Тайна старинного рояля
Шрифт:
— Мади, — удивлялся он, — зачем ты тратишь столько сил на музыку, о которой никто никогда не узнает?
Когда великий труд был закончен, Мади пришла к нам. И вот, в один прекрасный день, мы все вместе постучались в дверь… директора Оперного театра, ни больше ни меньше!
Как и следовало ожидать, секретарша встретила нас с прохладцей. Но мы были так настойчивы, что, не видя другой возможности от нас избавиться, она доложила
Ах да, — сказал он, — слепой с моста Сен-Венсан, припоминаю… Несомненно, он славный человек, но знаете, ребята, не каждый настройщик роялей может стать композитором… Я ничего не слышал из его произведений.
Посмотрите, — ответила Мади и протянула ноты.
Директор взглянул на них и недовольно нахмурился. Разумеется, ноты были записаны неопытной рукой, их с трудом можно было разобрать… Мади покраснела и принялась извиняться за свое невежество. Тогда директор, тронутый ее виноватым видом, провел нас в репетиционный зал, где стоял рояль. Поставив ноты на пюпитр, он начал играть, и постепенно выражение его лица стало меняться…
Он сыграл первую пьесу, иногда запинаясь на местах, где ноты были написаны совсем неразборчиво, затем поставил на пюпитр другую, потом третью… Взяв последний аккорд, директор театра развернулся на стуле и схватил Мади за руки.
— Это необыкновенно! Скажите слепому, что я срочно жду его к себе!
Итак, сегодня должен состояться концерт. Почти все билеты уже раскуплены. Разумеется, люди придут в основном из любопытства, чтобы посмотреть на человека, о котором писали все газеты, но мы уверены, что они не будут разочарованы. Мы не ахти какие знатоки музыки, однако чувствуем, что мсье Воклен — настоящий композитор.
Кто знает, может быть, его еще назовут великим музыкантом! В любом случае этот вечер навсегда останется в нашей памяти.
— Скорее! Папа, мама, мы опаздываем!
Все наши родители получили приглашение на концерт. Мои папа и мама, как и родители Стриженого и Гиля, поначалу отказывались, ссылаясь на простуду, но в конце концов решили разделить нашу радость. Даже мама Сапожника будет там, хотя она допоздна работает на своем заводе.
Мои отец и мама очень взволнованы. Они впервые идут в Оперный театр, в лучший концертный зал Лиона. Мама по этому поводу сшила себе новое платье, а папа воспользовался возможностью
Ради такого исключительного дня мама даже решилась оставить моего братишку Жео одного. Соседка пообещала почаще заглядывать к нему. К тому же он не будет совсем один — ведь Кафи станет за ним приглядывать. Бедный Кафи! Он никак не мог понять, куда это мы отправляемся без него такие разряженные. Как ему объяснишь, что собак в театр не пускают?
В восемь часов мы были у мсье Воклена. Он был восхитителен во фраке, взятом напрокат специально по случаю концерта. Великолепные, пышные седые волосы придавали ему величественный вид, вид настоящего артиста.
— Ах, если бы он мог посмотреть на себя в зеркало! — прошептала Мади.
Мадам Лазерг поправила ему манишку и белый галстук.
— Боже мой, выступать перед полным залом! — со вздохом проговорил мсье Воклен. — Я никогдаеще так не волновался. Боюсь, когда я сяду за рояль, меня удар хватит… Ах, мои маленькие друзья, но как же я могу вас ослушаться?
Мы пошли пешком: театр находился совсем близко. Можно было подумать, что фонари на площади зажжены специально в его и нашу честь. В городе как будто случился маленький праздник. При входе в зал меня охватило чувство торжества и одновременно замешательства. Сколько народу! Все места, от партера до последних рядов амфитеатра, были заняты!
Огромный рояль, похожий на тот, что стоял в комнате слепого, занимал половину сцены; тысячи взглядов были устремлены к нему, ожидая, когда Мади — эту ответственную роль можно было доверить только ей — подведет мсье Воклена к инструменту…
Ради такого исключительного события ее мама побоялась сама шить ей платье и заказала его в ателье.
Как долго тянутся эти минуты! И вот по залу прошел шепот восхищения. Появился мсье Воклен, сопровождаемый Мади. Было видно, что она тоже волнуется, когда в ярком свете прожекторов с улыбкой ведет его к роялю. Зал взорвался овациями… Все это так тронуло меня, что я не мог сдержать слез.
Я был убежден, что стану свидетелем небывалого успеха, триумфальной победы нашего дорогого старого друга над темнотой, в которую он был погружен всю жизнь, и над тем страшным новогодним утром, которое чуть было не унесло его жизнь — в тот момент, когда все люди на земле желали друг другу счастья…