Тайна «Коварной русалки»

Устинова Анна Вячеславовна

– Утопленник? – совершенно забыл Степаныч, что собирался идти домой. – Где?

– На Богском пгуду! – воскликнул Павел Потапович.

– На Борском пруду? – переспросил капитан Шмельков. – Вот, раскудри тебя береза!

– Меня? – спросил Павел Потапович.

– Нет, это я так, – махнул рукою Шмельков. А про себя добавил: «Похоже, я этим летом погряз в криминале. Надо же, с июня месяца уже третий случай. И с транспортом полный завал».

Мотоцикл капитана и впрямь рассыпался от древности. На автомобиль же, о котором уже несколько лет мечтал Алексей Борисович,

денег его отделению милиции все никак не выделяли. Капитан по этому поводу часто сетовал: «Район у меня большой. Так сказать, с пространством. Тут без надежного транспорта хочешь не хочешь, а раскрываемость не повысится. Я же не какой-нибудь там чемпион мира, чтобы преступников на своих двоих догонять».

– Утопленника-то на какой берег пруда вынесло? Может, на дальний? – с надеждою произнес Шмельков, ибо дальний берег Борского пруда находился в ведении другого отделения милиции.

– На наш, – откликнулся действительный и почетный член почти всех академий мира.

– Плохо, – печально вздохнул капитан.

– Не пвохо, а пгосто ужасно! – всплеснул пухленькими ручками Павел Потапович.

– Это смотря кому, – меланхолично изрек капитан. – Утопленнику, конечно, ужасно и родным его тоже, если они у него имеются. А мне просто плохо. Потому как еще одно дело расследовать. Тем более что труп имеется.

– Он пока еще не тгуп, – прокартавил почтенный академик. – И даже подает некотогые пгизнаки жизни. Там с ним Тяпочка возится. И «Скогую помощь» я из стогожки Степаныча вызвав.

Услыхав про Тяпочку, члены Тайного братства украдкой фыркнули. Очень уж не вязалось это ласкательно-детское имя с огромным и толстым сыном Павла Потаповича – Потапом Павловичем. Отпрыск почтенного академика выбился в очень крупные бизнесмены. И, как утверждали злые языки, бизнес его отдавал сильным мафиозным душком. Выглядел Тяпа соответственно. На запястье и на груди у него красовалось по массивной золотой цепи. А из кармана просторного пиджака выглядывала трубка сотового телефона.

– Потап Павлович? – вскричал Степаныч. – Там? А почему же мы тут стоим? Едем, Алексей!

И доблестный сторож поселка Красные Горы, прихватив ружье, первым вскочил в коляску мотоцикла. Павел Потапович, быстро проговорив: «Обожаю кататься на этой штуковине!» – мигом оказался на заднем сиденье. Шмельков завел мотор, и вся троица скрылась в облаке пыли. Члены Тайного братства тоже не зевали.

– Бежим напрямик! – скомандовал Петька. – Через участки.

Ребята так и поступили. Конечно, им пришлось преодолеть немало препятствий. Через заборы, под заборы, а порой – и сквозь заборы. Но усилия прошли не впустую. Друзья оказались на берегу пруда почти одновременно со Шмельковым, Павлом Потаповичем и Степанычем. Правда, ребятам сопутствовала удача. Ибо выяснилось, что мотоцикл у Шмелькова по дороге заглох.

«Утопленник» лежал на пологом берегу пруда. Над ним высилась глыба мощных телес Тяпы Верещинского, который пытался привести пострадавшего в чувство.

– По-моему, тут уже не поможешь, – мрачно изрек Димка. – Вон какой бледный. Явно покойник.

Тут «покойник» исторг тихий стон. Тяпа принялся с удвоенной энергией массировать грудь утопленнику.

– Давай, давай, Тяпочка! – подбадривал сына Павел Потапович. – Моводец! Хогошо у тебя повучается!

– Потап Павлович, устали небось? – льстиво проговорил Степаныч.

В отличие от прочих обитателей поселка, он всегда именовал Тяпу не иначе как по имени-отчеству и относился к нему с большим уважением. Дело в том, что каждый раз, проезжая мимо шлагбаума на своем «Мерседесе», Тяпа давал Степанычу десять долларов в твердой валюте. Степанычу это очень нравилось.

– Давайте, Потап Павлович, я вам помогу, – склонился Степаныч над «утопленником».

– Уже не надо, – ответил Тяпа.

Словно бы в подтверждение его слов, «утопленник» открыл глаза.

– Ну, очухался? – заботливо склонился над ним Тяпа Верещинский.

«Утопленник» вдруг поднял руку, в которой была зажата какая-то деревяшка, и ударил своего спасителя по голове. Тот, взвыв от боли и неожиданности, отскочил в сторону. «Утопленник», ошалело вращая глазами, попытался угостить деревяшкой Степаныча, но на сей раз промазал. И обессиленно откинулся на траву.

– Ну, ни хрена себе жмурик, – потер ушибленную голову Тяпа.

– И как у тебя только рука поднялась на Потапа Павловича? – мигом начал отчитывать «утопленника» Степаныч.

– Ах, оставьте его, – воскликнул Павел Потапович. – Неужеви не понимаете? Он сейчас в шоке!

– Знаем мы таких в шоке, – не поверил бывший заслуженный работник органов правопорядка.

– Главное, что он жив. А значит, и никакого дела заводить не нужно, – произнес с очень довольным видом Шмельков.

Тут Тяпа в целях безопасности вырвал из рук «утопленника» деревяшку. Сын Павла Потаповича уже размахнулся, чтобы закинуть ее подальше, но рука его вдруг замерла на полпути.

– А что это у него такое? – уставился Тяпа на деревяшку.

Остальные тоже посмотрели. Тяпа держал в руке позолоченный обломок рамы.

– По-моему, это от картины! – тут же воскликнула Настя.

– Чудеса в гешете! – откликнулся Павел Потапович. – Кагтина в пгуду?

– А почем нам, отец, с тобой знать? – хохотнул вдруг Тяпа. – Может, у этого жмурика там, на дне, целая картинная галерея!

– А не от той ли русалки эта рама? – вдруг осенило Шмелькова. – Эй, – потряс он «утопленника» за плечо. – Ты это откуда взял?

– Не подходи! Убью! – вращая глазами, крикнул «утопленник».

– Ну, агрессивный парень! – не переставал изумляться Тяпа Верещинский.

– Убью! – продолжал орать пострадавший.

– Отвечай, откуда взял раму! – напирал на него бесстрашный Степаныч.

– Иван Степанович! Помивуйте! – вступился за пострадавшего почтенный Павел Потапович. – Я же вам говогив! Чевовек чуть быво не утонув. Тепегь он пгебывает в гвубоком шоке. В таких свучаях мы довжны пгояввять состгадание и мивосегдие!

– Сострадание, милосердие, – проворчал Степаныч. – Вот он сейчас в своем глубоком шоке кого-нибудь пристукнет, будет вам милосердие.