Тайна "немецкого золота"
Шрифт:
В поисках выхода из ухудшавшегося с каждым часом положения А. Ф. Керенский провел днем 23 октября в Зимнем дворце Серию совещаний с участием генерала А. А. Маниковского, назначенного управляющим Военным министерством вместо ушедшего в отставку военного министра А. И. Верховского, и вызванного в Петроград главнокомандующего Северным фронтом В. А. Черемисова. Главным предметом обсуждения был вопрос «об устранении новой попытки Петроградского Совета нарушить дисциплину и внести расстройство в жизнь гарнизона». На состоявшемся затем совещании чинов штаба округа генерал Я. Г. Багратуни информировал о намеченных мерах борьбы с ВРК[536].
Собравшись в ночь на 24 октября на закрытое заседание, Временное правительство решило первым перейти в наступление, надеясь тем самым разрядить критическую для себя ситуацию. Оно отдало распоряжение о привлечении к суду членов ВРК, о закрытии большевистских газет и об аресте всех тех большевиков, которые были освобождены из тюрем под залог. Штаб округа по указанию Временного правительства отдал приказ о немедленной отправке в Петроград стрелкового полка увечных воинов из Царского Села, женского ударного батальона из Левашова, конной артиллерии из Павловска, школ прапорщиков из Гатчины, Петергофа и Ораниенбаума. В Павловское, Владимирское и Константиновское военные училища была направлена телефонограмма, предписывавшая
Однако осуществить намеченные для подавления большевистского выступления меры Временному правительству и штабу округа не удалось. Из вызванных в Петроград частей прибыли только небольшие отряды юнкеров из Петергофа, Ораниенбаума и Гатчины, а также женский ударный батальон из Левашова. Расположенная в Павловске конно-артиллерийская батарея отказалась подчиниться приказу штаба округа и заявила о признании ВРК. Командир стрелкового полка увечных воинов в своем рапорте в штаб округа доносил, что его полк не может прибыть в Петроград «в силу технических условий, а равно угрозы со стороны местной царскосельской военной секции». Попытки юнкеров Павловского, Владимирского и Константиновского военных училищ выступить на Дворцовую площадь были пресечены солдатскими командами этих училищ и расположенными по соседству с ними воинскими частями. Охранявшие Зимний дворец с июльских дней солдаты самокатного батальона днем 24 октября снялись с караула, заявив, что «далее нести охрану дворца не будут»[538].
Тогда штаб округа по указанию Керенского запросил командование Северного фронта о возможности присылки сводного отряда в составе пехотной бригады, кавалерийского полка и артиллерийской батареи. Командование ответило, что запрошенные войска могут прибыть в Петроград через сутки после соответствующего приказа, санкционированного ЦИК и армейскими комитетами. Одновременно Керенский приказал двинуть из г. Острова 1-ю Донскую дивизию 3-го конного корпуса[539].
Решив первым нанести удар по большевикам, Временное правительство предоставило им возможность начать свое восстание как ответную меру против правительственных репрессий. Этим обстоятельством могли быть довольны Каменев и Зиновьев и другие умеренные большевистские руководители: ведь инициатива активных действий исходила теперь не от большевиков, а из правительственного лагеря. И ЦК большевистской партии, собравшись утром 24 октября в Смольном на свое заседание, обсуждал уже контрмеры в связи с вызовом в Петроград юнкеров и нападением на типографию газеты «Рабочий путь», но такие контрмеры неизбежно перерастали в восстание. На случай захвата Смольного правительственными войсками было решено «устроить запасной штаб в Петропавловской крепости»[540].
Внимательный читатель, не пропустивший в поисках «германского следа» наше краткое изложение основных событий, связанных с подготовкой вооруженного восстания большевиков в октябре 1917 г., согласится, что Временное правительство и в первую очередь его глава А. Ф. Керенский немало сделали для того, чтобы оно состоялось. Сознание своей вины, видимо, преследовало Керенского всю оставшуюся жизнь, и потому он неоднократно возвращался к октябрьским событиям 1917 г. и каждый раз по-разному. Наконец, в своем главном труде «Россия на историческом переломе» Керенский окончательно пришел к выводу о том, что Октябрьское вооруженное восстание вызвано «германским фактором». Он писал: «Я твердо уверен, что восстание 24–25 октября не случайно совпало по времени с серьезным кризисом в австро-германских отношениях, как не случайно совпало контрнаступление Людендорфа с предпринятой Лениным попыткой восстания в июле. К 15 ноября предполагалось заключить сепаратный мир России с Турцией и Болгарией. Вдруг совершенно неожиданно около 20 октября мы получили секретное послание от министра иностранных дел Австро-Венгрии графа Чернина. В письме, которое пришло к нам через Швецию, говорилось, что Австро-Венгрия втайне от Германии готова подписать с нами мир». Чтобы помешать Австро-Венгрии подписать сепаратный мирный договор, заключал Керенский, Германии был нужен переворот в Петрограде[541].
К сожалению, А. Ф. Керенский не привел в обоснование своей точки зрения никакого документального материала, хотя в других случаях он обильно цитирует источники. Здесь же он ссылается только на уже упоминавшееся нами в иной связи письмо Ленина членам ЦК от 24 октября, которое заканчивалось словами: «Нельзя ждать!! Можно потерять все!!». Именно это заклинание и приводит Керенский в качестве доказательства своей точки зрения. Ничего не сообщает по этому вопросу в своих опубликованных мемуарах и министр иностранных дел Австро-Венгрии О. Чернин, который, как известно, действительно был сторонником заключения сепаратного мира с Россией. Если согласиться с тем, что так оно и было, как пишет в своих мемуарах Керенский, то как тогда объяснить решительное противодействие Временного правительства в эти же дни октября 1917 г. предложению А. И. Верховского приступить к переговорам о мире? Вряд ли только из-за соображений сохранения дипломатической тайны столь рьяно выступал против предложения своего коллеги министр иностранных дел М. И. Терещенко. И, наконец, спрашивается, зачем было провоцировать в этом случае правительственный кризис? Только для того, чтобы дать повод большевикам перейти в наступление?
Здесь нельзя не заметить, что бывший глава Временного правительства обошел молчанием факты, которые «нельзя объехать и на коне». Ведь о том, что большевики готовят восстание было известно задолго до секретного письма министра иностранных дел Австро-Венгрии с предложением подписать сепаратный мир. 12 октября 1917 г. Керенский сообщил британскому послу Бьюкенену о том, что большевики, видимо, поднимут восстание в ближайшее время, а в беседе с английским агентом С. Моэмом, будущим знаменитым писателем, он призвал союзников немедленно предложить мир Германии без аннексий и контрибуций, поскольку русскую армию уже нельзя удержать на фронте[542]. По всей видимости, именно в связи с этим «раскольническим» предложением на Керенского тогда пало подозрение в том, что он сам находится в «шпионских сношениях» с Германией. В 1974 г. американский исследователь,
Наконец, зачем понадобилось Керенскому смешать во времени события Октябрьского вооруженного восстания, утверждая в своих мемуарах, что захват важнейших стратегических объектов начался еще в ночь с 23 на 24 октября? Вероятно, для того, чтобы представить все действия Временного правительства как ответные и вынужденные и хотя бы таким образом реабилитировать себя за упущенные шансы не допустить восстания. Не случайно, Керенский тогда, выступая днем 24 октября в Предпарламенте, указал на попытку большевиков «поднять чернь против существующего порядка» и стремился представить свои действия по закрытию большевистских газет и судебному преследованию членов ВРК в качестве предупредительной меры. Но прозвучавшая в конце его выступления угроза «немедленной, решительной и окончательной ликвидации» тем группам и партиям, которые «осмелились поднять руку на свободную волю русского народа», могла только усилить противоположную сторону, толкнуть ее на более решительные действия.
И действительно, Военно-революционный комитет в своем обращении к рабочим и солдатам, широко распространявшемся 24 октября по городу в виде листовки, имел реальные основания заявить, что против Петроградского Совета замышляется предательский удар, что «всем завоеваниям и надеждам солдат, рабочих и крестьян грозит великая опасность».
Предупреждая, что «весь гарнизон и весь пролетариат Петрограда готовы нанести врагам народа сокрушительный удар», ВРК призывал все революционные силы к выдержке, твердости и решительности. Трудно представить, но это факт, что нормальный ритм жизни города 24 октября не был нарушен, несмотря на охватившее население тревожное настроение и происходившее между обеими сторонами противоборство, хотя еще и без единого выстрела. Заводы, фабрики, учреждения, магазины и транспорт работали, как обычно. На окраинах были попытки остановить трамваи, но после разъяснений, что Петроградский Совет обратился к населению с просьбой «не нарушать правильной жизни столицы», трамвайное движение было восстановлено. Правда, затем часть трамваев была снята с маршрутов из-за опасения разводки мостов. К вечеру центральные улицы стали многолюдными, и, несмотря на присутствие на них рабочих и солдат, никаких столкновений не произошло. Поступавшие в Петроградскую городскую милицию рапорты из районов столицы были, как обычно, лаконичны: «происшествий не произошло», «никаких происшествий не было»[547]. Комиссар милиции Александро-Невского подрайона сообщал: «Согласно телефонограмме Управления милиции и тревожному настроению в связи с выступлением большевиков были мобилизованы все наличные силы комиссариата и милиционеров заводско-фабричных и домовых комитетов. Всю ночь ходили патрули и производили обходы и обыски. Ночь прошла спокойно — никаких эксцессов не было»[548].
И все же часть рабочих Петрограда 24 октября не работала, находясь на своих предприятиях в состоянии полной боевой готовности. Это были прежде всего вооруженные рабочие формирования — отряды Красной гвардии, принявшие в этот день участие в целом ряде боевых операций. Как видно из многочисленных документов и воспоминаний, в этот день на предприятиях города активно шла запись рабочих в Красную гвардию. Призывали вступать в ее ряды «более энергичных и не останавливающихся ни перед какой крайностью, более надежных, если даже и потребуется пустить в ход оружие». И то, что на этот призыв на многих заводах откликнулись сотни рабочих, свидетельствовало о повышенном боевом настроении питерского пролетариата. Особенно большое пополнение Красной гвардии произошло 24 октября на Выборгской стороне, где ее численность достигла 10 тыс. человек. По оценочным расчетам исследователей, численность петроградской Красной гвардии за 24–25 октября могла увеличиться примерно вдвое, и под ружьем в эти дни на фабриках и заводах находилось 40–45 тыс. человек[549].