Тайна лотоса
Шрифт:
— Не смей!
Кулаки сжались сами собой, но фараон заставил ноги стоять на месте.
— Не смей приписывать мне грехи, которых за мной нет! Я довольно прогневал Великую Хатор, но нынче и душа, и тело мои свободны от греховных помыслов. И я вижу, что Хатор простила меня… Я столько молил Пта, и он не слышал меня, но стоило жрице Хатор замолвить обо мне слово — я получил ответ.
Сети сделал шаг к фараону и теперь мог бы дотронуться до его груди, но нет, даже наедине он не позволял себе лишних вольностей.
— Так Пентаур принёс ответ от Амени?
Фараон
— Мы говорили с ним о твоей дочери.
— Какой прок в беседах с простым жрецом, когда мы ждём разрешение от Амени?
— Пентаур не простой жрец. Он жрец бога Пта и отличный врач. Даже если Амени даст разрешение на брак, я не возьму твою дочь.
На мгновение воцарилась тишина. Сети открыл рот, но фараон успел остановить его поднятием руки.
— Я возьму твою дочь, но не сейчас. Когда мы видели Асенат последний раз до прошлого разлива Реки, у неё и груди ещё не было…
— Девочки взрослеют очень быстро, — не смог сдержаться Сети.
— Насколько быстро… Даже если грудь её станет половинкой граната, Асенат не готова ещё стать матерью. Я слишком её люблю, чтобы подвергать опасности.
— Ты взял Никотрису в тринадцать. Асенат скоро исполнится двенадцать.
— Не сравнивай их. Никотриса уже в десять лет носила платья. Она в мать. И твоя дочь в мать. Сам вспомни, как тяжело было в родах твоей жене. Я не сделаю подобного с твоей дочерью.
По лицу Сети ускользнула тень.
— Ты только что сказал, что я не люблю жену.
— Я этого не говорил. Я сказал лишь то, что не хочу подвергать твою дочь опасности, которой ты подверг её мать по незнанию. Ты не виноват, а мне придётся каяться и перед Хатор, и перед Таверет, если с Асенат случится беда. И вот потому я пью. Потому что оставлю Кемет ещё на три года без наследника. Отец слишком рано ушёл в иной мир, вручив мне бесплодную жену.
— Теперь ты обвиняешь отца! Ты знал с рождения, что женишься на Никотрисе, потому что нет больше во дворце царской крови, достойной тебя, и то не был выбор отца, то был выбор Богов. И теперь выбор Богов — моя дочь, и никто из нас не смеет противиться высшей воле.
— Ты ничего не знаешь про волю богов, а я знаю! — фараон поднял руку и оттолкнул брата. От неожиданности Сети даже пошатнулся. — Моя гробница закончена. Осталось расписать её. И если я не дождусь брака с твоей дочерью…
— Ты и в правду не дождёшься, коль не прекратишь пить!
— Не смей перебивать своего повелителя! — уже рычал фараон. — Если я умру, ты отдашь Асенат Райе, и в их наследнике будет довольно отцовской крови, чтобы править Кеметом. А пока мой сын подрастает, ты будешь направлять его действия во благо Кемета.
— Райя, ты болен? — голос Сети задрожал. — Ты что-то скрываешь? — Фараон покачал головой. — Так отчего ты вдруг заговорил о сыне, которого даже не ты учил стрелять из лука?
Фараон отвернулся.
— Я был ему плохим отцом, но я хочу остаться добрым дядей для Асенат много больше, чем плохим мужем. Мой Райя на год младше твоей Асенат, но когда придёт время, он будет уже способен произвести потомство, и она будет способна родить здорового ребёнка, — фараон тяжело вздохнул и поманил к себе Сети. — Не смотри, что Райя бастард. Смотри на то, что в нём моя кровь. И рождён он был в любви.
Фараон ухватил Сети за плечи и уткнулся головой ему в грудь.
— Отчего Боги столько лет оставались глухи к моим молитвам? И отчего хватило одной от Нен-Нуфер, чтобы у меня открылись глаза? Отчего?
Сети обнял его и прошептал на ухо:
— Я не понимаю тебя, Райя. Что она сделала, кроме как раздразнила тебя своим телом?
— Она сказала, что молится за меня и Никотрису, и той же ночью я, тая последнюю надежду, отправился к Никотрисе. И что думаешь? — фараон продолжал прятаться на груди брата. — Я оказался бессилен. Что только она ни делала… И так весь этот месяц…
Сети затряс царственного брата за плечи:
— И потому ты пьёшь? Неужели? Никотриса никому не скажет.
Фараон усмехнулся.
— За кого ты меня принимаешь? Во дворце довольно женщин, чтобы опровергнуть её слова. Я пью, потому что отец ушёл слишком рано, оставив по себе никчёмного правителя, с которым не желают говорить Боги! Отчего я тратил на Никотрису столько лет вместо того, чтобы заниматься сыном? Слушай, не будь я тогда с Райей, я бы не узнал от него про Кекемура. Это знак от Хатор. Знак от неё, не от Пта. Это знак, что я должен теперь воспитать себе достойную замену. Райя умён, хотя и взбалмошен, как его мать. Он не усидчив в ученье, но коль найти ему достойного учителя, — теперь фараон держал брата за плечи. — Я всё думал послать его к Пентауру… Или Амени даст моему сыну иного учителя. И Асенат, твоя Асенат может учиться вместе с ним, и тогда я спокойно смогу начать роспись гробницы.
Сети молчал и не двигался, а потом сказал совсем тихо:
— Ступай спать, Райя.
— Я не могу уснуть. Неужто ты не понимаешь!
— Тогда я приведу к тебе кого-нибудь.
— Я не хочу женщину. Я хочу спать. Но Боги лишают меня сна…
— Ты сам лишаешь себя сна чрезмерными возлияниями и чрезмерными мыслями. Я приведу к тебе женщину, и ты уснёшь.
— Нет, лучше отведи меня на террасу. Ночные воды Реки дарят спокойствие и прохладу. Там я сумею уснуть.
И братья молча пошли плечом к плечу по длинному коридору, через тронный зал на террасу, затенённую пальмами от лунного света, и легли прямо на пол, будто вновь были мальчишками.
— Надо будет как-нибудь взять сюда Райю. Ему понравится, — сказал фараон, лёжа с открытыми глазами. — Я хочу послать в Фивы богатые дары. И обязательно скажу Тирии про Нен-Нуфер. Она не должна быть простой жрицей. Её слишком любят Боги.
Сети сжал брату руку.
— Её слишком любит фараон. Так что не смей даже заикаться о Нен-Нуфер перед Тирией. Женщины читают по глазам. Не навреди Нен-Нуфер за всё то добро, что она сделала для тебя.
Фараон минуту лежал молча.
— Наверное, ты прав. Она уже слишком натерпелась за меня… Я должен был оказаться подле Реки…