Тайна Эрлики
Шрифт:
Вулкан вытянул губы трубочкой и всосал гадость, словно гигантскую вермишелину. Та оторвалась с чпоканьем вылетевшей пробки, исчезла в лошадином рту, и конь начал ее смачно пережевывать, с надеждой смотря на медленно текущую воду, словно ожидая, что оттуда выпрыгнет еще одна вкусная пиявка.
Я передернул плечами, вспомнив, сколько времени провел в местной реке в первую ночь.
– Эй, – хлопнул Вулкана по крупу, – потом будешь травиться этой гадостью. Не забывай про раненого хозяина.
Презрительно фыркнув, жеребец все же отошел от воды и продолжил путь столь резво, что мне снова пришлось схватиться за седло,
Частокол из толстых бревен огораживал довольно обширную территорию на плоской вершине холма. Судя по видимым отсюда человеческим фигуркам, стены возвышались не менее чем на четыре метра. Вершина неровная, вероятно, строители не тратили время на заботу о внешнем виде сооружения, а делали упор исключительно на прочность. Местами прямо из стены высились деревья с пышными раскидистыми кронами. Как я узнал позже, некогда растущая на холме роща этих самых деревьев и послужила материалом для строительства крепостной стены. Стеклянный дуб имел довольно прочную древесину. Тонкие доски из него, высыхая, становились полупрозрачными и хорошо рассеивали электрический свет, придавая ему теплый желтоватый оттенок. В былые времена считалось шиком иметь светильники из стеклянного дуба. Ныне же распускать бревна на доски и обрабатывать их было нечем, и ценное дерево использовалось в качестве преграды от нападения многочисленных монстров, населяющих заповедную планету.
Кроме деревьев, по периметру стены располагалось шесть вышек с открытыми площадками наверху. Однако наблюдателей на них я не заметил.
Внутри ограды вдоль ее периметра увидел строения, разглядеть в подробностях которые с такого расстояния и под таким углом было невозможно. В центре находилась пустая площадь.
За стеной склоны и подножие холма делились на ровные прямоугольники. Это, как я догадался, и были те самые огороды, на которых выращивались натуральные, не синтезированные продукты, доступные на промышленных планетах только очень состоятельным людям.
Пока я смотрел на поселение, Вулкан удалился от меня на приличное расстояние. Пришлось догонять его бегом. При этом отбитая грудь отзывалась такими протестующими вспышками боли, что перехватывало дыхание и хотелось лечь на землю, заползти в тень растущих поблизости кустов и отдохнуть часок-другой. Еще и чебурашка возмущенно запищал, недовольный сотрясением от бега.
А может, и действительно – плюнуть на все, завалиться в кусты и дождаться вечерней прохлады? Тем более что жеребец теперь и без моего участия доставит Игоря в поселение. Если бы не жажда, то так бы и сделал.
Я все же догнал Вулкана и схватился за седло.
Кажется, нас заметили. Навстречу на таких же чешуйчатых жеребцах неслись два всадника. На их головах широкополые плетенные из тонких веток шляпы, вполне надежно скрывающие от солнца. Когда встречающие подъехали ближе, я увидел, что это мальчишки лет тринадцати. Одеты ребята в просторные рубахи и штаны, пошитые из грубой серой ткани. Бросились в глаза продетые в веревочные стремена голые ступни.
Мальчишки, в свою очередь, разглядывали меня с таким интересом, будто впервые увидели постороннего человека.
– Ух ты, чебурашка! – ткнул пальцем в Пика один из них. Пушистый ушастик проигнорировал обращенное на него внимание.
– Его необходимо срочно доставить к доктору, – кивнул я на Игоря.
Мальчишки заглянули под навес над седлом Вулкана и встревоженно вскрикнули.
– Что с ним? – спросил тот, который удивился Пику.
– Не поделил территорию с мраморным котом, – прохрипел я устало и, видя, как от услышанного расширились глаза у ребят, прикрикнул на них: – Срочно везите его к доктору!
Те сделали попытку ухватить Вулкана за повод, но, обнаружив отсутствие такового, схватили притороченные к седлам короткие палки и начали неистово колошматить жеребца по заднице. Тот сорвался с места в галоп. Пацаны погнали своих скакунов следом.
– Эй! – встревоженно закричал я им вслед, опасаясь, что либо Игорь вывалится из седла, либо свалится само седло. Но они уже унеслись достаточно далеко и моего хриплого оклика не услышали. А между прочим, один из них мог бы подвезти меня. Ну, да ладно, доковыляю сам.
Все же меня подвезли. Когда я подошел к чисто символическому жердяному заграждению вокруг поля с низкими широколистными растениями, вновь увидел выехавшего навстречу всадника. На этот раз в седле находился взрослый мужчина. Короткая темно-русая борода, длинные с проседью волосы стянуты в хвост. Цепкий взгляд карих глаз внимательно ощупал меня, задержавшись на притихшем Пике и уделив особое внимание моему одеянию. На аборигене была такая же одежда, как и у Игоря. Соскочив с коня, он протянул мне ладонь, на которой не хватало безымянного пальца.
– Михаил.
– Олег, – ответил я на крепкое рукопожатие, решив также ограничиться одним именем.
Ничего больше не сказав, лишь еще раз окинув меня взглядом, мужчина ловко вскочил обратно в седло и, кивая себе за спину, коротко пригласил:
– Садись.
Глава 11
Дайвер
Когда-то, закончив ПТУ по специальности оператор промышленных роботов, Вадим Маракевич попал по распределению работать на горно-добывающую станцию, ведущую разработку породы в прибрежных скалах необитаемой планеты, суша на которой составляла лишь десятую часть. Там он познакомился с командой дайверов-кладоискателей из Британии. Они путешествовали по галактике, зарабатывая на жизнь тем, что разыскивали в морских глубинах рухнувшие туда еще в эпоху Звездных войн космические корабли и станции, в недрах которых сохранилось много ценного. Так как занять досуг на этой забытой богами планете было абсолютно нечем, Вадим проводил его с дайверами, которые не возражали против бесплатного помощника. Взамен они обучили парня премудростям подводного дела, попутно заразив азартом кладоискательства. А когда они обнаружили полуразвалившийся боевой автоматический модуль, в котором сохранилась какая-то супердорогая линза, и получили на свои счета полагающийся процент от стоимости находки, равный сумме двухгодового заработка молодого оператора роботов, Маракевич попросту заболел идеей столь романтического и, казалось бы, легкого обогащения.