Тайна инженера Грейвса

Тупицын Юрий Гаврилович

— С вами хочет поговорить Нед Шайе.

— Шайе?

— Друг и сподвижник Вильяма Грейвса. — Произнося эту фразу, Рене с некоторым запоздалым беспокойством подумал, что телефон Батейна может прослушиваться. Но тут же отбросил эту тревогу, интуитивно почувствовав, что теперь это уже не имеет большого значения: стремительно разворачивалась какая-то новая игра, о масштабах которой можно было лишь догадываться.

— Нед Шайе? — удивился между тем Батейн. — Он у вас? Какими судьбами? Впрочем, во-первых, это не существенно,

а во-вторых, я догадываюсь. Дайте ему трубку.

Рене зажал микрофон ладонью, рука Шайе так жадно тянулась к трубке, что журналист вынужден был взглядом остановить его.

— Терпение, мсье. Я хочу предупредить вас, что Батейн знает лишь меня, Жак и Луи с ним незнакомы. И прошу вас, никаких адресов и тому подобное.

— Я давно не мальчик! — Шайе почти вырвал трубку из рук Хойла, но заговорил почти весело, с улыбкой — крепкая воля была у этого маленького смуглого человека. — Ник, это вы?.. Да-да, собственной персоной…

Между ними завязался оживленный разговор, и Рене опять поразился выдержке ученого: в ходе праздной болтовни Шайе ловко вставил два-три вопроса, которые помогли ему убедиться, что говорит он именно с Батейном, а не с подставным лицом. Очевидно, ответы удовлетворили его, потому что лицо Шайе вдруг потеряло деланную оживленность.

— Ник, вы можете подтвердить личность журналиста Рене Жюльена Хойла? Это очень важно!

Шайе покивал головой и перебил:

— Простите, Ник, а вы бы не удивились, если бы узнали, что он сотрудничает с коммунистами?

Неизвестно, что ответил ему Батейн, но по губам ученого скользнула бледная мимолетная улыбка.

— Понял. Простите, что перебиваю. Ник. Убедительно прошу, никуда не отлучайтесь из номера и ждите моего звонка. Дело очень серьезное, и вы можете понадобиться. Да-да, ждите. Но при первых признаках землетрясения срочно бегите из гостиницы и выбирайте открытое место — подальше от крупных зданий.

У Луи вытянулось лицо, он многозначительно присвистнул, Рене и Жак тревожно переглянулись.

— Я объясню потом. Ник… Да, это ужасно, но что можно поделать? Помните, при первых признаках!

Шайе положил трубку, глубоко вздохнул, на секунду прикрыл глаза и спросил:

— Машина у вас есть?

— Есть, — ответил Жак, — но, может быть, проще воспользоваться телефоном?

— У Грейвса давно отключены все телефоны.

Этот ответ сразу снял с повестки дня другие вопросы и до предела ускорил события. Уже в летящей по улице автомашине Рене спросил:

— Грейвс может взорвать бомбу?

— Может, — тихо ответил ученый, мысленно он был уже далеко, в доме своего друга и сподвижника.

— Апейронная бомба? В каком районе? Может быть, есть смысл предупредить полицию?

— Да нет никакой апейронной бомбы! — с тоской ответил Шайе. — Но в далеком Габоне, в Окло, есть целое устройство, размещенное в глубокой шахте. И если Вильям заставит его сработать, произойдет глобальная катастрофа!

Жак, сидевший теперь рядом с шофером, обернулся:

— Какого тогда черта вы волынили и теряли время?

— Откуда я знал, что это не очередная ловушка террористов, которые только и мечтают о том, чтобы наложить лапы на кодовую радиостанцию Грейвса? — с не меньшей экспрессией ответил Шайе.

— Он прав, Жак, — тихонько проговорил Луи.

Рене заставил себя помолчать, чтобы успокоиться и сосредоточиться.

— Как велика вероятность катастрофы? — спросил он после паузы.

— Пятьдесят на пятьдесят.

— Чет-нечет, — невесело прокомментировал Луи.

Жак снова обернулся:

— Почему вы решили, что взрыв может произойти сегодня утром?

— В состоянии депрессии у Вильяма было несколько попыток произвести взрыв. Он типичный гипоманьяк, если это вам о чем-нибудь говорит. — Шайе потер себе лоб. — У людей такого типа депрессия катастрофична, особенно когда они остаются в одиночестве. А Вильям сейчас один, его старый слуга не в счет. Мания наказать мир охватывает его обычно утром, сразу после пробуждения. Он ведь сова.

Луи на секунду обернулся назад, а Жак переспросил:

— Сова?

Шайе с некоторым сожалением пожал плечами, а Рене, обидевшись за товарищей и стремясь восстановить реноме, пояснил:

— Совы — это люди, которые за полночь ложатся спать и поздно встают. В противоположность жаворонкам, которые просыпаются вместе с зарей.

— Дело не только в этом, — перебил Шайе. — У людей-сов утро — самое угнетенное, депрессивное время. Если говорить об отчаявшихся гипоманьяках, то это время мрачных раздумий и неожиданно легких, роковых решений.

— Вы надеетесь, что Вильям Грейвс еще не проснулся, — рассудительно заметил практичный Луи.

— Нет, — раздраженно бросил ему Шайе, — он уже проснулся. Я надеюсь, что он еще пьет чай. Вильям принимает решения после утреннего чая. Прошу вас, побыстрее!

— Если мы врежемся во встречную машину или перевернемся, то и вовсе не поможем делу, — мрачновато заметил Луи, виртуозно вводя машину в очередной крутой поворот. — Хорошо, что еще утро.

— Хорошо, — вздохнул Жак не без иронии.

— А что произойдет, если Грейвс все-таки приведет в действие свое взрывное устройство в Габоне? — осторожно спросил Хойл.

Воцарилась тишина, нарушаемая ровным гулом двигателей, работающих на полных оборотах. Две пары глаз с напряженным ожиданием смотрели на ученого, Луи не отрывал взгляда от дороги, но вся его поза выражала внимание к гласу судьбы.

— Катастрофа в Африке, активизация всех сейсмических зон и вулканических цепей планеты, разрушительные землетрясения в глобальном масштабе, гибель многих тысяч городов и сотен миллионов людей, — после долгой паузы негромко проговорил Шайе.

— Как вы допустили? — нервно спросил Жак.