Тайна двух океанов
Шрифт:
— Пока там Марат будет ползать по переборкам, проверять сеть, давайте-ка здесь посмотрим, — предложил Скворешня: — может быть, заело отпускные тросы.
— Как же туда добраться, Андрей Васильевич? — спросил Матвеев, посмотрев на открывшуюся вверху щель. — Ведь три метра!
— Да по любой трубе из этой кучи, чудак! А то еще лучше — полезай ко мне на плечи.
— Есть на плечи!
На могучих плечах Скворешни Матвеев чувствовал себя свободно и уверенно, как на площадке раздвижной лестницы. Под потолком камеры он быстро осмотрел блок с правильно намотанными витками троса, проверил в обшивке корпуса выходное отверстие троса, потом, высунув голову в щель между верхним краем площадки и корпусом, проверил наружное крепление троса с площадкой.
— Здесь все в порядке, Андрей Васильевич, — сообщил он Скворешне, повернувшись на его плечах. — Стой! Стой!.. — закричал он вдруг. — А ну-ка, Андрей Васильевич, поднимай выше! За ноги! Еще выше!.. Эге! Что же это такое?! Вот так штука!
Обычно спокойный, уравновешенный и немногословный, Матвеев сейчас несколько взволновался. Высунувшись до половины над площадкой и перегнувшись через нее наружу, он водил там во все стороны фонарем, изо всех сил вытягивался, пытаясь что-то достать руками.
— Да в чем там дело, наконец? — не выдержав, закричал Скворешня.
— Как будто земля, Андрей Васильевич, — ответил Матвеев, мягко соскакивая с плеч Скворешни. — Могу даже сказать наверное, что земля… Скала… самая настоящая скала! Она подпирает площадку и не дает ей опуститься. Подлодка боком прижалась к ней.
Это открытие вызвало сенсацию. Капитан приказал Матвееву выбраться через щель наружу и обследовать скалу. Матвеев быстро вернулся и доложил, что скала, к которой прижат был течением «Пионер», составляет часть обширного склона подводной горы, далеко простирающейся во все стороны и поднимающейся, вероятно, до поверхности, а может быть, и над поверхностью. Слишком высоко всплывать Матвеев не решался, придерживаясь приказа капитана. По распоряжению капитана Скворешня и десять человек команды, все в скафандрах, выбрались из подлодки тем же путем, что и Матвеев. Они вынесли с собой несколько мотков тонкого, гибкого троса и, сделав из него три огромные петли, надели их на носовую часть подлодки, а четвертым намертво закрепили корму подлодки за скалу. Затем, схватив концы носовых петель и повернувшись лицом к свободному океану, люди разом, по команде Скворешни, запустили свои винты на десять десятых хода. Пятьсот лошадиных сил через пятнадцать минут оттащили подлодку от скалы и поставили ее носом в океан, кормой к подводной горе. Чтобы течение опять не снесло корабль и не прижало его к горе, концы одной из носовых петель опустили до грунта и закрепили их там за большой обломок скалы.
«Пионер» стоял теперь на надежных мертвых якорях.
«Дюзовая бригада» в намеченном составе немедленно принялась за работу у кормовой части корабля.
Между тем капитан вызвал к себе в центральный пост Шелавина и предложил ему самым тщательным образом ознакомиться с подводной горой.
— Мы не можем еще определить свои координаты, — сказал при этом капитан. — Ни один из наших инфракрасных разведчиков пока не работает. Но, может быть, ближайший осмотр горы поможет именно вам, опытному океанографу, установить, что это за гора, где она находится, не является ли она подножием банки, обширной отмели, коралловых рифов или коралловых атоллов. Атоллы же могут быть населены, а в нашем положении это была бы очень большая неприятность. Осторожность не мешает… С наступлением ночи поднимитесь на поверхность, осмотритесь, не заметны ли огни, движение судов, туземных каноэ. Возьмите, если считаете нужным, кого-нибудь из команды для сопровождения вас…
— Ну, зачем же, Николай Борисович, отрывать сейчас людей от работ! Я отлично и сам справлюсь, хотя, если разрешите, я взял бы с собой Павлика. Он не так уж здесь необходим, да и ему было бы интересно и полезно…
Капитан согласился. Павлик был несказанно рад этой вылазке: он давно не бродил под водой, а новые места сулили новые впечатления, новые открытия, новые радости.
С полной зарядкой жидкого кислорода, электроэнергии в аккумуляторах, питания и воды в термосах и в полной амуниции геологоразведчиков и подводных охотников, Шелавин и Павлик ровно в пятнадцать часов сошли с площадки на склон горы и пошли по грунту на юг. Идти было нелегко. Склон был довольно крут, густо усыпан обломками скал, ноги вязли в иле, путались в водорослях. Можно было бы просто плыть над склоном при помощи винтов на самой малой скорости, но Шелавин сознательно отказался от этого, объяснив Павлику, что необходимо исследовать геологическое строение горы; геология же раскрывает свои тайны только пешеходам, а не пилотам, хотя бы и подводным.
Много рыб встречалось на пути. Павлик безошибочно называл их, вызывая одобрительное бормотание океанографа.
Через четверть часа ходьбы Павлик вдруг споткнулся, нагнулся и вытащил что-то из ила.
— А вот это что такое? — спросил он, протягивая Шелавину свою находку.
В его руках был грубый, примитивной работы, но совершенно ясно оформленный кривой нож с каким-то обрубком вместо рукоятки и тускло поблескивающим черным лезвием. Едва взглянув на него, Шелавин удивленно воскликнул:
— Обсидиановый нож! Нож из чистого вулканического стекла! А дело становится исключительно интересным! Абсолютно!.. Давай, Павлик, еще покопаемся тут.
Через минуту Шелавин с торжеством вытащил из ила еще одну находку.
— Так и есть! — обрадованно сказал он, рассматривая ее. — Обсидиановый наконечник копья… Замечательно! Абсолютно!.. Копай, копай, Павлик!
Больше, однако, они ничего не нашли.
Отдохнув немного, они пошли дальше. Шелавин потерял на время свою обычную словоохотливость и долго шел молча, погруженный в задумчивость, лишь изредка напоминая Павлику:
— Смотри под ноги. Хорошенько смотри! Не пропусти чего-нибудь.
И снова шел вперед, опустив голову, молчаливый и задумчивый, изредка бормоча что-то неразборчивое и натыкаясь на скалы. Через полчаса Шелавин внезапно остановился перед большой плоской скалой. Подняв глаза, он на мгновение замер и потом с восторгом закричал:
— Лодка! Туземное каноэ!..
С неожиданной ловкостью и быстротой он вскочил на скалу. Перед ним, как на пьедестале из базальта, почти до борта засыпанное илом, лежало длинное суденышко с характерно изогнутым носом, украшенным замысловатой, фантастической резьбой.
— Сюда, Павлик! — нетерпеливо закричал Шелавин. — За лопатку! Расчищай!
Окруженные тучей ила, они лихорадочно работали около четверти часа, и, когда ил осел, а вода получила свою обычную прозрачность, перед ними оказалась туземная пирога с проломленным дном и нагруженная остатками прогнивших рыболовных сетей. Копаясь в этой куче, то Шелавин, то Павлик с радостными криками вытаскивали все новые и новые находки: человеческий череп, деревянные статуэтки с человеческими или птичьими головами, рыболовные костяные крючки, какие-то деревянные красноватые дощечки длиной от одного до двух метров, покрытые густой вязью непонятных значков.
Первая же дощечка, попавшая в руки Шелавину, произвела на него потрясающее впечатление. Уткнувшись в нее почти вплотную шлемом, с безумными, едва не вылезающими из орбит глазами, он вглядывался несколько мгновений в длинные ряды этих значков, потом вдруг, приплясывая на месте, закричал:
— Кохау!.. Козау ронго-ронго… Это они! Это они! Кохау ронго-ронго рапануйцев!..
Остолбеневший от изумления Павлик с раскрытым ртом смотрел на эту картину, напоминавшую пляску первобытных дикарей с какими-то непонятными заклинаниями.