Тайна Кломбер Холла
Шрифт:
— Сорока, — поправил помощник.
— Никак не меньше шестидесяти, — сообщил капитан Мидоуз. — Я ведь слышал, как он вспоминал совершенно свободно о первой афганской войне. Он был тогда взрослым мужчиной, а тому уже скоро сорок лет.
— Поразительно! — воскликнул я. — Да ведь у него кожа такая же гладкая и глаза такие же ясные, как у меня. Он, конечно, главный из троих.
— Он младший, — сказал капитан. Потому и говорит за всех. Умы тех, других, слишком возвышены для обыденной болтовни.
— Да уж, такого плавника на этот берег наверняка еще не выкидывало, заметил я. — Отец должен сильно ими заинтересоваться.
— Ей-богу, чем меньше вы будете иметь с ними дела, тем лучше, предостерег помощник. — Если я и вправду стану капитаном, можете мне поверить, что никогда такого рода живности на борт не возьму. Но там, вот, уже все на борту и поднимают якорь, так что нам пришло время с вами распрощаться.
Фургон как раз кончали грузить, когда мы подошли, и лучшие места рядом с кучером оставили для наших спутников. Под хор прощальных возгласов фургон тронулся; отец, Эстер и я махали вслед, пока он не скрылся за Кломберским лесом. Моряки исчезли из нашего мирка вслед за своим барком, и нам не осталось ничего, кроме кучи обломков на берегу, ожидающей агента Ллойда.
Глава 13
В которой я видел такое, что доводилось видеть немногим
За обедом я рассказал отцу о буддистских священниках, и он, конечно, очень заинтересовался. А услыхав о том, как лестно Рам Сингх о нем отозвался, и как высоко его ставят как филолога, он разволновался так, что я едва сумел удержать его от немедленной экспедиции на поиски заброшеной хижины с индусами. Мы с Эстер были счастливы, когда нам удалось избавить отца от ботинок и сложным маневрированием увлечь его в спальню, потому что за последние двадцать четыре часа на долю его слабого тела и деликатных нервов выпало слишком много волнений.
Я сидел в сумерках на крыльце, раздумывая над быстрой сменой неожиданных событий — шторм, кораблекрушение, спасение моряков и странные пассажиры — когда тихонько подошла сестра и взяла меня за руку.
— Тебе не кажется, Джек, — произнесла она мягко, — что мы забываем наших кломберских друзей? По-моему эти волнения вытеснили из наших голов их страхи и то, что им грозит опасность.
— Из голов, может быть, но из сердец — никогда, — рассмеялся я.
— Но ты права, мылышка, мы, конечно, отвлеклись. Я пойду утром и взгляну, как там дела. Кстати, завтра — это ненавистное пятое октября, так что, еще один день, и все будет хорошо.
— Или плохо, — мрачно отозвалась сестра.
— Ну вот, какая объвилась маленькая ворона! — воскликнул я. — Что это на тебя нашло?
— Мне что-то не по себе, — она придвинулась ко мне ближе, вздрагивая, как от холода. — Мне кажется, что над нами, или над теми, кого мы любим, нависло страшное несчастье. Чего ради эти чужие люди остались здесь на берегу?
— Кто, буддисты? — легко перспросил я. — Ну, у этих людей все время какие-нибудь посты и прочие обряды. Можешь не сомневаться, что у них нашлись какие-то причины тут сидеть.
— Ты не подумал, — Эстер говорила перепуганым шепотом, — как странно, что эти буддисты из самой Индии сюда приехали именно сегодня? Разве ты не понял, что страхи генерала каким-то образом связаны с Индией и индусами?
Ее слова заставили меня задуматься.
— Раз уж ты об этом заговорила, — признал я наконец, — мне, действительно, казалось, что тайна связана с неким инцидентом, произошедшим в Индии. Но я уверен, от твоих страхов и следа бы не осталось, если бы ты увидела Рама Сингха. Он — само воплощение мудрости и благожелательности. Его потрясла мысль об убийстве овцы или даже рыбы для его нужд, он сказал, что скорей умрет, чем позволит лишить жизни животное.
— Очень глупо, конечно, что я так нервничаю, — храбрилась Эстер.
— Но одно ты мне должен пообещать, Джек. Иди утром в Кломбер, и, если кого-нибудь из них увидишь, надо рассказать, что появились такие странные соседи. Им лучше знать, означает это что-нибудь или нет.
— Хорошо, малышка, — ответил я, возвращаясь с ней в дом. — Тебя слишком разволновали все эти неожиданности, ты должна хорошенько выспаться. Но я, конечно, сделаю так, как ты говоришь, и пусть наши друзья судят сами.
Я дал обещание, чтобы успокоить сестру, но в ярком утреннем свете показалось совершенно бессмысленным воображать, что бедные потерпевшие крушение вегетарианцы могут замышлять что-то недоброе. или иметь какое-то отношение к арендаторам Кломбера. Однако, мне самому нетерпелось повидеть кого-нибудь из Хизерстоунов, так что после завтрака я пошел в усадьбу. Они в своей изоляции ничего не могли знать о последних событиях. Поэтому я не сомневался, что генерал не сочтет меня незванным гостем, если я принесу такие новости.
Окрестности усадьбы выглядели по-прежнему печальными и заброшеными. Сквозь толстую железную решетку ворот не виднелось никого из обитателей. Шторм сломал одну из огромных шотландских елей, и ее длинный рыжеватый ствол лежал поперек заросшей травой аллеи, но никто не пытался убрать его. Все кругом по-прежнему выглядело неухоженным и запущенным — кроме массивной и надежной ограды.
Я прошелся вдоль нее до нашего прежнего места свиданий и не обнаружил ни одной щели, сквозь которую мог бы взглянуть на дом, потому что ограду починили, и теперь каждая доска плотно заходила за другую. Однако мне все же удалось найти брешь в пару дюймов шириной, и я устроился возле нее с твердым намерением не покидать своего поста покуда не найду случая поговорить с кем-либо из жителей усадьбы. В самом деле, безжизненный вид дома заставил так похолодеть мое сердце, что я даже решился в случае неудачи перелезть через ограду, рискуя навлечь на себя неудовольствие генерала, скорее, чем вернуться без всяких известий о Хизерстоунах.
К счастью, такая крайность не понадобилась, потому что я и получаса не просидел, как услышал резкий звук открываемого замка, и сам генерал показался из парадной двери.
К моему удивлению он был одет в военную форму, причем не в обычную форму британской армии. Красная куртка непривычного покроя явно видала виды. Брюки, неокгда белые, выцвели до грязной желтизны. С широким красным поясом и прямой саблей у бедра генерал предстал прекрасным образцом ушедшего в прошлое типа — офицер роты принца Джона сорокалетней давности.