Тайна подземного королевства
Шрифт:
— Хлоя! Это я, Роберт!
— Я прекрасно знаю, кто ты такой. — Ее ровный голос обжигал душу.
Он в ужасе отскочил.
— Роберт, не прикасайся ко мне, — сердито огрызнулась она. — Не хочу видеть тебя здесь. Никто тебя не звал. — Она сложила руки на груди, как будто с трудом сдерживала ярость. — Вечно ты являешься и всё портишь.
Он не верил своим ушам. Онемел от изумления. Она не обрадовалась, наоборот, не хотела видеть его. И все-таки это было вполне в ее духе. Хлоя — она всегда была такая. С холодным ужасом он осознал, что Максел оказался прав: за долгие месяцы болезни он создал у себя в душе образ совсем
— Мы пришли спасти тебя.
— Не надо меня спасать.
— Надо. Обязательно!
Она сверкнула на него глазами сквозь маску. Чуждое существо с зелеными глазами.
Вязель огляделся по сторонам и вытащил Короля из куста омелы. Король отпрянул, потом горько улыбнулся.
— Скажи им, Хлоя, — взмолился он. — Скажи, что ты со мной.
— Заткнитесь! Все! — И она обернулась к Вязелю. — Что со мной? Я умерла?
Казалось, спокойствие поэта немного успокоило ее. Через мгновение он проговорил:
— Ты не умерла. — Его голос звучал мягко; он шагнул к ней — и она не отстранилась. — Твое тело лежит в коме, далеко-предалеко отсюда. А это — Аннуин, место, где тайное делается явным, где оживают глубоко сокрытые воспоминания. Роберт пришел забрать тебя домой.
Она нетерпеливо передернула плечами.
— И давно?
— Три месяца. — У Роберта пересохло в горле; он сглотнул. — Ты ехала верхом на Калли. И упала. Возле Фолкнерова Круга. Неужели не помнишь? — Она отвернулась, обхватила себя руками, и он заговорил опять. Слова торопливо сыпались одно за другим: — Мама сходит с ума, а папа стал как чужой. Ни у кого не было сил смотреть друг на друга, находиться в доме, видеть твою комнату. Без тебя, Хлоя, всё переменилось. Школа, церковь, весь мир. Жизнь остановилась, ничего не растет, как будто в августе наступила зима. Мы только проводим время в ожидании, пока ты очнешься. Мы все ждем тебя.
Она по-прежнему продолжала стоять к нему спиной. Он поглядел на Вязеля — тот еле заметно пожал плечами.
Возле медленно прорастающей омелы стоял, улыбаясь, Король.
Роберт подошел ближе к Хлое.
— Мы думали, он держит тебя в плену.
— Держал поначалу.
— Не похоже.
Она резко обернулась. Взглянула на него через маску с такой злостью, что Роберт изумленно отшатнулся.
— Значит, хотите, чтобы я вернулась? Малышка Хлоя. Милая девочка. Хотите, чтобы со мной ваша жизнь снова стала идеальной, прилизанной, точь-в-точь такой, как раньше. — Она улыбнулась, заглянула ему в глаза. — Теперь, наверно, они всё время думают обо мне, правда, Роберт? Сидят у моей постели, держат меня за руку, приглаживают волосы. Ох, наверно, и мучаешься же ты от зависти!
От боли у него перехватило дыхание. Вязель внимательно смотрел на них; помолчав, тихо сказал:
— Ты напрасно обижаешь его. Он тебя любит.
— Ну, а я его не люблю. — У нее дрожали руки; она стиснула ладони. — И теперь он не сумеет, как раньше, получать всё, чего захочет. А я вернусь, когда мне вздумается.
Король сел, прислонился спиной к дереву. Улыбнулся, покачал головой.
Она обернулась к нему.
— И не из-за тебя, не думай. Просто потому, что теперь я вижу: это мой мир. — Она опять обернулась к Вязелю, дерзко взглянула. — Мой, правда? Только мой. Этот мир — я сама. Лес — это я.
Он грустно покачал головой:
— Хлоя…
— Поначалу я хотела убежать. Посылала птиц, вестников. Но я расту. Я чувствую, что я… что мой разум… освобождается. Словно я сбежала из тесной каморки, где только и было забот, что расти, никого не обижать, есть, спать, гулять да скрывать свои чувства от всех, в том числе и от самой себя. Словно всё, что я должна была прятать глубоко внутри, вырвалось на свободу и стало бурно расти, как деревья. — Она взмахнула рукой, красной от хны. — Посмотрите на меня! В этом мире может произойти всё, что я захочу. А я по глупости раньше не замечала этого. Смотрите.
В тот же миг деревья остановились. Непрестанный шелест растущих веток смолк. Роберт удивленно озирался.
— Это я им велела, — самодовольно улыбнулась Хлоя и широко раскинула руки. — Видите? Они меня слушаются. Я, наверно, способна добиться всего, чего захочу. Зачем мне возвращаться? Мне надоело быть маленькой девочкой, самой младшей в семье. Здесь я могу делать всё, что заблагорассудится.
— Я мог бы вернуть тебя силой, — прошептал Вязель.
— Да. — Из-под маски в него стрельнули зеленые глаза. — Мог бы. Ты опасный человек.
— Ради бога, Хлоя, прекрати! — Роберт не мог больше выносить это. Он оттолкнул Вязеля, схватил ее за руку. — Мы уходим. Сейчас же! И сними эту дурацкую маску!
Он ухватился за маску. Хлоя взвизгнула, оттолкнула его, но маска развалилась, и он увидел ее лицо, пылающее гневом. Он с треском рухнул в подлесок и больно ушиб руку. Испуганно вскрикнул, завертелся, стал отбиваться.
— Вязель!
Вокруг него стремительно росли корни. Они змеились под руками, опутывали плечи, пригибали к земле, захлестывались вокруг шеи, душили. Он задыхался, вырывался, силился стряхнуть их, но руки были полны листьев, спутанные гроздья побегов не давали шевельнуть пальцами.
— Прекрати! — крикнул на Хлою Вязель и встал перед ней. — Прекрати. Оставь его в покое.
Она улыбнулась, глубоко вздохнула. Роберт закашлялся, тяжело осел на землю. В изумлении глядел на нее, потеряв дар речи, не веря своим глазам.
— Мы уходим. — Она холодно улыбнулась, глядя прямо в лицо Вязелю. — Прочь с дороги.
Поэт не сдвинулся с места. Его глаза устремились на Короля — тот подошел к Хлое, встал у нее за спиной, как тень. Протянул руку ей через плечо. Его пальцы сжимали небольшую ягодку.
— Возьми, Хлоя. Съешь. Сейчас, у них на глазах. Тогда они никогда не сумеют увести тебя отсюда. Никто, даже сам Талиесин.
Роберт сорвал с горла тугую лозу. Хлоя взяла ягодку. Медленно поднесла к губам, улыбаясь, дразня.
— Что, съесть? — прошептала она. — Роберт, хочешь, я ее съем?
Он замер:
— Нет. Хлоя…
— А я могу. Тогда они поймут.
— Нет. Прошу тебя. Оставь себе возможность выбора. Не закрывай обратного пути. — Голос Вязеля был тих, суров. Роберт понимал — он использует против нее силу, скрытую в словах, в буквах, из которых они состоят, — Прошу тебя, Хлоя. Понимаю, они тебя обижали. Понимаю, эта обида таилась внутри тебя, а они ее никогда не замечали. Я тоже однажды причинил боль, и думаю, она никогда уже не простит меня. Но навеки запирать себя здесь — это не выход. Подумай, Хлоя. Не спеши.