Тайна королевы
Шрифт:
– Прекрасно сыграно, сэр!
– Недурно сыграно, – подтвердил и Полоний, а Офелия, скинувшая свое женское платье и оставшаяся в мужской куртке, воскликнула с торжеством:
– Посмотрите, какое кислое выражение лица у Джильберта!
Но Мерриот был настолько благороден, что не стал радоваться унижению своего врага, а обрадовался тому, что Шекспир самолично поблагодарил его за игру, а затем он отошел немного в сторону и стал упражняться со своей рапирой, приготовляясь к сцене поединка.
Отчасти благодаря именно его умению обращаться с рапирой, Шекспир и поручил ему играть Лаэрта; будучи дворянином, Гель прекрасно владел этим благородным оружием, заменившим везде мечи и щиты. Будучи еще в Оксфорде, при жизни своих родителей, когда процесс, затеянный Беркширской отраслью его фамилии, еще не лишил его крова и не заставил бежать в Лондон, чтобы найти какие-нибудь средства существования,
Вся публика была настроена очень нервно, напряжение ее дошло до высшей степени, как и должно быть всегда в пятом акте, перед концом пьесы. Все мужчины: солдаты, ученые, приказчики, лорды – все они принимали живое участие в происходившем на сцене поединке и поощряли сражавшихся восклицаниями и советами. Симпатия всех была, конечно, на стороне Гамлета, но для всех было ясно, что Лаэрт несравненно лучше владеет оружием и только по необходимости оставляет победу за ним. Благородная манера, с которой Лаэрт признал себя побежденным, положительно наэлектризовала публику и расположила ее в пользу этого актера. Во время поединка, когда Лаэрт сделал движение, долженствовавшее на самом деле обязательно ранить Гамлета, из публики вдруг раздался громкий голос:
– Я знал, что удар этот будет нанесен, Мерриот! Это – я, Кит Боттль!
Когда Лаэрт наконец сознался в измене и просил прощения у Гамлета, все положительно были на стороне Геля: так хорошо он фехтовал и с таким жаром играл свою роль. Когда спектакль кончился, он был настроен так же радостно, как и все остальные актеры, обменивавшиеся оживленными замечаниями и спешившие переменить свои богатые одежды на обычный костюм.
– Пойдем с нами к «Соколу» выпить бокала два пива, а затем в «Морскую Деву» поужинать, – сказал Шекспир Гелю, когда, спустя несколько времени после окончания спектакля, тот вышел из театра в довольно поношенном платье коричневого шелка и бархата. Шекспира сопровождали Геминдж, Слай, Конделль и Флетчер, который был директором этой группы. Все шестеро быстро направились через поле в таверну, кутаясь в свои короткие плащи, защищавшие их от ветра. Таверна «Сокол» лежала на западном берегу и отделялась от реки только небольшим садиком; когда актеры подошли к ней, из дверей ее вышла группа аристократов, направлявшихся к лодке, чтобы переехать в другую часть города.
– Подождите немного, – быстро заметил Флетчер, – может быть, нам удастся услышать отзыв о сегодняшней пьесе. Лорд Эджбюри – лучший знаток в этом деле во всей Англии.
Актеры отошли немного в сторону и сделали вид, будто читают афишу.
– Конечно, эта пьеса захватывает внимание, – говорил лорд Эджбюри своим спутникам, – но в общем это – чепуха. Может быть, пьеса продержится неделю, так как заключает в себе аллегорию на современные темы, но не дольше, будущности она не имеет.
– Большое спасибо и за это, – тихо заметил Слай своим товарищам, – все же он оказался щедрее Грове: тот дал всего три дня, этот дает неделю. Плюнем на всех этих пророков и зайдем в таверну.
Лорд Эджбюри и Джиль Грове, вы живы и до сих пор! На всяком первом представлении всегда находятся подобные вам, но на этот раз вы немножко ошиблись: вместо трех дней или недели вам следовало сказать, по крайней мере, триста лет, если не более; конечно, это немного в сравнении с вечностью, но для человеческой жизни этого вполне достаточно.
II. В тавернах
Чтобы не останавливаться впоследствии на отдельных описаниях господствовавших тогда мод, существовавших тогда улиц, домов, общего вида всего общества и тому подобных вещей, мы скажем здесь вкратце, что дело происходило в 1601 г., на 45 году царствования Елизаветы, и положение дел было следующее. Англия находилась в первом периоде небывалого в мире возрождения; неизвестные до сих пор комфорт и роскошь, новые мысли, новые способы удовольствии положительно придали всем англичанам какую-то лихорадочную страсть жить как можно веселее; мужчины носили бороды самых разнообразных фасонов, блестящие куртки и шелковые штаны до колен, брыжи, бархатные плащи, украшенные кружевами, и шляпы с перьями; женщины носили высокие узкие корсажи и пышные рукава, платья спереди были все с разрезами, чтобы видны были нижние юбки; многие женщины красились и носили фальшивые волосы; одежды как мужчин, так и женщин сверкали драгоценными камнями, серебром и золотом; лондонцы в те времена считались наиболее богато одетыми людьми всего мира. Дома в Лондоне были деревянные, но оштукатуренные и с разными шпицами; построены они были таким образом, что верхние этажи выступали вперед и затемняли нижние, а также и узкие длинные улицы; разодетая публика на этих улицах разнообразилась еще бесчисленным множеством иностранцев, стекавшихся сюда со всех сторон; кареты, хотя и недавно введенные в употребление, изобиловали на улицах, наравне с телегами и повозками; серые церкви и разоренные монастыри, епископские дворцы и дома дворян с различными украшениями и башнями встречались повсюду в самом городе и его окрестностях; католики иногда подвергались теперь такому же преследованию, как когда-то преследовали протестантов; было там и множество гордых, могущественных лордов, но теперь все они стекались в Лондон и жили в великолепных дворцах на набережной или в окрестностях, вместо того чтобы ютиться в своих отдаленных замках, как было раньше; драчливые работники в шерстяных шапочках и кожаных куртках так же легко воспринимали всякую мнимую или настоящую обиду, как и их господа; первые расплачивались за них ножами, вторые употребляли для этого рапиры с золотыми или серебряными рукоятками; все таверны кишели бородатыми солдатами, побывавшими во Фландрии и в Испании и изощрявшимися в разного рода ругательствах; находилось множество охотников послушать разные хвастливые рассказы моряков, побывавших под командою Дрека и Ралея у испанских берегов; табак в то время только входил в употребление, но курение прививалось быстро и сильно афишировалось; все сословия верили еще в духов и ведьм, и находилось только несколько «атеистов» вроде Кита Марлова и Вальтера Ралея, не веривших в них; неукрощенная еще Англия продолжала веселиться, по-прежнему устраивая народные спектакли и празднества, танцуя прежние веселые и характерные танцы, хотя пуританизм уже начинал кое-где ясно проявлять свое влияние, и наконец последняя новость: только что совершившаяся казнь беспокойного герцога Эссекского и знаменитый процесс против его единомышленников, заключенных по тюрьмам.
Прежде чем войти в таверну «Сокол», Мерриот еще раз быстро оглянулся кругом, как бы надеясь увидеть где-нибудь очаровавшую его красавицу, которая, может быть, еще находилась поблизости театра. Но публика, переполнявшая театр, разбрелась уже во все стороны, и здесь, на берегу Темзы, виднелись только еще женщины, стоявшие гораздо ниже ее в смысле общественного положения. Гель вздохнул и последовал за своими спутниками в таверну.
Они прошли через общий зал, чтобы попасть в комнату, где они могли сидеть одни без посторонних; вдруг к ним подошел высокого роста человек с черной бородой, с грубыми и резкими чертами лица, средних лет, одетый в старую засаленную куртку красного цвета и коричневые бархатные штаны до колен, с жалкими остатками широкополой шляпы на голове, с длинным мечом и кинжалом, висевшими у него за поясом. Башмаки его были в таком состоянии, что почти не заслуживали больше этого названия, а шерстяной коричневый плащ имел вид оборванной тряпки. Лицо его было пасмурно и задумчиво, но, как только он увидел актеров, он сразу напустил на себя вид развязного человека, которому очень везет в жизни.
– Актеры идут сюда, милорд, – произнес он напыщенно слова, цитируемые из пьесы. – Недурная трагедия, мастер Шекспир, очень недурная! Прямо даже превосходная!
– Несмотря на то, что ты сделал всё со своей стороны, чтобы испортить ее, крикнув на весь театр во время поединка, Кит Боттль, – заметил Виль Слай.
– Капитан Боттль, прошу вас это помнить, милостивый государь, – ответил ему Боттль, принимая важный вид, – так, по крайней мере, меня звали в то время, как я унес с поля сражения сэра Филиппа Сиднея и вел свою команду за лордом Эссексом при Кадиксе.
Как же ты поживаешь, капитан Кит? – спросил Шекспир, и в голосе его прозвучала грустная нотка.
– Прекрасно, как всегда, – ответил Кит, – марширую вот под эту музыку.
Он вынул кошель и потряс им в воздухе, чтобы заставить зазвенеть монеты.
Пропустив вперед всех актеров, Кит дернул за рукав Мерриота, проходившего последним. Когда они очутились вдвоем в отдаленном углу комнаты, Боттль сразу изменил тон и сказал:
– Нет ли у тебя лишнего шиллинга или двух, только до завтрашнего дня, клянусь тебе в этом. Я знаю, что получу сегодня деньги. Мне нужно только иметь шиллинг или два, чтобы начать игру в кости. Я знаю, что сегодня чертовски повезет мне. Видишь ли, в чем дело, юноша, я не могу солгать тебе, а обстоятельства мои плохи: я не ел со вчерашнего дня.