Тайна Эдвина Друда
Шрифт:
— Будет сделано, мисс.
— И скажите, что я ее целую.
— Слушаю, мисс, — от этого и я бы не отказался! — Вторую часть фразы Джо, конечно, не произнес вслух, а только подумал.
Теперь, когда поезд на всех парах мчал ее в Лондон и ее побег стал совершившимся фактом, она могла на досуге вернуться к тем размышлениям, которые не успела довести до конца в спешке отъезда. Возмущенная мысль, что Это объяснение в любви замарало ее и что очистить себя она может только обратившись за помощью к добрым и честным людям, на время утишила ее страх и помогла ей утвердиться в своем поспешном решении. Но по мере того как небо за окном становилось все
«Хайрем Грюджиус, эсквайр, Степл-Инн, Лондон» — Это все, что знала Роза о месте своего назначения, но и этого оказалось достаточно. С дребезгом покатил кэб по каменной пустыне серых и пыльных улиц, где у ворот и на углах переулков толпились люди, вышедшие подышать воздухом, а множество других людей куда-то шли, наполняя улицу скучным, скрипучим шумом от шарканья ног по накалившимся за день тротуарам, и где все — и дома и люди — было таким серым, пыльным и убогим!
Там и сям играла музыка, но это не улучшало дела. Шарманка не приносила веселья, удары в большой барабан бессильны были прогнать скуку. Как и звон колоколов из соседних церквей, они, казалось, ни в ком не вызывали отклика, только гулко ударялись о кирпичные стены да вздымали лежавшую на всем пыль. Что же касается духовых инструментов, они пели такими надтреснутыми голосами, как будто сердце у них разрывалось от тоски но деревне.
Наконец дребезжащий экипаж остановился у наглухо запертых ворот, за которыми, очевидно, жил кто-то, кто очень рано ложился спать и очень боялся воров. Роза, отпустив кэб, робко постучала, и сторож впустил ее вместе с ее крохотным чемоданчиком.
— Мистер Грюджиус здесь живет?
— Мистер Грюджиус живет вон там, мисс, — отвечал сторож, показывая в глубь двора.
Роза прошла во двор и через минуту — часы как раз начали бить десять — стояла уже на пороге, под сенью П.Б.Т., дивясь про себя, куда этот П.Б.Т. девал свой выход на улицу.
Следуя указаниям дощечки с фамилией мистера Грюджиуса, она поднялась по лестнице и постучала. Ей пришлось постучать еще и еще — никто не открывал; ручка двери подалась под ее прикосновением, она вошла и увидела своего опекуна: он сидел у открытого окна; в дальнем углу на столе, затененная абажуром, тускло горела лампа.
Роза неслышно приблизилась к нему в наполнявшем комнату сумраке. Он увидел ее и вскрикнул глухо:
— Боже мой!
В слезах она бросилась ему на шею. Тогда он тоже обнял ее и проговорил:
— Дитя мое! Дитя мое! Мне показалось, что это ваша мать! Но что, что, — добавил он, стараясь ее успокоить, — что привело вас сюда? Кто вас привез?
— Никто. Я приехала одна.
— Господи помилуй! — воскликнул мистер Грюджиус. — Одна! Почему вы не написали? Я бы за вами приехал.
— Не было времени. Я вдруг решила. Бедный, бедный Эдди!
— Да, бедный юноша! Бедный юноша!
— Его дядя объяснился мне в любви. Не могу этого терпеть, не могу! — пролепетала Роза, одновременно заливаясь слезами и топая своей маленькой ножкой. — Я содрогаюсь от отвращения, когда его вижу! И я пришла к вам просить, чтобы вы защитили меня и всех нас от него. Вы это сделаете, да?
— Сделаю! — вскричал мистер Грюджиус с внезапным приливом энергии. — Сделаю, будь он проклят!
Долой его тиранствоИ злобное коварство!Посягнуть на Тебя?Долой его, долой!Выпалив единым духом эту поразительную в его устах стихотворную тираду, мистер Грюджиус заметался но комнате как одержимый, и трудно сказать, что в этот миг в нем преобладало — энтузиазм преданности или боевой пафос обличения.
Затем он остановился и сказал, обтирая лицо:
— Простите, моя дорогая! Но вам, вероятно, будет приятно узнать, что мне уже полегчало. Только сейчас ничего больше об этом не говорите, а то, пожалуй, на меня опять накатит. Сейчас надо позаботиться о вас — покормить вас и развеселить. Когда вы в последний раз кушали? Что это было — завтрак, полдник, обед, чай или ужин? И что вам теперь подать — завтрак, полдник, обед, чай или ужин?
С почтительной нежностью, опустившись на одно колено, он помог ей снять шляпку и распутать зацепившиеся за шляпку локоны — настоящий рыцарь! И кто, зная мистера Грюджиуса лишь по внешности, заподозрил бы в нем наличие рыцарственных чувств, да еще таких пламенных и непритворных?
— Нужно позаботиться о вашем ночлеге, — продолжал он, — вы получите самую лучшую комнату, какая есть в гостинице Фернивал! Нужно позаботиться о вашем туалете — вы получите все, что неограниченная старшая горничная — я хочу сказать, не ограниченная в расходах старшая горничная — может вам доставить! Это что, чемодан? — Мистер Грюджиус близоруко прищурился; да и в самом деле не легко было разглядеть этот крошечный предмет в полумраке комнаты. — Это ваш, дорогая моя?
— Да, сэр. Я привезла его с собой.
— Не очень поместительный чемодан, — бесстрастно определил мистер Грюджиус. — Как раз годится, чтобы уложить в нем дневное пропитание для канарейки. Вы, может быть, привезли с собой канарейку, дорогая моя?
Роза улыбнулась и покачала головой.
— Если бы привезли, мы и ее устроили бы со всем возможным удобством, — сказал мистер Грюджиус. — Я думаю, ей приятно было бы висеть на гвоздике за окном и соперничать в пенье с нашими степл-иннскими воробьями, чьи исполнительские данные, надо сознаться, не вполне соответствуют их честолюбивым намерениям. Как часто то же самое можно сказать и о людях! Но вы не сказали, дорогая, что вам подать? Что ж, подадим все сразу!
Роза ответила — большое спасибо, но она ничего не хочет, только выпьет чашечку чаю. Мистер Грюджиус тотчас выбежал из комнаты и тотчас вернулся — спросить, не хочет ли она варенья, и еще несколько раз выбегал и опять возвращался, предлагая разные дополнения к трапезе, как-то: яичницу, салат, соленую рыбу, поджаренную ветчину, и, наконец, без шляпы побежал через улицу в гостиницу Фернивал отдавать распоряжения. И вскоре они воплотились в жизнь, и стол был накрыт.
— Ах ты господи! — сказал мистер Грюджиус, ставя на стол лампу и усаживаясь напротив Розы. — До чего же это странно и ново для Угловатого старого холостяка!