Тайна Марии Стюарт
Шрифт:
– Надеюсь, в следующем году вы начнете изучать греческий язык, – сказал кардинал. – Ваша латынь выглядит уже вполне прилично. Ты так не думаешь? – обратился он к сестре.
– Моя латынь недостаточно хороша, чтобы судить об этом, – возразила она. – Но, разумеется, нужно добавить древнегреческий, если ты считаешь, что она готова к этому. А ты, мой дорогой le Balafre, что ты думаешь о нашем положении?
Мускулистый герцог беспокойно ерзал на стуле; он явно не любил долго сидеть
– Думаю, мы должны выступить с предложением устроить для нее отдельный двор, как только это будет возможно. Но предупреждаю: король и королева предпочитают держать ее при себе.
– Я не хочу иметь отдельный двор, – внезапно вмешалась Мария. – Лучше я буду жить с королевскими детьми, особенно вместе с Франциском.
Ее мать удивленно распахнула глаза.
– О, так тебе нравится Франциск?
– Да. – Почему все задают ей этот вопрос?
– Это хорошо, очень хорошо, – сказал герцог. – Но помните: вам придется провести с ним остаток жизни. Когда вы станете немного старше, для вас будет лучше иметь собственную свиту и отдельное жилье.
– Но почему? И для кого это будет лучше?
– Для вас, дитя мое, – произнес кардинал. – Если Франциск видит вас каждый день, как будто вы приходитесь ему сестрой, то он может начать думать о вас как о сестре, а не как о будущей супруге.
– Но я буду скучать по нему! – Мария определенно не хотела иметь отдельный двор, где будет слишком много взрослых людей.
– Хорошо, мы посмотрим, – примирительно сказала ее мать. – Может быть, этого и не понадобится.
Когда они остались наедине, Мария де Гиз с удовольствием осмотрела жилье дочери. Она попросила Марию показать ей свой богатый гардероб, полки и сундуки с игрушками, миниатюрную резную мебель. Наконец она опустилась на один из детских стульев, нависая над ним, взяла Марию за руку и глубоко заглянула в глаза дочери.
– Теперь пора поговорить о действительно важных вещах, – посерьезнела она. Девочке оставалось лишь гадать, что мать имеет в виду.
– Да, maman?
– Нам нужно поговорить о твоей вере. Ты так же прилежна в ней, как и в твоих уроках? Вера имеет гораздо более важное значение.
– Да, maman. У нас есть священник, очень добрый и ученый человек…
– Тебе пора иметь личного исповедника. Я найду подходящего человека и прикреплю его к тебе… только к тебе. Ты понимаешь?
Мария начала было отвечать, когда заметила, какой усталой выглядит ее мать. У ее глаз собрались мелкие морщины, а улыбка больше не казалась легкой и непринужденной.
– Тебе тяжело, – наконец сказала она вместо ответа. – Что тебя так беспокоит?
– Жестокость этого мира, – ответила королева-мать после недолгого молчания. Она подумала о неблагодарности в награду за ее труды по освобождению шотландских пленников от каторжных работ на французских галерах. Как только Нокс и его приспешники оказались на свободе, они начали поливать ее грязью, устраивать нападки на ее религию и правительство.
– Однако я все равно говорю тебе и хочу, чтобы ты всегда помнила об этом, что доброта и сострадание являются главными добродетелями независимо от того, что происходит в мире.
– Я постараюсь быть доброй и хорошей, maman, – пообещала Мария. – Я запомню твои слова.
Мария одновременно радовалась и печалилась. Она радовалась потому, что предстоял большой праздник, целых три дня с турниром лучников, игрой в теннис, танцами и охотой. А печалилась потому, что праздник устраивали в честь отъезда ее матери, которая возвращалась в Шотландию. Правда, прошел целый год. Ей посчастливилось провести его рядом с матерью, но время, казалось, ускорило свой бег, и каждый день длился лишь полдня.
– Моя дорогая дочь, сегодня тебе разрешат бодрствовать до рассвета, – сказала Мария де Гиз. – В конце концов, тебе уже исполнилось восемь лет, а после полуночной трапезы в полях устроят охоту с факелами. Если тебе захочется спать, ты можешь лечь в одной из палаток.
– Как солдат! – воскликнула девочка. – Мне всегда нравилось играть в солдатиков.
Мать с любопытством посмотрела на нее:
– Надеюсь, ты еще не делала этого. Пойдут разговоры…
– Но почему? Изабелла Кастильская возглавила свою армию, а она была великой королевой-католичкой.
Мария улыбнулась дочери:
– А ты, моя милая, хочешь стать великой королевой-католичкой?
– Да, это моя мечта. Но я не стану сжигать еретиков на кострах. Я ненавижу убийства.
Мария де Гиз была довольна тем, что ее дочь всегда выказывала интерес к своей вере. Появление личного исповедника определенно ускорило ее духовный прогресс в этом году.
– Никто не любит убивать, – сказала она вслух. – К сожалению, иногда это необходимо.
Она обвела взглядом детскую и подумала: «Пришло время сказать ей». Мария, несомненно, уже заметила отсутствие леди Флеминг.
– У меня для тебя приятный сюрприз, – начала она. – Я выбрала тебе новую гувернантку вместо леди Флеминг – это мадам Рене Райэ. Она приятная, опытная и дальновидная женщина родом из Турени.
– Она молодая? А где леди Флеминг?
Вопросы Марии были радостными и невинными.
– Нет, она не слишком молодая. Ей немногим более сорока лет.
– Ох! – разочарованно вздохнула Мария. – Такая старая?
– Но она очень жизнерадостная и умная женщина. Ты полюбишь ее.
– У нее седые волосы? Она выглядит старой?