Тайна озера Кучум
Шрифт:
— Когта мы хоти сюта, я просил у Эскери разрешения. Зата-бривая духов, я положил в тупло чины шкурку сополя. Пашто великий тух гор посылай нам зло?
Замолчал Загбой, прислушиваясь, что ответит хан Кучум. Но молчит голец, спокойствие и тишина витают над его вершинами. Лишь лёгкая муть застыла над пиками, да над сошедшей лавиной искрятся, переливаясь на солнце, радужные переливы инея. Повернулся охотник назад. Молчат и вороны на макушках кедров. Они не испугались снежной лавины, а остались сидеть на своих местах, наблюдая за людьми. И в этом было что-то зловещее. У Асылзака подкашиваются ноги, но следопыт спокоен.
— Проворный аскыр лови твоего слугу. Храбрый Асылзак отомстил хищному зверю, упил сополя. Закбой стреляй росомаху. Пашто ты посылаешь на нас свои проклятия? — закончил охотник и, раскинув руками, как бы случайно уронил в дыру, где была мёртвая росомаха, свою рукавицу.
Асылзак похолодел, присел на ногах: вот ещё одна неудача, Загбой потерял рукавицу. Юноше и невдомёк, что меховую вещь следопыт бросил специально. Он всё ещё ждёт какой-то невидимой кары, которая упадёт с небес ему на голову. А Загбой вскинул руки к небу, закачал головой, наигранно запричитал:
— Ой, бое! Эко! Что я нателал? Уронил в тыру свою любимую рукавицу! Как мне теперь без неё шиви? Замёрзнут руки, — зябко подергивая плечами, он потёр ладонями, — а без рук охотнику в тайга никак незя, — и уже вполне серьёзно, обращаясь к гольцу. — Великий хан Кучум! Разреши мне тостать мою рукавицу!..
Молчит Кучум. Где-то в стороне спокойно нахохлились вороны. Подобный знак — что согласие Великого Духа на просьбу охотника. Засуетился Загбой, вытащил пальму, стал рубить снег, а сам спокойно лопочет себе под нос:
— Мы пыстро, мы чичас. Только тостанем рукавицу и уйтём, — а сам украдкой шепчет Асылзаку: — Что стоишь, как гнилой пень? Давай, копай. Нато росомаху тоставать…
Понял юноша хитрость учителя, схватил пальму. Рубят плотный снег топорами, выкидывают его взад себя, только комья мелькают. Асылзак сбоку от Загбоя, хочет его заменить, но тот не пускает вперёд, оставляя самую тяжёлую работу для своих РУК.
А вот и росомаха. Завалилась мохнатым мешком на дно норы, бесполезно оскалилась, глаза остекленели, а у самого уха рваная рана. Меткая пуля следопыта принесла зверю мгновенную смерть. Потянулся эвенк рукой, схватил за палевую шубу лёгкую добычу, подал в руки Асылзака, шепчет негромко:
— Клади в котомку, завязывай здесь, наверх не показывай.
Понял юноша, согласно кивнул, достал сверху кожаный мешок. Осторожно оглянулся по сторонам — нет ли поблизости злых духов — и быстро спрятал росомаху к соболям. Когда завязал котомку, вопросительно взглянул: ну что теперь, пошли назад? Но тот даже не посмотрел в его сторону, продолжает рубить снег и выкидывать его на Асылзака. Юноша удивился, зачем Загбой копает яму дальше? Росомаха в мешке, что, может, там, внизу ещё какая-то добыча притаилась? Ах да, надо же достать рукавицу. А Загбой молчит, упорно работает, добираясь всё глубже к земле. Парню ничего не остаётся делать, как помогать.
Вот наконец-то следопыт остановился, что-то прочистил рукой и застыл камнем. Асылзак в нетерпении:
— Што там?
Подался вперёд, посмотрел из-за спины Загбоя вниз. В темноте не сразу смог разобрать. Какие-то чёрные или бордовые куски. Может, камни… или опять лошадь мёртвая. Присмотрелся внимательно и… замер от ужаса. Под ногами Загбоя лежат два изъеденных человеческих трупа.
АГАФОН
Дружно звякнуло тонкое железо. Агафон выставил на прилавок в ряд шесть кружек, с хитрой улыбкой выхватил из ящика гранёную четверть крепкой водки, содрал ножом сургуч, ловко ударил ладонью по дну бутылки, выбил пробку. Говорливым ручейком зажурчала по посуде горячительная жидкость из кружки в кружку. Налил всем поровну, по половине. Закончив разливать, отставил в сторону бутыль, взял крайнюю посудину, предложил всем поддержать:
— С удачным окончанием охоты, Калтан!
Невысокого роста, с залоснившейся, скомканной бородой хакас сверкнул глазами, растянул на плоском лице довольную улыбку, обнажив на голове патлатую шевелюру густых волос, сорвал с головы заношенную соболью шапку, живо протянул за водкой грязную руку:
— Пасипа, трук Кафон! Карашо сополя топывали. Пелки много, лиса, колонок есть. Торговать путем.
Проворная рука Ченки схватила свою дозу спиртного. Желая задобрить гостя, торопливо затараторила:
— Калтан — кароший окотник! Много зверя допыл, всегда к нам на покруту ходи. У Агафона лавка кароший, много добра, всё что надо тает.
Следом за ними разобрали кружки остальные: добродушная, несколько перепуганная или, скорее всего, забитая жена Калтана Наталья, широкоплечий восемнадцатилетний сын Харзыгак и не пропускающий такого удобного момента Иван.
Дружно выпили. Хакасы шумно задышали, едва не задохнулись от крепкой водки. Калтан схватил ковш с водой, Наталья замахала руками, Харзыгак вытаращил остекленевшие глаза. Ченка громко захохотала, схватила с прилавка солёного хариуса, стала учить друзей, как надо закусывать. Агафон и Иван молча крякнули, не поморщившись, и стали посмеиваться над гостями.
Агафон спокойно крутил усы, гладил бороду и удовлетворительно крякал в кулак. Иван закурил самокрутку. Ченка бесперебойно лопотала о своих хозяйских делах, о прошлогодней покруте Калтана и ещё о многом другом, что может взбрести в голову подвыпившей женщине, когда у неё развязывается язык. Хакасы проворно намазывали на хлеб икру, мёд, сахар, клали поверх дольки нечищеного чеснока, едучего лука, заливали весь «деликатес» сгущённым молоком и, не морщась, уплетали щедрое угощение хозяина лавки.
Агафон ухмылялся: «Жрите, чалдонское отродье, пока я добрый. Завтра за всё вычту». А сам тем временем разлил по кружкам ещё.
— Ну что, дорогие гости. — И широко развёл руками. — Приглашаю!
Никто не отказался. Все выпили по второй, уже не закусывая, перебивая друг друга, заговорили на разные голоса.
Агафон понял, что пришло его время, задумчиво почесал затылок, медленно, нараспев заговорил:
— А что, Калтан, долг-то принёс?
— Как же! — воскликнул осмелевший охотник. — Калтан никогда не врал. Всегда долг отдавал. Так, Ченка?