно впало в анабиоз, тупо таращась на неспешно просачивавшуюся сквозь черную шапочку кровь.
А потом сфокусировало взгляд девушки на приблизившемся высоком блондине с блекло-голубыми глазами.
Человеке, которого здесь быть не могло. И не только потому, что он навсегда остался в прошлом, просто…
Здесь, на Урале?!
В общем, бог троицу любит.
И Вика благополучно отключилась уже в третий раз за последние часы.