Тайна графа Эдельмута
Шрифт:
— Говорю то в назидание, — молвила монахиня, делая последний стежок на вышивке. — Да укрепится всяк слабый духом и да преодолеет дьявола, если до последнего мига будет веровать в Господа и призывать его к себе в помощь.
…Закончив рассказ, святая прощается с сестрами на ночь. Плотно затворяет дверь, опускается на колени перед распятием, начинает шептать:
— Понедельник, вторник, среда, четверг… Вторник, среда, четверг…
Крути — не крути, а выходит, что завтра пятница.
Такова должность у святой: по пятницам усам предписано кудрявиться.
Сильнее прижав к себе бутыль с «эликсиром молодости», Эвелина обернулась к потайной дверце, плотно притворила ее и — щелк, щелк — повернула ключ в замке.
Затем прислонилась к холодной крепостной стене и закрыла глаза: нужно было подождать, когда сердце перестанет так бешено стучать.
Надо было только успокоиться. Ибо план был превосходный.
«Превосходный-превосходный!» — подбодрила она сама себя.
Перво-наперво — проникнуть на кухню и уговорить кухарку добавить «чудесного эликсира» в завтрак графу Шлавино. Если же кухарка не захочет-то предложить ей самой сначала попробовать, что за чудесный напиток этот эликсир.
Дальше уговорить кухарку налить «эликсир» в вино графу не составит труда. А после того как злодей-колдун отпробует «чудесного эликсира», Эвелина попросит доложить о себе.
Да-да, об Эвелине, дочери графа Эдельмута! Невероятно, если ее не захотят принять. И вот тогда-то…
Тогда-то она и скажет, глядя в глаза одурманенному соглашательным зельем злодею: «Господин чародей, вы хотели погубить моего отца, но вам это не удастся. Скажите мне, где спрятали графа Эдельмута и отдайте волшебные конфеты для господина Фаульмана».
Повторив про себя последние слова, Эвелина собралась с духом, открыла глаза и выбралась из мокрых кустов на полянку.
Замковый садик был невероятно запущен. Дождь кончился, в тишине с мокрых листьев капала вода, в предрассветных сумерках начинали щебетать первые птицы. Эвелина осмотрелась.
Слева высокая деревянная лесенка вела прямо в покои. Рядом стояла низенькая беседка, со всех сторон заросшая густым кустарником. Справа меж кустов проглядывала другая дверь. По словам Вилли, она-то и вела во двор.
Как не хотелось выходить из этого садика, куда, наверное, целыми днями не заглядывает никто. Тут было так спокойно!
«Ах, все будет хорошо», — храбро сказала себе Эвелина. И повторив еще раз «Берегитесь, граф, скоро мой отец окажется на свободе!» — смело толкнула дверь и вышла во внутренний дворик замка.
— …К графу, говоришь?
— С-совершенно в-верно.
— А что это у тебя за пазухой?
Не сводя испуганного взгляда со спрашивающего, Эвелина вытащила бутыль.
— Хм, — поморгал Упырь. — Что это там? Не кровь ли часом человеческая?
— Что вы! — в ужасе воскликнула Эвелина. — Это… это… «эликсир молодости». Для его сиятельства.
— «Эликсир молодости»? — На жирном лице Упыря появился интерес. Друг графа подкатился ближе и взял бутыль в руки. — Взаправдашний?
— Самый настоящий, — поспешила уверить девочка.
— И сколько за него просишь? — облизнулся Упырь, не сводя глаза с бутыли.
— Тридцать сребренников, — пробормотала Эвелина, от растерянности — первое, что пришло в голову.
— Возьми, — не глядя, сунул тот ей кошель.
Какое-то время девочка стояла, глядя на кошель — толстый, голубого бархата, с пушистыми кисточками…
— Но это… для графа! — вскричала она вдруг. — Стойте!
Поздно. Содержимое бутыли — буль-буль-буль-буль! — уже переливалось в горло Упыря.
Потрясенная, смотрела Эвелина на пустую бутыль. Вот и все, что осталось от беспроигрышного плана. Что же теперь делать?
— Графу бы не понравилось, — вытирая губы, заверил Упырь. — Не в его вкусе. И вообще, зачем ему молодеть, он и так молод. Нет у тебя еще?
Эвелина печально покачала головой.
Глаза ее наполнились слезами. Какой хороший был план! Такой замечательный, такой хитроумный! А все из-за нее. Уже сегодня вечером у нее в руках были бы конфеты. А завтра, может быть, она увидела бы отца…
Где-то вдали прокричал петух.
— Ну, мне пора, — заторопился Упырь. — Если раздобудешь еще такого эликсира, неси прямо ко мне. Уговор?
Ответа не последовало. Вместо него послышались громкие всхлипывания.
— Что-что? — не понял Упырь.
А слезы текли и текли по лицу Эвелины.
— Что стряслось-то? — участливо осведомился Упырь.
— Ничего, — отвернулась девочка, вытирая рукавом мокрые глаза, — ничего не стряслось… Просто я больше… я больше… никогда не увижу моего отца… — Слезы с новой силой закапали на рукав. — Никогда…
— Вот как? Ай-ай… Не плачь только так горько. Быть может, я смог бы для тебя что-то сделать?
— Нет, спасибо… Больше сделать ничего нельзя…
— Какую-нибудь малость? — не унимался Упырь. — Какую-нибудь пустяковину?
— Нет-нет, благодарю, вы уже сделали… до свидания.. — Грустно вздохнув, девочка побрела обратно к двери замкового садика.
— Эх, не могу смотреть на слезы без слез, — просипел в волнении Упырь, косолапя следом. — Неужто я никак, ну совсем никак не могу помочь твоему горю?