Тайна Лучкиных болот
Шрифт:
Вот дело, подумал Иван, тропу такую изведать! Его ведь то матушка, то отец с дедами отправляют по какому-нибудь делу, то в Кузнецово, то в саму Старокаменку. А знать такую тропу – да он одним днём обернёшься, это же сколько дел можно переделать! Ваня даже о промокших своих онучах позабыл!
– Идём! А ты сама ведь по делу шла? Как же?
– Так мне уж обратно пора, – улыбнулась девушка, – Это я нарочно сказала, что со Старокаменки иду. А сама уже обратно направляюсь, в вашей Бобровке была. Ты коня-то покуда тут оставь, стреножь или на длинную оставь, тут в низине пасьба хорошая. Без него
– Как оставить? А ну как – волки! – засомневался Иван, – Про Грома-то я и позабыл. Давай уж тогда в другой раз, уговоримся, когда покажешь тропу. Ты не думай, я тебе в благодарность такие серьги подарю, к Бобровке ни у кого таких не будет, кузнечу я помаленьку в тятиной кузне. Народ сказывает, хорошо у меня получается девичьи украшения делать. Как звать то тебя?
– Лукерьей зови, – нахмурилась девушка, – А в другой раз показать уж не станется, недосуг мне ходить! А волки… никто твоего Грома не тронет, будь покоен, и коли хочешь – в сей час пошли, а нет – так и забудь, старыми дорогами ходи, кузнец.
Уж больно любопытно Ивану, хочется тропу изведать, а после деду Антипу хватиться, что он вот только давеча дома был, и матушкины пироги ему горячими донёс!
Чуть распустил на Громе подпруги, каурый никогда не упустит такой оказии пузо набить травой, осмотрелся кругом… туман стал ещё гуще, сизоватые его клубы поднимались уже над пригорком.
«Ну вот и ладно, пока я веши через топь ставить буду, может и туман рассеется, – подумал Иван, – А там ворочусь, Грома заберу, да до деда бегом! Скоро обернусь!»
Лукерья уже стояла на тропе и ждала, когда Иван последует за нею. Он оглядел тропу, страшно всё же, одно дело – девчонка лёгкая, а другое – он, здоровый парняга… А ну как – плавун, как дед сказывал? Уйдёшь вниз, в топь, и «ой» сказать не поспеешь…
– Иди, не бойся, – рассмеялась Лукерья, – Худого не случится!
Вроде как и стыдно стало Ивану, забоялся, а девчонка смеётся… Ступил на тропу, а она и не топкая, сухая да такая торная… Как же он раньше её тут не видел? Догнал он Лукерью, за ней идёт, а сам примечает путь. Где ветку сломит, где поставит припасённую хворостину.
Глава 2.
Дед Антип ждал правнука, облокотившись на каменную изгородь, окружавшую его подворье на Смолкином выселке. Никто не ведает, как и когда появилась эта каменная ограда высотою по грудь взрослому человеку, но сколько стоял выселок Смолкин, столько и она стояла… а может ещё и раньше была, как знать! В старые-то годы на выселке этом ушкуйники смолу курили, да потом, говорят, царь их на верфи сманил, а может и сами ушли, кто ж теперь разберёт. Дедов отец ещё дом этот на выселке строил, вот и считай, когда это бывало!
Сложенная из пригнанных друг под друга камней, ограда опоясала справное добротное подворье, расположившееся на большой поляне посреди высокого векового бора. Она была сложена у самой опушки леса, и до двора надо было пройти через небольшой луг, проём для входа был загорожен тяжёлой калиткой морёного дерева, закрывающейся верёвочной петлёй, перекинутой на столб.
– Деда, а откуда взялись эти камни? – спрашивал Ванятка, когда был маленький, – Кто такой забор сложил?
– А кто ж знает, – отвечал дед и поглаживал правнука по голове, – И я был в твоих годах, деда своего про это спрашивал. Как так, у всех плетни под самыми окошками, а у нас вон, у опушки каменный забор. Вот и рассказал мне тогда дедко мой, когда его отец построил на выселке дом, так эта изгородь уже стояла. Может раньше чего тут было, дома людские, кто ж теперь скажет. А калитку дед мой сам делал, да. Так оно ведь и удобно – скотина в лес не уйдёт, выпас немаленький кругом дома, и зверю из леса непросто пробраться.
Вот теперь стоял дед Антип, опершись на старые камни, и глядел на вьющуюся меж деревьев тропу. Где Ванятка запропал, завсегда раненько приезжал, до полудня они сколь дел вместе успевали сделать… а теперь вот чего-то заплутал что ли…. Шумел за изгородью вековой лес, и беспокойно становилось на душе у старого Антипа. Что-то тревожное было и в шуме ветра, игравшем в вершинах сосен, и в перекатах ручья под пригорком, и даже в шелесте травы там, за изгородью.
Нахмурившись, он повернулся и зашагал к дому, видимо понял, что не дождаться ему внука сегодня. Заглянув в окно старого, но добротного и крепкого дома, срубленного «на века», можно было увидеть, как он собрал малую котомку, перепоясал рубаху потёртым кушаком и перекрестившись на образа, задул под ними малую лампадку.
Дед Антип вышел на двор и окликнул серую Дымку, дремавшую в тени амбара и одним глазом наблюдавшую за роющимися в земле перед огородом курами. Собака вскочила, заслышав зов хозяин и тут же подбежала к деду, отряхиваясь и заглядывая в глаза.
– Давай-кось, Дымка, сходим, проверим тропу. Никак стряслось что, запропал наш Ванятка… Сейчас дни-то какие, помнишь? Вот, то-то и оно! Немудрено и запропасть…
Через минуту старый Антип, поправляя котомку на спине, скрылся между стволов сосен, притворив за собой тяжёлую калитку в каменной ограде.
Серой Дымке было уже много лет, по собачьим-то годкам, но нюх она имела не хуже любой молодой собаки, а сообразительность и опыт делали её незаменимой помощницей деда Антипа. Вот и сегодня она учуяла не только беспокойство своего хозяина, но и тревогу, витавшую вокруг. Конечно, она знала, что внутри каменной ограды ни её хозяину, ни самой Дымке не грозит никакое зло… но теперь они вышли наружу, да ещё в такой день… Вот сейчас они идут мимо старой запруды – когда-то здесь была мельница, но старый мельник помер, а сыновей себе не нажил, потому все и стали хлеба возить в Кузнецово, на немчинскую мельницу.
Дымка никогда не знала этого мельника, он жил задолго до её короткой собачьей жизни, но сейчас видела, как призванные им «тёмные» до сих пор крутят невидимое мельничное колесо. Если чуть скосить глаза в сторону, тут Дымка недовольно фыркнула, то видны и лица этих «тёмных», измождённые и усталые… Для людей и других живых существ они безобидны, ну, если только не заснуть под вечер на том месте, где крутились невидимые человеческому глазу призрачные жернова. Такой человек рискует, после этого «отдыха» его будет долго мучить головная боль, злость, уныние и нестерпимое желание утопиться в омуте. А всё потому, что «тёмные» выпьют из него столько жизни, на сколько хватит их сил, благо, они невелики…