Тайна силиконовой души
Шрифт:
– Я для дела хоть в джинсы, хоть в бикини наряжусь. Очками прикрылась – меня даже ваши попы ряженые не узнали.
– Они не ряженые, – заржал Фима. – Они продажные. – И он потащил Ольку к выходу и вытолкал за дверь.
Репьев в бессилии откинулся на стуле. Искать бомжа в России – это задачка похлеще, чем поиск иголки в стоге сена. Конечно, всем известный на православной выставке Семен, прозванный Динамиком за то, что к его суме на колесах был приторочен первоклассный плеер, поющий звонким отроческим голоском «Верую» и «Богородицу», мог тереться в основном у святых мест, где
Глава девятая
С момента страшного известия о гибели Евгении и ранении Владислава монахини почти не выходили из храма. За двумя аналоями постоянно читалась Псалтирь об убиенных инокинях. За третьим аналоем молились о здравии болящего Владислава. Особую поминальную службу о новопреставленных сменил молебен с акафистом чудотворной храмовой иконе Богородицы «Неувядаемый цвет» о спасении обители. Потом – крестный ход и молебен у часовенки Адриана-блаженного, главного заступника и молитвенника монастыря.
Не выстояв до конца службу, окоченевшая, уставшая до полуобморока Люша медленно брела к машине: она была измучена не только всем происходящим, но и паническим беспокойством за мужа, который по-прежнему не отвечал на звонки. «Абонент не абонент» – талдычил бесстрастный голос. Супруги созванивались по несколько раз на дню. Подчас вовсе без поводов – «просто соскучившись». Даже в запоях, которых с Шатовым не случалось уже очень давно, муж не выключал телефон, и Люша могла «насладиться» его мычанием, плачем или руганью. Нужно было ехать в Москву – в этом сомнений у исстрадавшейся женщины не возникало. Как только она откинулась с наслаждением на «отжатое» до упора сиденье, раздался звонок. Сашка!!!
С колотящимся в глотке сердцем Люша крикнула, задохнувшись:
– Алло…
– Юль, привет! – ответил бодрый женский голос, с характерной манеркой «въезжать» в гласные звуки, растягивая их на два такта.
«Это Ирка, выпускающая режиссерша с радио, где должен был записываться Саша», – узнала голос Люша и осторожно ответила:
– П-привет, Ира…
– Слушай, мать. Тут такие дела. Твой ввалился полчаса назад в компанию в полной несознанке. Сейчас спит в нашей комнате. Вот узрела у него телефон в кармане, набрала тебе.
– Он что, пьяный?! – вскрикнула Люша, не зная, радоваться или огорчаться. Все-таки жив, когда кругом все помирают.
– Да в том-то и дело, что перегаром от него не разит, но ни сидеть, ни стоять, словом, ничего он не может! Овощ! Нам его с Маринкой передал с рук на руки охранник Толька. С дурью Сашка не дружит? – Режиссерша вещала без излишних расшаркиваний и изумлений, как это было принято на «выпуске». Когда люди работают в прямом эфире и принимают решения за долю секунды, они научаются доносить информацию лаконично и без эмоций.
– Да что за ерунда?! – опешила Люша. – Он не пьет-то уже четыре года.
– Может, потому и не пьет, – по-философски заметила Ирка. – Короче, что мне делать? Оставлять его на ночь? Моя смена заканчивается. Утренники придут в пять. Дверь я не могу не запереть.
– Я в Эм-ске, Ира, – устало сказала Люша. – Раньше, чем через два часа, не приеду.
Ирка помолчала. Впрочем, решение приняла, традиционно, быстро:
– Значит, так, дверь оставлю открытой. Хрен бы с ними со всеми – в наших столах кроме хлама ничего нет. Договорись с охранником Толькой, по-дружески. Чтобы не закладывал Сашку. И умоляю, если что – убери за ним. Ну, понимаешь.
Люша понимала. Поблагодарив «мировую» Ирку, она написала эсэмэску Светке: «С Сашей беда» и, перекрестившись, рванула из обители. Тревога придала сил. «Только не паниковать. Не дергаться. Не придумывать черт знает что. А то мне сейчас дай волю, и фильм ужасов готов. Запил… Ну, запил. Не в первый раз. Гадко. Подло. Зная все обстоятельства. Но это не значит, что мне нужно сейчас раскваситься в лепешку вот об этот пролетающий столб. Или об этот. Я спокойна, тверда, и все будет нормально. Пока никто не помер из близких, и нечего паниковать. А если?!» – Люшу вдруг прошиб пот от ужасной мысли, что все это может быть как-то связано с монастырскими событиями. «Ну нет. Это я в детектива совсем заигралась», – отогнала она эти мысли, покрываясь теперь уже ледяными мурашками. «Спокойно. “Аббу” погромче, вот так, красота. Гармония! И обороты сбросить – не гнать, по такой-то темени, расслабиться». То увещевая себя, то молясь, то погружаясь в какую-то оторопь, Люша доехала до здания радиокомпании. У входа увидела сверкающий джип мужа и чуть не расплакалась – будто встретилась с самим Шатовым, угрюмым и брошенным. Влетев в вестибюль, приготовилась оправдываться перед охранником, но он добродушно показал ей дорогу к комнате выпуска. Когда Люша зажгла свет, то увидела странно скукожившегося на маленьком диванчике Сашу. Он не шелохнулся.
– Саша, что с тобой?! Саша! – Она стала бешено трясти его, и муж открыл дикие, пустые глаза. Сконцентрировав взгляд, он прошептал иссохшим ртом. – Лю-уша… Родная… не ведьма. Как хорошо… – и снова впал в забытье.
В восемь утра голоднинские колокола возвестили о приезде местного архиерея – владыки Трифона. Мать Никанора с келейницей Ниной встречали сурового иерарха у ворот монастыря. Епископ приехал на сугубое моление о даровании мира и покоя обители. Вместе с Трифоном в монастырь прибыли и другие священники епархии – и «черные», и «белые». Все они испытывали явную неловкость, здороваясь с матушкой Никанорой, и бесспорно сочувствовали ей, попадавшей под невольную опалу такими беспрецедентными событиями.
Присмотревшись к владыке в храме, Светлана поняла, что он выглядит значительно старше своих лет из-за буйно растущей бороды и огромных насупленных бровей. Епископ Трифон был черен, высок и голосист. Служил он самозабвенно, а в конце службы прослезился. Проповедь произносил долго и грозно. Смысл ее сводился к одному: все на молитвенную борьбу с врагом, тогда враг не пройдет! К концу панихиды, которую служили в левом приделе, Светка вдруг оглянулась и встретилась взглядом с Сергеем Георгиевичем Быстровым. Невозмутимый детектив кивнул Светлане и отвел взгляд. Сердце ее заколотилось, она зачем-то дернулась к ближайшему подсвечнику, стала переставлять свечи, чувствуя, что краска заливает лицо.
Сергей Георгиевич приехал в монастырь, чтобы обследовать тщательно коровник, а вдруг опер Дима Митрохин, осматривающий в прошлый приезд сарайчик для скота, что-то пропустил. Ну и с матушкой пришла пора пообщаться. Экспертиза по разбившейся «газели» была еще не готова, но все говорило за то, что над тормозами кто-то «поработал». И еще. Быстров около шести утра не поленился, подъехал к станции, поспрашивал пассажиров, спешащих на работу, не видел ли кто вчера в это время монашку, садящуюся в поезд. И – удача! Одна тетка видела Галину, ждущую электричку. Но не на Москву, а в противоположную сторону – в У-скую область. Женщина очень хорошо запомнила инокиню, так как стояла прямо напротив нее на противоположной платформе и все хотела к ней подойти: попросить помянуть скончавшуюся накануне сестру. Но нужно ведь для этого бежать по переходу, а потом обратно, да и отблагодарить матушку было нечем – ну не овсяным же печеньем.