Тайна Иеронима Босха
Шрифт:
Читая эту лекцию, Босх прошел в дальний угол мастерской, подвинул полотна, убрал мольберты и достал картину, которую подмастерье очень хорошо знал. Художник резко сбросил покрывало, и Петрониус удивился. Казалось, прошло много времени с тех пор, как он в последний раз видел эту работу. Либо Иероним Босх не спал ночами, либо работу за него делал кто-то другой.
— Вы видите третью часть триптиха, Петрониус. Все думают, что триптих — это картина для алтаря, и содержание должно быть соответствующим. На внешней и внутренней створках я рисую сотворение мира, первых людей, рай, а справа — доска, которую вы еще не знаете.
— Я думаю, это ад.
Босх довольно
— Сцена ада! Правильное христианское произведение, которое нужно каждому священнику для его церкви. Но в наши планы не входит умножать число обычных алтарных картин. Через это полотно мы хотим передать послание, и вы, Петрониус, уже поняли, что именно скрыто в нем.
Подмастерье кивнул, но прежде чем ответить, поджал губы. Что это — экзамен, или мастер Босх хочет дать готовое решение, о чем его предупреждал ученый?
— Если я правильно понял, то в нем скрыто учение братства адамитов, мужчин и женщин свободного духа, — услышал он свой голос.
— Вы попали в самую точку, Петрониус. Наше братство подвергается враждебным нападкам, которым мы ничего не можем противопоставить. Жители Хертогенбоса на нашей стороне. Но влияние инквизитора налицо. Еще немного, и нас станут преследовать, как всех homines intelligentiae 20 в Эйндховене, Антверпене и Брюсселе. Кто проводит закрытые службы, связан с темными силами. Тех, кто невинно и открыто совершает евхаристию в память о первом человеке рая и ищет путь к высокому без мешающей одежды, потому что только так могут подействовать радости рая, того обвиняют в ереси. Магистр Якоб давно предостерегал нас — и мы верим ему. Теперь мы знаем, что время пришло. Влияние доминиканцев становится сильнее. Поэтому необходимо заключить послание адамитов в такую форму, которую не уничтожат вместе с нами, когда мы будем гореть на костре.
20
Люди понимающие (лат.).
Петрониус посмотрел на неподвижно сидящего Якоба ван Алмагина. Верит ли тот в искоренение адамитов священниками ордена? Станут ли братья и сестры свободного духа костью для псов инквизитора, которую он бросит им? Надо ли понимать предостережение Зиты так, будто она знала, что начнется в городе? И не вызовут ли провокации со стороны Берле у населения сочувствия, не привлекут ли людей на сторону преследуемых? Все это может стать ответом на его вопрос. Петрониус окинул взглядом мастерскую: повсюду висели эскизы декораций сегодняшнего представления, которое будет показано вечером в соборе. Через открытые люки проникало достаточно света, чтобы разглядеть сцены на бумаге: искушение Господа дьяволом. Будто пелена спала с глаз Петрониуса. Сегодняшнее представление тесно связано с ситуацией в братстве. Отсюда сутана монаха на черте и ярость инквизитора. Так понял подмастерье замысел мастера.
— Почему бы вам не написать книгу? Картину понять сложнее.
Теперь рассмеялся Якоб ван Алмагин, будто Петрониус удачно пошутил. Он встал, подошел к стопке узких книг с мифологическими толкованиями, открыл одну из них и вверх ногами протянул подмастерью. Петрониус смущенно смотрел на буквы, которые не мог прочесть.
— Читайте! — приказал ученый.
— Переверните книгу, и я прочту!
— А, буквы смущают вас. Значит, вы умеете читать. А для неграмотных не важно, как открыта книга. И этим искусством не всякий может овладеть. Даже сейчас, когда изобрели книгопечатание и появились свинцовые буквы. Зато картину способен прочесть каждый, кто смотрит на этот мир хотя бы одним глазом. К тому же книги горят, Петрониус, отлично горят. Их бросают в первый попавшийся камин, и знание превращается в пепел!
Мастер Босх перебил ученого:
— Алтарные картины, когда они освящены, в крайнем случае отставляют в сторону. Они попадают в ризницы или к коллекционерам. Их очень редко уничтожают. Они — священное имущество. Так послание может пережить десятилетия и века. Понимаете, Петрониус? Освященная алтарная картина — лучший гарант продолжения жизни нашего послания.
Петрониус начал понимать, чего хотят от него эти двое. Босх и Алмагин боялись за свои жизни. Кто-то должен позаботиться о том, чтобы триптих был закончен, а главное — освящен.
Якоб ван Алмагин заметил, что Петрониус все понял.
— Теперь вы знаете, почему я заманил вас в кабинет.
— Думаю, что да, — подтвердил Петрониус. — Я должен был понять, что невероятные образы, неизвестные существа и формы есть часть природы. Что мастер Босх не изображает дьявольскую действительность, а внимательнее других рассматривает природу и получает из нее другую правду.
Петрониус постарался вложить в слова все свои сомнения. Но Иероним Босх, казалось, не заметил этого. Мастер задумчиво кивнул:
— Именно так. Картина сообщает людям о многообразии мира. В ней скрыто кредо нашего общества: смерть имеет конец, и наступает царство Христа, в котором два сливаются в одно.
Произнеся эти слова, Босх поставил картину на пол и углубился в ее созерцание. Якоб ван Алмагин подошел к Петрониусу, взял его за локоть и отвел в сторону:
— Не мешайте ему. Он ищет правду, а правда — изобретение самого лучшего лжеца.
XIII
Повсюду на колоннах горели факелы, проливая на сцену дрожащий свет. По бокам были установлены свечи на высоких люстрах, на самих декорациях расположились масляные лампы, придающие матовый отблеск горному ландшафту пресловутого Иерусалима. А над всем этим белый свет луны отбрасывал острые тени от колонн.
Шепот затих, когда на сцену вышел черт — весь в красном, с деревянными конскими копытами, двумя коровьими рогами на голове. Обращаясь к зрителям, возвращавшимся с мессы, черт крикнул:
— Если кто-то скажет вам, вот он — мессия, не верьте, ибо поднимутся ложные мессии и пророки и станут творить чудеса, дабы соблазнить избранных!
Произнося эти слова, актер в черном костюме сатаны показал в сторону патера Иоганнеса, который сидел в первом ряду вместе с настоятелем мужской конгрегации и аббатисой ордена. Даже со своего места сбоку от прохода Петрониус увидел, как краска залила лицо инквизитора. Но прежде чем патер успел взорваться от возмущения, черт уступил место сцене крещения Христа. И Иоанн с крестом в левой руке погрузился вместе с Христом в схематически обозначенное русло реки.
Христос, которого играл не кто-нибудь, а сам Иероним Босх, опустился на колени, в то время как над ним с криками проносились разные образы: гномы со смешными рожицами, великаны на ходулях, все в красном, с крыльями насекомых вместо рук. Головоногие и ползучие животные вылезали из всех нор и щелей и пытались помешать совершению обряда крещения Сына Божьего. Патер снова был сбит с толку, у мастера Босха не было официально заявленной роли, и Иисуса должен был играть священник. Верхняя губа патера Иоганнеса дрожала.