Тайна Карлоса Кастанеды. Анализ магического знания дона Хуана: теория и практика
Шрифт:
Например, Чжуан-цзы, мысли которого мы часто и с любовью приводим, называл всю совокупность социокультурных структур "постоялыми дворами" на пути к истине. Мудрые люди могут остановиться в них на ночлег, но не задерживаются там. Наутро они снова пускаются в странствие по неведомым дорогам беспредельных пространств."… правда мира, — говорит он, — в том, чтобы быть возвышенным без горделивых дум, воспитывать себя, не думая о гуманности и справедливости, править, не имея заслуг и славы, пребывать в праздности, не скрываясь на реках и морях, жить долго без аскетических упражнений, обо всем забыть и всем обладать, быть безыскусным и не
Заметьте: в этом высказывании нет ни малейшего намека на демонстративную, «принципиальную» асоциальность ("править, не имея заслуг и славы") — речь идет о растождествлении с социальным механизмом, с его угнетающей фиксацией, т. е. о специальной «внутренней» работе, результатом которой становится свободное участие в общественных действиях, не привязанное к опутавшим их стереотипам, условностям, эмоциональным стимулам, мотивам и целям. Предлагаемое иное качество социального участия, разумеется, не может быть массовым — по крайней мере, в нынешнем состоянии общества, и, тем не менее, это единственный способ превратиться из объекта экономических манипуляций в человека Реальности, в человека Бытия.
Дон Хуан, для которого разрушение образа себя является важнейшим шагом на пути к преодолению описания мира, предлагает Карлосу оригинальный метод "неделания себя":
"Я уже знаю, что ты считаешь себя порочным, — произнес дон Хуан. — И это — твое «делание». Теперь я предлагаю тебе подействовать на это «делание» другим «деланием». С этого момента в течение восьми дней тебе следует себя обманывать. Вместо того, чтобы говорить себе, что ты отвратителен, порочен и бестолков, ты будешь убеждать себя в том, что ты — полная этому противоположность. Зная, что это — ложь, и что ты абсолютно безнадежен.
— Но какой смысл в этом самообмане, дон Хуан?
— Он может зацепить тебя и привести к другому «деланию». А потом ты осознаешь, что и то, и другое — ложь, иллюзия, что они нереальны, и вовлекаться в какое бы то ни было из них, превращая его в основу своего бытия, — нелепо, что это пустая трата времени, и что единственной реальностью является существо, которое живет в тебе и удел которого — смерть. Достижение этого существа, отождествление себя с ним и его самосознанием есть неделание самого себя." (III, 655)
И здесь дон Хуан очень четко определяет сущность своего принципа, о котором мы уже говорили выше: в отношении к образу себя он стремится произвести не реглоссировку (скажем, превратить «порочного» Карлоса в благодетельного и мудрого), а именно деглоссировку, т. е. показать, что всякий образ себя есть ложь, иллюзия, и верить в него — нелепо. Потому-то данная работа может называться исключительно «неделанием», так как противоположна любому «деланию» по существу.
С другой стороны, мы должны бы спросить себя: а в чем же неизменно демонстрирует образ себя свою консервативную и упрямую сущность? Какова, в главных чертах, его сущностная манифестация? Первое, что бросается в глаза, — это однообразная последовательность стереотипов в любом действии. Мало того, что мы подкрепляем стабильный (т. е. ограниченный) образ себя внутренними разговорами, языком вообще, мы еще и постоянно реализуем этот набор штампов действиями. Каждый из нас — тщательно сработанный, набитый огромным числом деталей штамп. И поэтому мы предсказуемы. Дон Хуан учил Кастанеду "убегать от самого себя" во всех ситуациях, где это только возможно. Для этого он даже учил его охоте.
"Охотник не уподобляется тем, на кого он охотится. Они (добыча) скованы жесткими распорядками, путают след по строго определенной программе, и все причуды их легко предсказуемы. Охотник же свободен, текуч и непредсказуем." (III, 527)
"Чтобы стать охотником, ты должен разрушить все свои распорядки, стереть все программы. Ты уже здорово преуспел в изучении охоты. Ты — способный ученик и схватываешь все на лету. Так что тебе уже должно быть ясно: ты подобен тем, на кого охотишься, ты — легко предсказуем." (III,
527) А потом со смехом предложил Карлосу для начала отказаться от ежедневного ленча в одно и то же время.
Стереотипы поведения, как мы уже сказали, — продукт человеческой социализации. В предыдущих главах нам довелось достаточно порассуждать о пользе и вреде социальности для человека — не будем на этом останавливаться. Обстоятельства нашей жизни почти всегда есть тоже продукт общества. Нас интересует теперь, как и в силу каких мотивов личность в таких обстоятельствах реализует себя? Личность уже во многом «безвестная» для социума, остановившая ключевой стереотип общественного поведения.
Дело в том, что, отключившись от общественных обстоятельств, человек прежде всего утрачивает в них опору и ориентир. Как причина и мотив поведения обстоятельства отпадают, обесцениваются, что создает для человека совершенно новую ситуацию. Он ничем не мотивирован, а что-то делает. Что, почему, в силу чего? Поскольку человек не является больше выразителем, представителем или защитником чего бы то ни было, ничто за ним не стоит и ни с чем он не сообразуется, то ответ может быть только один — он действует ни для чего, ни почему, беспричинно и бесцельно, он действует от себя. Это — открытие, открытие личности-мотива, личности как мотива поведения.
Человек способен «отключаться» от обстоятельств — созерцать, задумываться, решаться, чтобы затем вновь вернуться к ним. Но здесь речь идет о чем-то гораздо менее условном — ни созерцательности, ни задумчивости, ни выбора, ни возврата. Не временное отрешение, а абсолютный отрыв. Обнаруживающаяся личность — это непосредственная и одновременно окончательная причина деятельности, человек, за которым и перед которым ничто не стоит. Можно сказать, что это своего рода измена обстоятельствам (моралисты скажут — измена самому обществу!), то есть противостояние обстоятельствам, постоянство независимости от них. Это не дух сопротивления, а абсолютное безразличие — все многообразие обстоятельств сокращается для личности в одно определение — безличное. (Между прочим, особым защитником прав личности, вынужденно пребывающей в социуме, выступал Шарль Бодлер: "При перечислении многих "прав человека", которое мудрость XIX века так часто и с таким удовольствием предпринимает, были забыты два достаточно важных права, а именно: право противоречить самому себе и право на уход." Ш. Бодлер. Эдгар По, его жизнь и произведения.
–
Курсив мой. А. К.)
А дон Хуан как раз и призывает к уходу — изящному, таинственному, магическому по существу; уходу из мира повседневности, где никогда не может случиться ничего принципиально нового, в мир Непостижимого, в мир Вечности, где есть только одна, истинная Реальность — нагуаль. Хитрую уловку, придуманную магами для этой цели, он называет "стиранием личной истории".
"Нельзя ли уточнить, что имеется в виду, когда ты говоришь "избавиться от личной истории"? — спросил я.