Тайна Красного озера. Падение Тисима-Ретто
Шрифт:
— Перископ!
Да, это был перископ подводной лодки. Грибанов почувствовал, как по спине побежали мурашки. Перископ шел параллельным курсом, чуть позади баржи. Видимо, подводная лодка старалась обойти баржу и отрезать ей путь на запад. Но нет, она продолжает держать ту же дистанцию.
Кто знает, сколько времени шла подлодка параллельно барже, не приближаясь к ней и не удаляясь! Грибанову это время показалось вечностью. „Что за чертовщина! — подумал он наконец. — Или они боятся вступить в открытый бой? А может быть, вызвали эсминец с острова? Ну, я живым не сдамся!“
Во второй половине дня он услышал гул в небе. Так вот в чем дело, подлодка вызвала самолеты! Их два, с красными кругами на плоскостях — японские истребители.
Грибанов приказал Кэ Сун-ю приготовить пулемет и патроны, а сам, закрыв дверь шкиперской рубки на крючок, стал наблюдать за самолетами. Когда пулемет был установлен сбоку рубки, Грибанов крикнул шкиперу, чтобы тот вел баржу зигзагами, и стал приспосабливаться к стрельбе из пулемета. Самолеты прошли над баржей к западу, развернулись и стали снижаться. Вот они зашли по курсу баржи, и тотчас заработали пулеметы. Струи трассирующих пуль хлестнули по морю впереди баржи, и в ответ такие же потянулись к переднему истребителю. Самолет резко взмыл кверху и, сделав там боевой разворот, видимо готовился пикировать. Но и Грибанов не дремал. Он быстро сменил магазин и снова изготовился к стрельбе. О подлодке он забыл и делал все с завидным хладнокровием.
Самолет и в самом деле пошел в пике на баржу, осыпая ее короткими очередями трассирующих пуль. Трудно сказать, был ли самурайский пилот отчаянным асом или отнесся к своему противнику слишком беспечно, но он пикировал почти до бреющего полета. Все это время, как казалось Грибанову, самолет сидел на мушке его пулемета. Грибанов жал на гашетку и удивлялся: почему же его пули не поражают стервятника? В ушах у него звенело от пулеметного треска. Когда самолет, взмыв кверху, соскочил с мушки, Грибанов разглядел позади его струйку дыма… Она становилась все длиннее и гуще! Самолет уже больше не разворачивался. Он уходил на восток. Шлейф дыма делался все чернее и шире и вдруг, переломился, смешался. Самолет вспыхнул и упал в море. Дым еще долго таял над тем местом, где нашел свой бесславный конец самурай. Второй самолет, покружившись над местом гибели, улетел и потерялся из виду.
Увлекшись боем, Грибанов не видел, что делалось у него за спиной на барже, а когда посмотрел, то отшатнулся. У стенки баржи лежал в луже крови солдат-японец, а рядом с ним Кэ Сун-ю перевязывал плечо Гао Цзиню. Грибанов подошел. Солдат был мертв, у Гао Цзи-ня тяжелое ранение: четыре пули прострочили ему левое плечо, раздробив лопатку.
Не успел Грибанов узнать, что тут произошло, как услышал крик Комадзава. Тот показывал рукой на север. Грибанов посмотрел туда и обомлел: подводная лодка всплыла и идет наперерез курсу баржи. Что делать? Майор снова кинулся к пулемету. „Бить каждого, кто высунется из боевой рубки“, — думал при этом Грибанов.
Удобно, примостившись, он зарядил пулемет и стал рассматривать подводную лодку в бинокль. Сначала ему показалось, что у него рябит в глазах: иероглиф на носу подлодки похож почему-то на русскую букву „щ“. Протер глаза, поглядел снова. Черт побери, так оно и есть! Буква „щ“ теперь ясно видна. „Щука“! Наша, советская! И номер рядом. У Грибанова закружилась голова. Он внимательно осматривал каждую линию силуэта подлодки. Да, да, советская. Из боевой рубки высовываются головы в кожаных шлемах.
— Братки, родные! — зашептал ослабевший от счастья разведчик.
А подводная лодка быстро шла наперерез барже.
— Заглушить мотор! — крикнул Грибанов шкиперу. Баржа остановилась. Грибанов снял китель и начал размахивать им над головой. Подводная лодка тоже остановилась. Там появился над боевой рубкой сигнальщик и стал махать флажками. „Кто такие? — прочел Грибанов. — Что за судно?“ Грибанов в мгновение ока сбросил с ног японские дзикатаби, и они замелькали в воздухе, выписывая знаками: „Майор Грибанов, бегу из японского плена, прошу помощи“.
Подводная лодка медленно двинулась к барже. Не дойдя метров десять, она отработала винтами задний ход и остановилась, блестя под солнцем мокрой палубой. В рубке два пулемета, дула направлены на баржу.
— Кто здесь майор Грибанов? — крикнул сумрачный чернявый молодой человек из рубки. Он снял шлем, и ветер трепал его красивую шевелюру.
— Я майор Грибанов!
— Кто еще есть с вами?
Грибанов объяснил.
— Да тут целый интернационал, — подобревшим голосом проговорил сумрачный молодой человек. — Оружие сложить, всем стоять на месте с поднятыми руками.
Скоро надувная резиновая лодка перевезла всех с баржи на подлодку. Документов у Грибанова никаких. Долго объяснялись. Чернявый и про Грибанова слышал, про „Путятина“ знает, но…
— Вы знаете, что мы в состоянии войны с Японией?
— Да ну! И давно?
— Шестые сутки. Пока мы вынуждены изолировать вас. Пусть командование разбирается…
В РЕШАЮЩЕМ БОЮ
Звонок полевого телефона поднял генерала Цуцуми в половине пятого утра.
— Господин командующий? — голос Кувахара выдавал его крайнюю тревогу. — В заливе Северном русские высадили десант. Да, да! Противником заняты первая и вторая линии наших траншей и дзотов. Из боевого охранения докладывают, что десант весьма многочислен. Уже блокировано несколько дзотов, связанных с подземными укреплениями. Линия подземных ходов уже пересечена противником и осталась у него в тылу. Все наличные силы на этом участке брошены в бой. Какие будут приказания, господин командующий?
— Коматта-на-а, — простонал генерал. — Не уступайте ни на шаг! Я скоро буду у вас.
Этой минуты генерал Цуцуми ожидал давно, с тех пор, как русские вступили в войну. Обстановка складывалась ужасно. Несчастье обрушивались одно за другим. Узнав о провале экспедиции Гото и о том, что угнанная баржа исчезла бесследно, командующий очень нелестно подумал о себе: „Глуп! Как можно было верить в способности этого идиота Гото! Разве мог он противостоять изобретательности русского разведчика? И как можно было в нынешних условиях рассчитывать на преданность солдат императору?“ Допрос подпоручика Хаттори с применением пыток открыл генералу Цуцуми глаза на действительное положение в армии. Хаттори признался во всем: и в своих связях с Комадзава и в связях с русскими, сказал и о связях Комадзава с бунтовщиками, среди которых — о Аматэрасу-Оомиками! — инженер-капитан Тиба, которого командующий считал одним из самых преданных офицеров.
Теперь у командующего не оставалось никаких сомнений относительно того, что захват десантной баржи организован инженер-капитаном Тиба для побега с острова русского майора Грибанова. Баржа была найдена в море вчера под вечер. В ней никого не было. Из этого можно было сделать соответствующие выводы. Но до сегодняшнего утра, до звонка Кувахара, генерал не считал положение безнадежным. Из перехваченных радиопередач американцев генерал Цуцуми знал, что союзники предъявили Японии ультиматум о безоговорочной капитуляции. Но это еще не означало, что остров Минами должен попасть в руки русских. Если уж суждено капитулировать, то перед американцами, а не перед русскими, которых генерал Цуцуми имел основание особенно опасаться. Он вчера утром пригласил к себе обоих пленных, американцев и после чрезвычайно любезного разговора с ними, — Цуцуми хорошо владел английским языком, — предложил Бричу сделать попытку связаться по радио с командованием пятого американского флота, корабли которого иногда показывались к востоку от острова Минами. Капитан Брич охотно принял предложение, и теперь вместе с Кэботом они посменно сидели с наушниками у рации.