Тайна казачьего обоза
Шрифт:
— Списки, значит, имена известны… Петя, тебе не кажется, что у нас не казачий полк, а сброд болтливых базарных баб?
— Не могу знать, — растерялся Петр.
— А кто может?
— Не знаю, — неуверенно ответил Петр.
Казанцев облокотился руками о стол и исподлобья, недобро посмотрел на Петра.
— Ты не знаешь, посыльный наверняка не знает, Степка с Костей, уверен, не в курсе. Но тем не менее, все всё знают: и имена, и списки. Чудно, не правда ли, Петя?
Казанцев, видя растерянность Петра, сменил гнев на милость; еще раз предложил сесть, сел за стол сам.
— А теперь послушай, Петя, меня. Да, не включил тебя в списки сопровождающих обоз. Думаю, на твой
— Забыли что ли, Александр Иванович? — не поверил своим ушам Петр. — Четыре.
— Вот. Случись что с тобой, кто о них с матерью позаботится? Нет, мы их в беде не оставим…
— Батька атаман, не включишь меня, — быстро заговорил Петя, глотая слова, — сам сбегу…
— Это уже лишнее. — Казанцев хлопнул по столу ладонью. — Одобряю. Езжай. Четвертым обозом. И знай, везете не просто золото.
— А что еще?
— Государственная тайна.
Обозы с золотом и отдельный со странными и ценными находками, на которые наткнулся в лесу охотник Иннокентий, выехали в ночь на двадцать третье октября, в четверг. Каждый обоз шел своим маршрутом, и сопровождали его шесть казаков во главе со старшим офицером. Каждый казак знал, помимо золота они сопровождают очень ценный груз, знали они также, что это сопряжено с опасностью для жизни. Но никто не знал, в чьем именно обозе находится этот груз. Тайна создавала интригу. Казаки с интересом смотрели на запечатанные сундуки с золотом и гадали, в котором находится важный груз, который ценнее золота.
В пятницу двадцать третьего октября атаману Казанцеву донесли, что под окнами штаба возле завалинки обнаружена кровь, заметенная свежим снегом. После опроса всех, несших дежурство казаков, выяснили имена дежуривших и дату. Тимофей и Гриня рассказали все, как есть. Гриня похвастался, сказав, что метнул полено в место, показавшееся подозрительным Тимофею. На вопрос атамана, почему сразу не проверили, ответили, что после того, как полено уткнулось в снег, не было слышно ни единого звука.
Казанцев долго размышлял над этим происшествием. Собака не могла там устроить лежку, бродячих практически нет. Следовательно, кто-то наблюдал за штабом. Тайком. Не выдавая присутствия. Значит, добились своей цели недоброжелатели или нет, уже выяснить нельзя.
Недобрые предчувствия закрались ему в душу. Всплыли в памяти вещи, принесенные из тайги охотником-аборигеном. Наганы, листы бумаги с иероглифами, ларец с камнями. И почему-то Казанцеву стало очевидно, то, что втайне терзало душу, вышло наружу. И беда, вот она, уже стучится в ворота.
Маленькие оконца, запорошенные снегом, тускло светились в густом мраке ночи. Плотные шторы плохо пропускали свет и, если в окне мелькала тень, нельзя было определить, кому она принадлежит. Но в этом, неприметном на первый взгляд, доме уже не первый день происходили странные события. Хозяином значился рыбак из артели Нестор, по кличке Вырвиглаз, но вечерами в доме собирались люди, связавшие свои судьбы с преступной жизнью, и возглавлял их старый вор Соболь. Вся ночная жизнь, протекавшая в городе, контролировалась его подчиненными.
Три предыдущих дня в доме на окраине кипела жизнь. Началось с того, что в воскресенье девятнадцатого октября Соболю, пившему чай вприкуску с сахаром, правая рука Митя-Сила что-то прошептал на ухо, все время, кивая на дверь в соседнюю комнату, куда выходили сени. Выслушав Митю, Соболь наморщил лоб, на лице отразилось мучительное сомнение; он пошевелил губами, затем закатил глаза в потолок, почесал мизинцем в ухе и щелкнул пальцами.
Митя-Сила кивнул головой и вышел. Через минуту в дверь вошел невысокий азиат, остановился на пороге, но тут же от пинка в спину полетел на пол. Митя заржал, довольный своей шутке и не обратил внимания на то, что азиат быстро встав на ноги, ребром ладони незаметно ударил его по горлу. Митя схватился за горло, хрипя и стараясь вдохнуть воздух, упал на колени и зашелся кашлем.
— Мог бы и не применять своих штучек, У, — обратился к азиату Соболь.
— Лисняя улока никогда не вледит, — ответил У, корявя язык. — У нас в Китая не плинята гостя толкать спина.
— Не были мы у вас в Китае, — следя за Митей, кашляющем в углу, сказал Соболь. — Говори, с чем пожаловал.
У подозрительно посмотрел на Митю. Соболь поймал его взгляд и сказал, что ему он доверяет. У отрицательно покачал головой, заметив при этом, что самый жестокий враг это лучший друг. Соболь снова напомнил У, чтобы тот объяснялся точно, не напуская тумана и не прибегая к восточным уловкам. У снова показал кивком головы в сторону Мити, затем на дверь. «Ладно, змея китайская, будь, по-твоему, — с трудом согласился Соболь, стараясь не уронить в глазах Мити своего авторитета. — Но смотри, если зря тратишь мое время…»
У поднял вверх ладони. Митя, харкаясь и пошатываясь, вышел из комнаты. «Пусть сильно заклоют двели», — попросил У. Соболь крикнул, чтобы поплотнее закрыли дверь. Раздалась пара мощных ударов, скрипя деревом, дверь влилась в общий фон стены.
— Теперь тебя все устраивает? — спросил Соболь.
У приложил указательный палец к губам, подошел к двери, прислушался и коротко махнув ногой, открыл пинком дверь. До Соболя сразу донесся резкий крик, выражающий боль и обиду. Выглянув, китаец снова прикрыл дверь и, улыбаясь щербатым ртом, сел за стол.
— Сейчас, — без всякого акцента сказал У, — можно говорить не боясь, что кто-то подслушает.
У, которого звали все Фёдор, рассказал Соболю небольшую историю. Она крутилась вокруг находки, которую начальнику полиции принес из тайги охотник. Фёдор поведал, что скоро казаки повезут золото, добытое на приисках, и вместе с золотом повезут находку. Это небольшой ларец, даже скульптура из металла с небольшой полостью внутри в виде изготовившегося к прыжку тигра и несколько листов бумаги с древними религиозными письменами из листьев лотоса, приготовленных особым образом, они не гниют и не размокают в воде. Если Соболь поможет ему вернуть ларец и священные письмена, то он, Фёдор, поможет ему справиться с казаками и взять добытое золото, очень-очень много золота, себе и жить припеваючи где-нибудь за пределами России.
Фёдор также сказал, что поможет Соболю и его верным людям перебраться в Китай, а там пусть едет, куда глаза глядят. Мир большой, доверительно шепотом добавил Фёдор, насколько можно округлив узкие глаза. «У-у-ух, какой большой мир и с деньгами ты, Соболь, всюду будешь принят с раскрытыми объятьями. Я тоже со своей стороны скажу, какую услугу ты оказал моей родине и тебя щедро вознаградят». Соболь посмотрел в глаза Фёдору и сказал, что-то уж больно красивые перспективы открываются впереди, но до этого еще нужно дожить, это, во-первых; во-вторых, у нас в народе говорят, гладко было на бумаге, да забыли про овраги и, в-третьих… казаки. Если ты, Федя, не в курсе, с ними шутки плохи. Прознают, что да как, от нас мокрого места не останется. И, наконец… Соболь выдержал многозначительную паузу, чем черт не шутит, Федя, друг ты мой ситцевый!