Тайна найденного письма
Шрифт:
Первым сдался Захаров.
– Я не хотел, меня Мельников подговорил, – стал оправдываться он.
Мельников, услышав, что друг признался в воровстве и обвиняет при этом его, запротестовал:
– Ты всё врёшь! Это ты подговаривал меня целую неделю, чтобы украсть у Субботиной деньги. Ты следил за ней. Ты позвал меня в комнату девочек, ты увидел, что Субботина пошла мыться, и предложил в этот момент забрать у неё из тумбочки деньги. Ты сам их и вытащил, я только у двери стоял.
Они так яростно перепирались между собой, что чуть не пустили
– Хватит! Замолчите! Вы знаете, что вы уже в таком возрасте, что вас можно привлечь к уголовной ответственности, а это значит, что вы можете оказаться за совершённый вами поступок в детской колонии. Стоит подать на вас заявление, и вы окажетесь в камере предварительного заключения. Вы это понимаете? Нам в приюте не нужны воры. Они нигде не нужны. Вы со дня на день покинете приют, я нашла два рабочих места с общежитиями, но как вы сможете жить там, если будете воровать? У меня нет слов, чтобы выразить возмущение вашему поступку. Что мне с вами делать?
– Простите нас, Дарья Максимовна, мы отдадим Субботиной все деньги, только не сразу, но отдадим! – стал жалобно уверять директора испугавшийся Мельников.
– Ты, что молчишь? – спросила Захарова Дарья Максимовна.
– Простите, мы отдадим деньги, насобираем бутылки и отдадим, – клятвенно заверял он.
В столовую вошла приехавшая Венера Андреевна и сказала:
– Яну оставили в больнице, у неё нервный срыв. Пропал голос, она совсем не может говорить. Врачи будут её лечить.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
Друзья рядом
На следующий день в приют приехал встревоженный Бархатов и встретился с Дарьей Максимовной.
– Дарья Максимовна! В чём причина, почему не пришла в ресторан Яна? – взволнованно спросил он.
– Яна попала в больницу, она заболела.
– Что с ней? Что-то серьёзное?
– У неё на почве нервного срыва исчез голос.
– Исчез голос? Почему? Вы сказали «на почве нервного срыва», какого срыва? Что произошло?
Бархатов смотрел на Дарью Максимовну удивленными глазами.
– Видите ли, это наши внутренние дела, и мне бы не хотелось о них говорить.
– Внутренние дела пусть остаются внутренними, меня интересует Яна. Что с ней произошло, почему пропал голос? От меня она уехала в прекрасном настроении, всё было замечательно, а вы говорите о нервном срыве, расскажите мне причину, – настаивал Бархатов. – Где она сейчас?
– В больнице на улице «Пионеров». Лежит в нервном отделении.
– Я сейчас же поеду туда. Всё-таки прошу вас сказать мне всё.
– У Яны пропали деньги. Она их копила на операцию больной собаке Альме. Собака ослепла, и девочка решила ей помочь. Когда обнаружила пропажу денег, сильно расстроилась.
По пути в больницу Бархатов заехал на рынок и купил для Яны яблоки, груши и виноград. В палате возле окна лежала Яна. Рядом стояла капельница. На шее у неё был наложен ватно-марлевый компресс. Яна лежала с закрытыми глазами, казалось, что она спала. На самом деле она переживала, что у неё пропал голос. Неужели навсегда? Значит, нужно попрощаться с любимым занятием. Ни Бархатову, ни Огневу теперь не нужно о ней беспокоиться. В Москву никто не повезёт, не будет показывать музыкальным педагогам. И маму она не найдёт. Было столько надежд на эту поездку! Без голоса она будет обыкновенной приютской девочкой. Собака Альма на всю жизнь останется слепой. Они будут вместе жить в приюте – Яна без голоса и слепая Альма. Кто же украл деньги? Неужели кто-то из девочек?
Услышав шаги, она открыла глаза. Увидев перед собой Бархатова, что-то попыталась сказать, рот открылся, губы задвигались, но ни одного слова она не произнесла. Яна показала Бархатову на шею и отрицательно покачала головой. Этот жест означал: «Видите, что-то случилось с голосовыми связками, не могу говорить».
Бархатов понял всё без слов. Он сел рядом и сказал:
– Здравствуй, Яночка! Молчи, молчи, не пытайся ничего говорить! Сейчас самое главное – покой. Спи: отдых – очень хорошее лечение.
Он вытащил из пакета фрукты и положил на тумбочку.
– Принёс тебе витамины, ешь и поправляйся. Не волнуйся, всё будет хорошо. Из-за денег ни в коем случае не переживай, шут с ними, не стоят они того, чтобы здоровье портить. Собаку сейчас же отвезу ветеринарам, оплачу операцию и оставлю в ветлечебнице до окончательного выздоровления. Почему ты мне не сказала о ней раньше? Мы бы давно её вылечили. Ты должна быстрее поправиться. Договорились?
Яна благодарно смотрела на Бархатова. Она всё слышала, но не в силах была что-либо сказать. Глаза её засветились радостью, в них засверкали слёзы благодарности.
Яна села, протянула руки к Бархатову, он обнял её, погладил по волосам и, чувствуя, что она плачет, сказал:
– Ну, ну, ну! Вот это совершенно ни к чему, это лишнее. Всё будет хорошо, не плачь! Обещай мне!
Вечером к ней пришёл Саня. Он долго сидел рядом и держал её руку в своей.
– Яна, я не хочу уезжать в лагерь, я хочу быть возле тебя.
Она отрицательно покачала головой, взяла лист бумаги, ручку и написала:
«Если не хочешь меня расстраивать, то, прошу, не делай этого. Мне уже лучше. Я скоро поправлюсь. Присмотри за Альмой, навести собаку в ветлечебнице».
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Недруги тоже рядом
Виктория, всё время размышлявшая над тем, каким образом изолировать Яну от общества Бархатова, услышав о том, что Яна потеряла голос и лежит в больнице, стала каждый день обвинять Бархатова в том, что он является косвенным виновником случившегося.
– Я предупреждала, что девочке рано петь на сцене, – твердила она. – Голос неокрепший, никто из педагогов с ней не занимается, эти выступления явно пошли ей во вред. Ты не слушал меня и, вот как печально всё вышло.