Тайна старого замка
Шрифт:
— …И похожа чем-то на тебя была, — наконец тихо, почти про себя, сказал Петр Вениаминович. — Внешне. Но ты — борец, а она совсем другая, словно не от мира сего…
Он снова замолчал. Молчала и Наталья: хоть и досадно терять время впустую, но она вовсе не собираясь подгонять Соколова вопросами. И, ничем не выдавая нетерпения, спокойно ждала продолжения, лишь слегка шевелила пальцами, любуясь игрой огненных искр на новом кольце.
— Ладно! — вдруг жестко произнес Петр Вениаминович. — Так я до морковкина заговенья тянуть буду, себя жалеючи.
Он подозвал официантку, заказал виски (Наталья округлила глаза, но промолчала), закурил
— Родители Нателлы работали в советском посольстве в тогдашней ФРГ, она и родилась там, и провела первые годы жизни. Однажды ее отвезли на экскурсию или музыкальный фестиваль — уж не знаю подробностей — в Гейдельбергский замок. И это зрелище произвело на нее неизгладимое впечатление. На всю жизнь. Она вернулась в Россию, повзрослела, а воспоминание продолжало волновать ее воображение. И поступив в Академию, она продолжала бредить этим замком, только им и занималась, его историей, архитектурой, судьбами владельцев…
Наталья слушала без особого интереса. Ей знаком был этот тип экзальтированной барышни, готовой часами взахлеб рассуждать о красотах ювелирного искусства Позднего Возрождения или особенностях живописи раннего барокко и совершенно неспособных продать даже маленький шедевр Челлини или грандиозное полотно Рубенса. Удел таких восторженных дурочек в лучшем случае — удачное замужество и многолетнее корпение над пыльными старинными фолиантами в каком-нибудь научном отделе Академии, в худшем — всю жизнь прослужить экскурсоводом при уездном музее.
— Я, кажется, догадываюсь, о чем ты думаешь, — заметил Соколов, внимательно глядя на Наталью. — Нет, ты не совсем права. Нателла действительна была очень… э-э-э… романтична, но вовсе не наивна и совсем не глупа. Это была чрезвычайно цельная натура, преданная и добрая, страстная и глубоко чувствующая, но прекрасно умеющая владеть своими эмоциями.
То, как Соколов произносил эти слова, заставило Наталью внимательно посмотреть на него.
Пятнадцать лет назад… Он уже был женат…
— Нателла была очень хорошо воспитана, всегда ровна с людьми, постоянно улыбалась, и ей было неведомо плохое настроение, — Петр Вениаминович, казалось, полностью погрузился в свои воспоминания, не замечая ничего вокруг. — Несмотря на юный возраст — ей было тогда всего семнадцать — она обладала редкими качествами: преданностью по отношению к близким, способностью в любых обстоятельствах окружить любимых людей теплом и заботой. В общем, это была девушка, о которой всю жизнь мечтает любой мужчина и практически никогда не встречает в жизни. А если встречает, то старается не отпустить…
Соколов осекся. Снова закурил, допил виски и сделал знак официантке повторить.
— Да, — сказал он, глядя в глаза Наталье, — она стала моей тайной женой.
Наталья усмехнулась про себя. Какое милое старомодное выражение. Звучит так трогательно и романтично, а на деле означает примитивный адюльтер, измену, по той же старомодной терминологии — блуд…
Снова угадав ее мысли, он криво улыбнулся и кивнул:
— Отец Раисы Александровны был крупным чиновником, и моя карьера — а тогда, не забывай, я был еще молод и амбициозен — во многом зависела от него. Я не решился на развод, но и с Нателлой не мог расстаться.
Наталья представила себе, как это было. Пожилой (ему ведь тогда было уже под полтинник, если не больше), импозантный Соколов, озабоченный карьерой, связанный
— Конечно, долго так продолжаться не могло, — между тем продолжал Петр Вениаминович. — Мы с Нателлой встречались только на съемной квартире и только в определенные дни, нигде не могли показаться открыто, я вынужден был лгать жене, друзьям… Мне было очень тяжело.
— А девушке? — жестко спросила Наталья.
Соколов удивленно посмотрел на нее:
— Н-н-не знаю, — растерянно ответил он. — Я об этом как-то не задумывался… Считал, что она счастлива, ведь я был ее первым мужчиной, учителем… Не только в искусстве, но и…
Не в силах скрыть презрения, Наталья отвернулась.
Откуда эта мужская спесь и самоуверенность? И убеждение в том, что, уложив девушку в постель, тут же становишься властелином ее души и тела? Можно подумать, что у женщины нет ничего более ценного, кроме девственности, и, утратив невинность, она теряет свою самостоятельность и вообще личность, становясь лишь послушной тенью мужчины.
— В общем, однажды, — в конце концов подошел к сути дела Соколов, — когда Раиса поехала в очередную командировку за границу, я решил сделать Нате небольшой подарок — круиз на теплоходе по Волге. Старинные русские города, чудесная природа, прекрасное обслуживание… И надо ж было так случиться, что именно на этом теплоходе оказался мой давнишний приятель, Антон Чернов, вернее, к тому времени уже Шварц… Это тоже любопытная история, хотя к моему рассказу отношения не имеет. Вкратце: его предки были немцами, Шварцами, но перед войной поменяли фамилию. На Черновых. Он и был по рождению Чернов, а в начале перестройки — уж не знаю, из каких соображений и каким образом, — вернул себе старую фамилию. На этом теплоходе он вел деловые переговоры с каким-то иностранным партнером… Забыл сказать: к тому времени Антон уже был крупным бизнесменом, металлом, кажется, занимался, не помню точно.
Вежливо прикрывая рот ладошкой, Наталья зевнула. Стоило ли сломя голову нестись в Москву, чтобы выслушать древнюю и довольно скучную любовную историю. Ясно же, что произошло далее. Примитивный любовный треугольник.
— Увидев Нателлу, Антон словно с ума сошел, — подтверждая ее худшие догадки, сообщил Соколов. — Он просто прилип к ней, не отходил ни на шаг, даже о переговорах своих забыл. А она… Она забыла обо мне! Открыто перешла жить в его каюту, позволяла ему тискать себя на людях. Чуть не раздевалась перед ним прямо на палубе! А он, между прочим, был почти мой ровесник, женат на прекрасной женщине, с которой много лет прожил до этого душа в душу, двое взрослых детей, Ирма и Виктор… Я страдал, ночей не спал, в Угличе сошел с теплохода и уехал в Москву — не мог этого видеть…
Наталья едва сдержалась, чтобы не рассмеяться в голос.
— Представь себе, — разволновался Соколов, — Антон решился на развод, она бросила учебу, они поженились. И будто всем назло, демонстративно, выглядели очень счастливыми.
«А иначе и быть не могло», — решила про себя Наталья. Но разве может это понять человек, который ради карьеры готов жить с нелюбимой женщиной и мириться с деспотом-тестем?
— Что она в нем нашла, в этом бывшем инженеришке, нуворише? Деньги? Но я мог дать ей гораздо больше! — Наталья удивленно округлила глаза, и он поспешно пояснил: — В духовном плане, разумеется.