Тайна моего отражения
Шрифт:
– У меня рука отсохнет!
– Я тебе компьютер портативный куплю, хочешь?
– Хочу. Чтобы тебе письма писать.
– Так ты меня еще не разлюбила?
– А ты?
– Разлюбил, конечно.
– Я так и знала: с глаз долой – из сердца вон.
– Я тебя целую, маленькая.
– Я тебя тоже, Игореша.
– Ты в каком роддоме родилась? – вдруг спросил он.
– Имени Индиры Ганди… – Я страшно удивилась этому вопросу. – А что?
– Да нет, я так. Целую, котенок. Звякну через пару дней.
«Какие глупости мне лезут в голову, даже смешно!» – думал Игорь, кладя трубку. Конечно, Оля тут ни при чем.
Потому что, да, соскучился!.. Дом пуст без Оли. Им хорошо жилось вместе, дружно и легко. Они никогда не ссорились. Ну разве только чуть-чуть, изредка…
Он улыбнулся, вспомнив запальчивую Олину фразу, только что сказанную по телефону: «…а ты говорил, что он не националист!» – в ней как раз прозвучали отголоски недавней маленькой ссоры.
…Они вернулись с дачи Василия Константиновича, где обсуждались очередные мероприятия его предвыборной кампании. Оля, казалось бы, вовсе и не слушала их разговоры, болтая с Андрюшей, их специалистом по экономическим вопросам, который сам, впрочем, нить разговора не упускал и даже, смеша Ол ю, ухитрялся подавать реплики и идеи.
Оказалось, однако, что и Оля прислушивалась. Иначе почему бы она, уже дома, выйдя из ванной, вдруг спросила:
– Он националист?
– Кто? – невинно поинтересовался Игорь, прекрасно понимая, о ком идет речь.
– Василий Константинович.
– Малыш, между патриотами и националистами есть большая разница…
Оля перебила:
– Именно поэтому я и спрашиваю. Патриотическое общество – ладно, куда ни шло, слегка впадает в крайности, но не без пользы для исправления национального самосознания. Но…
Игорь посмотрел на нее удивленно:
– Я не знал, что ты владеешь подобными понятиями.
– Ну вот теперь знаешь, – усмехнулась Оля довольно. – Но национализм? Мне показалось в одном вашем разговоре, что он антисемит…
Василий Константинович был не просто антисемитом. Он был воинствующим антисемитом, и еще много анти-кем. Сп исок был длинен, и Игорь частенько думал, что, дорвись Вася до власти, в стране могут начаться погромы. Причем громить будут не только инородцев, но и инакомыслящих…
Но до власти он не дорвется, Игорь ему не позволит. До Думы – да, а дальше – нет. А без помощи Игоря – Вася никто. Ни деньги, ни дружбанство с сильными мира сего не помогут ему добиться успеха без главной составляющей политического успеха: без электората, без голосов избирателей. А голоса – э то Игорь. Только он умел объяснить, привлечь, завуалировать одно и сделать нажим на другое так, что люди начинали видеть им енно в этой политической фигуре залог спасения страны, руку, способную навести порядок, сохранив при этом демократию и даже ускорив ее продвижение, особенно в экономической области. Область сия трогала души избирателей больше всего: обещанный кусок хлеба с маслом, к которому непременно должен был, рукою их политического избранника, приложиться еще кусок колбасы и смутно намекалась в дополнение и икра – эта перспектива была самой заманчивой и для Василия Константиновича – беспроигрышной.
– Ну, не более чем все, – ответил Игорь. – Обычный бытовой антисемитизм.
– Терпеть не могу это «все»! Меня «все» не интересуют! Если эти «все» водку пьют не просыхая и воруют, то это не значит, что так и надо делать! И что мы должны с такими людьми общаться!
– Пионерка ты моя!
– Игорь, это неинтеллигентно – быть антисемитом, это не…
Оля аж задохнулась от негодования.
Игорь усмехнулся. Скажи Васе, что он неинтеллигентный человек – вот уж он посмеется! Такие категории в его умственном обиходе не существуют. Для Василия Константиновича мир устроен четко и просто: есть цель, есть дело, и хорош тот, кто умеет идти к цели и делать дело. Все остальное чуш ь, розовая вода, выдумки писателей, которые годятся только на то, чтобы держать народ в зависимости от социальной прослойки, в узде совестливости, или представлений о порядочности, или интеллигентности… А нынче Васе весьма на руку, что религия возвращается: инструмент получше и посильнее, чтобы тот же народ держать в нужных рамках. И Вася уже им пользуется вовсю: в церковь ходит сам и всех «своих» заставляет – чтобы народ видел; разглагольствует о религии и богобоязненной народной душе, о традициях и национальных корнях…
Игорь в церковь не ходит – он вообще среди всех них на особом положении, совершенно независимом: мыслительный ц ентр, интеллектуальное достояние партии; но эти тексты про русскую душу ему Игорь пишет. Что ж, каждому свое. Игорь на чужое поле не суется, чужими проблемами порядочности не занимается. Каждый решает их для себя самостоятельно, и если уж что неинтеллигентно – так это соваться со своими нравоучениями и тем более осуждениями, пусть даже и невысказанными. Какое ему дело? Он не судья. Даже Господь Бог сказал: не судите, да не судимы будете. Что-что, а уж Библию он изучил – один из основных его рабочих инструментов, которым он широко пользуется. В Библии есть все на все случаи ж изни, и Игорь всегда найдет подходящую для их с Васей случая цитату. А им подходит все, что касается любви, смирения, самоотречения и веры. Ну а то, что в Библии им не подходит, – так упоминать необязательно! В своих речах для Васи он не станет цитировать: «Не сотвори себе кумира»…
Религиозный уклон в сочетании с идеей порядка и мгновенного восстановления экономики действовал безотказно. Избиратели присоединялись пачками. Намек на предстоящую чистку страны от инородцев и иностранцев Вася подпускал в свои речи сам, по своей инициативе. На самом деле, Вася лично не имел ничего против ни евреев, ни прочих инородцев, охотно по льзовался их услугами и помощью, и если и избегал открытого общения с ними, то только ради соответствия провозглашаемых идей с образом своей жизни. Однако эта антипропаганда была мощным оружием для сплочения своих политических поклонников, превращения их в агрессивную стаю: как в мире уголовном, так и в прочих вполне цивильных мирах дружить надо непременно противкого-то. Только таким образом, чувствуя враждебность (пусть и внушенную, какая разница!) по отношению к себе со стороны всяких инородцев и инакомыслящих, политические сторонники превращаются в единомышленников, группа симпатизирующих и разделяющих убеждения превращается в партию.