Шрифт:
Глава первая
В которой Блага поднимается на башню Отшельника
Тяжело дыша, маленькая девочка упрямо поднималась по узкой, туго закрученной лестнице. Добравшись до площадки, на которой когда-то дневали и ночевали стражники, заглянула в бойницу. Ослепительно желтая луна весело подмигнула малышке. Девочка жадно вдохнула пряный ночной воздух. Даже здесь, на немыслимой высоте, голова кружилась от аромата цветущих деревьев, плотным кольцом окружавших замок. Собрав выбившиеся локоны под накрахмаленный чепец, путешественница отошла от бойницы. Вновь перед глазами замелькали выщербленные ступени. Виток за витком. До головокружения, до дурноты. И вот, наконец, порыв ветра подхватил широкие атласные ленты, завязанные под подбородком. Потащил,
Широко раскинув руки, она лежала с закрытыми глазами, наслаждаясь покоем. Но от каменных плит потянуло таким невыносимым холодом, что девочка завозилась, пытаясь устроиться поудобней, а потом и вовсе встала. Прямо перед ней возвышалась крошечная башенка, с забавным флюгером на крыше. Щербатая химера грустно глядела с медальона, прикрепленного над дубовой дверью. Потянув за старинную медную ручку, девочка юркнула внутрь нелепого сооружения. В тесной каменной каморке за конторкой стоял седовласый старец, облаченный в длинную рубаху из грубого полотна. Гусиное перо так и летало по белоснежному листу. Мельком взглянув на вошедшую, он вновь уткнулся в бумаги. Девочка нерешительно переминалась с ноги на ногу, не смея тревожить угрюмого старца.
— Принесла? — пробурчал он, не отрываясь от рукописи. Девочка торопливо закивала. Расстегнув пуговку на нагрудном карманчике шерстяного платья, вытянула горсть разноцветных пилюль. Старик протянул руку, нетерпеливо пошевелил пальцами. Пилюли весело забарабанили по жесткой ладони. Старик разинул беззубую пасть. Не успела девочка глазом моргнуть, как с лекарством было покончено.
— Вам стало хоть чуточку легче? — умоляюще пролепетала девочка.
Старец отложил перышко, пристально взглянул на малышку. Губы растянулись в слабом подобии улыбки.
— Спасибо, Блага! Кстати, надеюсь, ты прощаешь мои выходки?
— Ах, что вы говорите!? — девчушка смущенно потупилась. Бескровное личико полыхнуло румянцем.
— Не возражай, — нахмурился мастер. — Порой я бываю невыносим. Если бы не твоя кротость и не доброта твоей матушки — искусного фармацевта, я бы давно покоился в яме, рядом с безродными бродягами. Не возражай! Человеку, растерявшему не только родных и близких, но даже память и о них, не стоит рассчитывать на пышные похороны и местечко в родовом склепе. Не возражай! Три года подряд, в полночный час, когда твои сверстницы видят десятый сон, ты взбираешься на Башню Отшельника! Не самое легкое и приятное занятие даже для взрослого человека! Я слышу твое прерывистое дыхание; вижу, как дрожат натруженные ноги. Ты бледна от недосыпания. Этой синеве под глазами не место на столь юном личике.
— Вовсе не устала, — живо возразила малышка, теребя уголки фартучка. — Матушка уверяет, что моя бледность наследственная. У моего батюшки такая же белая кожа, такие же узкие запястья и длинные пальцы…
— Да? — заинтересовался старик. — Как странно! Я вижу тебя каждую ночь. Капризничаю. Ворчу. Принимаю пилюли, которые изготавливает твоя матушка. Ощущаю прилив бодрости, позволяющий мне прожить весь последующий день. А ведь, в сущности, я ничего о вас не знаю. Стыдно признаться, но я не понимаю: почему твоя матушка, помогает мне. Иногда, когда я смотрю на твою славную мордашку, меня начинает мучить странное беспокойство. Словно я близок к пониманию чего-то очень важного. Расскажи мне о своих родителях. Быть может, мне удастся поймать ускользающую мысль. Устроимся в кресле. Уверен, мы в нем уместимся вдвоем. Ты — тростинка, да и я исхудал до неприличия. Ну вот. Я так и думал. Здесь еще хватит места для Аргентума.
На подлокотнике кресла застыл поджарый кот. Дымчато — серая шерсть разбойника висела клочьями. Грациозно изогнувшись, кот вылизал заднюю лапу. Потянулся. И спрыгнув на сидение, устроился между собеседниками. Обезображенные пальцы старика, с уродливо раздувшимися суставами, опустились на лобастую голову Аргентума.
— Все хочу спросить, — почесывая кота за ушком, поинтересовалась девочка, — Откуда у него такое диковинное имя?
— Меня печалит твоя необразованность, — нахмурился старик. — Неужели ты не изучаешь химию?
Малышка шмыгнула носом и отрицательно покачала головой.
— Ах, я видно выжил из ума! Тебе видимо и семи лет не исполнилось! — всполошился старик.
— Мне уже девять! — вскинулась девочка. — Просто… Просто…
— Вот заладила одно и то же! Говори яснее!
— Просто, я не хожу в школу, — дрожа остреньким подбородком, едва не плача, пролепетала Блага. — Я работаю в замке помощницей младшей горничной. Вы спрашивали о родителях? Если честно, отца я совсем не помню. Я много раз пыталась расспросить о нем окружающих. Соседи только пожимали плечами. Дедуля начинал распространяться о его незаурядном уме. Матушка обычно советовала посмотреть в зеркало. Уверяла, что я его точная копия. Ну, а после того, как дедушка отправился на корабле в кругосветное плавание и не вернулся, от мамы и вовсе ничего не добьешься. Она стала такой странной. Говорят, — девчушка перешла на шепот, — Ее заколдовали. Да-да! Не смейтесь! Целыми днями она сидит у окна и смотрит на улицу. И глаза у нее такие печальные, такие прозрачные! За ней надо приглядывать, как за несмышленым ребенком. Бывало: прихожу с работы, а она сидит на сквозняке замерзшая — замерзшая! Губы синие, зуб на зуб не попадает. В комнате, как в леднике! А накинуть шаль, закрыть окна и развести огонь в камине, не догадалась. Если не покормить — останется голодной. Не поставить рядом стакан с водой — погибнет от жажды. Правда, ближе к вечеру, мама будто просыпается. Может смахнуть пыль с безделушек. Может рассказать что-нибудь или даже пошутить. Когда же совсем стемнеет, мама приходит в непонятное волнение. Она запирается в дедушкиной комнате. Достает из-под кровати фанерный сундучок. Зажигает горелки, разливает по колбам и ретортам разноцветные жидкости.
— А откуда ты знаешь, про жидкости и химическую посуду, если она запирается? — недоверчиво покачал головой старик.
Девочка замялась.
— Подглядывала! — дребезжащий старческий смешок перешел в кашель.
— Я просто хотела знать, чем мама занимается. Откуда она берет пилюли, которые мне приходится относить в башню Отшельника.
— Да ладно! Не оправдывайся. Обыкновенное человеческое любопытство. Думаю, что найдется не так уж много детей, которые бы покорно совершали ночные восхождения. Кстати, тебя никогда не интересовало: почему ты должна носить лекарство древнему старикашке, который разбирается во всевозможных бесполезных вещах, но не помнит, кто он такой и как прожил долгую жизнь?
— Интересовало, — пропела девочка, зарываясь лицом в шерсть Аргентума. — Но о вас никто ничего не знает. Услышат, что я интересуюсь человеком, живущим в Башне Отшельника, трут лоб, хмурятся. Мол, слышали когда-то что-то, а когда и что — не помним. Мама же заявила, что если мы не будем приносить вам эти пилюли, вы погибнете.
— И ты поверила? — умилился старик.
— Сначала не очень, — призналась Блага. — Но как-то в самом начале, я приболела и пропустила три дня. Когда же поднялась в вашу башенку, то ужаснулась. Мне показалось, что я не видела вас три года. Вы так ослабли, так постарели!
— Вот странно, не помню, — озадачился старик. — Верю, что не обманываешь, а не помню. Какой ужас! Скоро я совсем потеряю рассудок!
— Но вы мне так и не ответили на кошачий вопрос, — поспешила перевести разговор Блага.
— Все очень просто, — рассеянно пробормотал старик, — Когда котенок забрел в мой дом, он был похож на серебряную каплю. Слово «аргентум» по латыни означает — серебро. Эдакое, серебристое крохотное существо на коротеньких дрожащих лапках и с тонюсеньким хвостишкой. Если честно, я думал, что он не заживется на белом свете. Однако, разбойник превосходно себя чувствует.