Тайна рождения
Шрифт:
— И ты помнишь ее до сих пор, — с горечью произнесла Елена. — Что ж… Обо мне память выветрилась куда быстрее. Ты даже забыл, что я приезжаю.
Владимир опять схватил ее руку:
— Но откуда я мог знать?!
— Разве тебе не доставили телеграмму? Впрочем, это уже не важно. Даже хорошо, что ты не получил ее и не успел подготовиться. Теперь я хотя бы знаю, каково истинное положение вещей.
Прижавшись щекой к ее ладони, Владимир простонал:
— Нет, Элен, нет! На самом деле
— Кто она? — холодно поинтересовалась Елена.
— Она? Да никто! Просто дворовая девчонка, каких сотни.
— И ты со всеми…
— Нет, что ты! Как тебе такое пришло в голову?
— Значит, она… единственная?
Владимир даже поежился:
— Ты произносишь это таким тоном… Единственная для меня это ты. А она… Просто других, кроме нее, не было.
Сглотнув внезапно подступившую горечь, Елена с трудом произнесла:
— А она… была часто? Да встань же ты, наконец!
Владимир покорно поднялся, но не осмеливался посмотреть ей в глаза.
— Не так часто, как ты думаешь…
А Елена-то надеялась, что он скажет, что сегодня это произошло впервые! Ее охватило отчаяние. Значит, он жил с этой девкой все то время, пока она пыталась вылечиться, чтобы родить ему ребенка?! Какое вероломство с его стороны! Как это низко…
— Я не хочу тебя видеть, — тихо произнесла она. — По крайней мере, сейчас.
Заглянув жене в глаза, Владимир умоляюще проговорил:
— Но у меня остается надежда? Мы ведь сможем все восстановить, правда? Разве наша любовь не стоит того, чтобы простить маленький грех?
— Какая любовь? — Елена оттолкнула его. — О чем ты говоришь? Ты уничтожил нашу любовь своей похотью! Растоптал ее! От нее ничего больше не осталось. Я испытываю к тебе только презрение!
Он склонил голову:
— Казни меня. Придумай любое наказание. Но не прогоняй меня из твоей жизни.
— Оденься, — процедила Елена. — На тебя невозможно смотреть…
Отвернувшись, Владимир, путаясь в штанинах и рукавах, поспешно оделся. Елена не глядела на него и старалась не замечать смятой постели. За окном по-прежнему светило солнце, сияние которого теперь казалось ей оскорбительным. Она чувствовала себя униженной до такой степени, что не представляла, как жить дальше… Немедленно уехать в Петербург, оставив мужа здесь? Чтобы он продолжал наслаждаться «прелестями» сельской жизни? Ну уж нет! Или потребовать, чтобы он вернулся домой вместе с ней? Но как им там находиться вместе? Как вынести совместные обеды и выходы в свет? Разве ей под силу будет вести прежнюю жизнь, и делать вид, будто ее мир не превратился в руины?
— Елена, прости меня, — тихо
Она заставила себя обернуться. Сердце предательски сжалось: «Какой красивый… Как я смогу жить без него?» Владимир выглядел таким несчастным, что его страдание показалось ей неподдельным. Ей захотелось протянуть руку, погладить его спутанные кудри, провести ладонью по бледной щеке… Как она мечтала видеть его и как больно сейчас на него смотреть…
— Что ж ты наделал? — произнесла она совсем тихо, без гневного пафоса, не скрывая своей боли.
У него на глазах вдруг выступили слезы.
— Я ненавижу себя, — глухо проговорил Владимир. — Это свое проклятое мужское начало, которое предало меня. Всю мою жизнь! Ведь ты и есть моя жизнь. Мне никто не нужен, кроме тебя. Никакая другая женщина не нужна, и ребенок не от тебя не нужен.
Елена опять обмерла:
— Какой ребенок?
Поняв, что проговорился, Владимир густо покраснел и опустил голову.
— Она… Ну, ты понимаешь…
— Ты обрюхатил ее?!
Елена нарочно выбрала это грубое, простонародное слово, чтобы подчеркнуть истинное положение вещей. Ведь речь шла о ребенке дворовой девки, их крепостной, которая и человеком-то не могла считаться, а вот, гляди-ка, выступила соперницей ей, графине Петровской. Да не просто соперницей… Этой простолюдинке, этой чумазой девчонке легко удалось то, в чем Елене Павловне не помогли даже самые лучшие доктора.
Бормоча что-то нечленораздельное в свое оправдание, Владимир стоял перед женой совершенно поникший, не похожий на себя самого. Больше не чувствуя к нему ни малейшей жалости, Елена требовательно спросила:
— И как же ты намерен поступить?
— Я… я не думал над этим… Но, наверное, нужно выдать ее замуж…
— И ты собираешься заняться этим лично?
— Нет, но…
— Ты предлагаешь мне эту благородную миссию?
Он опять взмолился:
— Елена, прошу тебя! Не надо в таком тоне…
— А в каком тоне, позволь спросить, я должна говорить о твоем незаконнорожденном ребенке, прижитом с крепостной девкой?! — У нее задрожал голос, но не от слабости, а от злости, которая полыхнула пожаром в ее сердце.
Бросив умоляющий взгляд, Владимир пробормотал:
— Знаешь, был миг, когда я обрадовался этому известию…
— Обрадовался?!
— Я подумал, что мы… Только, прошу тебя, выслушай меня! Мне пришло в голову, что мы с тобой могли бы забрать этого ребенка и воспитать его, как родного. Как наше с тобой дитя. Все-таки это мой ребенок. И мы могли бы скрыть ото всех, что его родила не ты… Все знают, что ты ездила лечиться. Можно сделать вид, что лечение помогло. Ведь на самом деле это не так??