Тайна Муромской чащи (Волшебные каникулы - 1)
Шрифт:
– Кто?
– спросил Опилкин.
Но Маришка ему не ответила.
– Кто?
– спросил Иван. (Стала Маришка рассказывать дальше).
– Колдун. "Ты чего сюда пожаловал?" - у меня спрашивает.
– Да вот, говорю, - хочу в этих местах поселиться. Потом брата сюда вызову, тетку с дядьями, племяшей... Хорошо тут!
– говорю. А он мне в ответ: "Ну что ж, раз тебе у нас так понравилось - поселяйся. Живи сколько хочешь. Только о брате, о тетке с племяшами и думать забудь." Ну я, известное дело, рассердился на такие слова и говорю ему: "Шел бы ты, дедушка,
Маришка скосила один глаз на Опилкина, но бригадир уже и не думал поправлять рассказчицу. Тогда Маришка продолжила:
– Взмахнул старик руками и заговорил громко-громко, так что сосны затряслись, и с них какие-то шишки посыпались.
– Известно какие с сосны шишки падают, - вмешался один из
молоденьких лесорубов, - сосновые!
– Да кто их знает, какие это были шишки!
– рассердилась Маришка. Некогда было Демьяну их разглядывать! Посыпались шишки, ну и посыпались, не в них суть. А колдун прокричал: "Оставайся же ты в Чаще Муромской навеки вечные! И ходи в образе заячьем, и питайся морковкой и капустой, и пусть тебя брат родной не признает, если сюда пожалует!" - И ударил колдун в ладоши, и превратился я в зайца!
– закончил Демьян свой печальный рассказ.
– Бедный ты, бедный!
– погладил его Ваня Горюшкин по голове.
– И живешь ты в образе заячьем, и не признал тебя брат родной!..
Так сидели они долго-долго, а потом Иван и говорит:
– Вот что, Дем, пойду-ка я того колдуна искать. Или он тебя расколдует, или пусть и меня в длинноухого превращает. Нету нам, видно, другой середины!
Попробовал Демьян его отговорить, да только Иван крепко на своем стоял.
– Пойду, - говорит, - или я его, или он меня!
И пошел он прямо вперед, а Демьян потихоньку сзади запрыгал. Долго ли, коротко ли шел Иван, долго ли, коротко ли прыгал Демьян, только добрались они до того домика, в котором колдун жил.
– Эй, есть тут кто живой?
– закричал Иван и забарабанил по ставням ладонью.
Открылась из сеней дверца, вышел старик-колдун на крыльцо.
– А, Иван пожаловал! С худым или с добрым?..
– Ты нашего Демку в зайца превратил, а еще спрашиваешь! А ну, превращай его обратно в человека, не то худо будет!
Кричит Иван, а старичок только в усы и в бороду посмеивается.
– Нет, Вань, не будет мне худо. А вот тебе, глядишь, и не поздоровится. Разве можно старшим грубить?
– Нельзя, - согласился Горюшкин.
– А раз нельзя, так и не груби.
– Старичок присел на ступеньку, улыбнулся: - Это хорошо, что ты за брата заступаешься. Только он поделом наказан: не спросясь рубить - корчевать надумал! Да еще помощников нагнать посулил. Этак от всей красоты нашей одна голая степь останется.
– Так уж и степь..
– буркнул Ваня недоверчиво.
– "Так уж и степь"!
– передразнил его старик-колдун.
– А ты как думал?
– Никак, - признался Горюшкин.
– Вот то-то и оно! И Демка твой о нашей Муромской Чаще "никак" думал. Схватил топор и айда валить!
– Старичок
поднялся с крыльца, поежился от вечерней прохлады.
– Вот пусть теперь одну морковку с капусткой похрумкает.
Он увидел прячущегося в кустах Демьяна и спросил:
– Ну как: вкусна капустка?
– Так нету ее еще... Не выросла...
– отвечает Демьян.
– Чем попало питаюсь...
Пожалел тогда старик-колдун зайца непутевого и сказал:
– Ладно, расколдую я тебя, так и быть. Но сперва возьму с вас обоих клятву. Согласны?
– Согласны!
– закричал Демьян, вылезая из кустов.
– Согласны!
– сказал Иван, подойдя к колдуну поближе.
– А какую клятву?
– Поклянитесь мне и всей Чаще Муромской, что пока свет стоит и Земля вертится, пока род людской на земле живет, не ступит здесь нога человечья, не рухнет от руки его ни одно дерево в Чаще Муромской, не падет от стрелы его ни одна птица муромская, не сгинет от ружья охотничьего ни один зверь муромский. И ту клятву со всех людей возьмите. А кто ее не даст или нарушит ее кто и к нам сюда в Чащу пожалует, то приключится с тем злодеем такое, что ни в сказке сказать,
ни пером описать!
Только смолк колдун, как загремел гром, засверкала молния, и превратился Демьян снова в человека.
– Клянемся тебе, дедушка, что так и будет!
– говорит колдуну Демьян.
– Да уж не придем сюда больше, так и быть, - говорит Иван, - попробуем у себя в Апалихе жизнь получше наладить.
С тем поклонились они старичку и пошли от него прочь, в свое село.
И с тех пор - тысяча лет прошла!
– не ходит в Муромскую Чащу никто, обходят-объезжают ее стороной, клятву, данную Горюшкиными, соблюдают! закончила Маришка свой рассказ.
А Семка добавил:
– И самолеты там не летают. Один полетел, да еле вылетел. Летчик живой, а ничего не помнит!
– Слыхал про такой случай.
– Опилкин поднялся, стряхнул с брюк насевшую пыль, - Разве это здесь было?
И не дождавшись ответа, скомандовал бригаде:
– В машину - арш!
Повернулся снова к Маришке и сказал напоследок:
– Спасибо, девочка, за сказку. Так где, все-таки, тут дорога на Муромскую Чащу?
Глава четвертая
Если бы Маришкин дедушка знал, что ему сегодня пришлют сразу две телеграммы, то он наверняка бы остался дожидаться их дома и никуда не ушел бы с Дружком. Но Петр Васильевич ничего о телеграммах не ведал и потому, с легкой душой выйдя утром на крыльцо и сладко потянувшись, сказал, косясь на солнышко:
– А не размяться ли нам?..
Из-под крыльца вылез Дружок и, беря с хозяина дурной пример, тоже потянулся и тоже сладко зевнул.
Дедушка поправил на голове кепку и, берясь за крючок на калитке, спросил:
– Ну, хвостолов, куда сегодня пойдем?
– Куда хочешь!
– хотел крикнуть Дружок, но у него почему-то так не получилось. Он только пролаял: "Гав-гав!", - и растерянно уставился на хозяина.
– "Гав-гав!", - передразнил дедушка пса и проворчал незло: - А точнее нельзя сказать?