Тайна святого Грааля: От Ренн-ле-Шато до Марии Магдалины
Шрифт:
Мнение медиевиста Роже Драгонетти [7], профессора Женевского университета, на этот счет однозначно. Описав литературные приемы поэтов того времени [8], ученый приходит к выводу, что «trobar leu» («светлая манера», «ясный стиль») трубадуров, в которой, казалось бы, все понятно, порой содержит гораздо больше намеков и зауми, нежели «trobar dus» («темная манера», «темный стиль»), то есть сложное для понимания повествование, бывшее в ходу среди трубадуров. Подвергая анализу «лакуны» в некоторых средневековых текстах, он утверждает, что пропуски в событийной канве служат определенной цели: «Итак, перед нами незавершенный роман, который, на первый взгляд, всегда можно продолжить и закончить, хотя это не так. Суть его вовсе не в этом; главное в таком романе — это Речь, сам способ
Сюжет «Повести о Граале», скорее всего, был взят Кретьеном де Труа из богатого репертуара бретонских поэтов, часто бывавших при дворе Алиеноры Аквитанской и ее дочери Марии Шампанской. Это не первое его произведение, посвященное королю Артуру и рыцарям Круглого стола. Поэт был знаком с преданиями как островных, так и континентальных кельтов; он прекрасно разбирался в них, что помогло ему создать такие удивительные романы, как «Эрек и Энида», «Ланселот, или Рыцарь телеги», «Ивэйн, или Рыцарь со львом». В этот список можно было бы добавить и «Тристана», но, к сожалению, он был утерян. Однако хочется обратить внимание на то, что рассказы «артуровского цикла» были написаны им по заказу Марии Шампанской, в то время как «Повесть о Граале» заказал другой человек. Им был, если верить самому Кретьену де Труа, граф Фландрский Филипп Эльзасский: поэт упоминает о нем в начале своего романа.
Кто же такой Филипп Эльзасский? О нем известно, что он был сыном Тьерри Эльзасского, который принимал участие во Втором крестовом походе. Согласно преданию, Тьерри Эльзасский привез в родные края некий сосуд из Иерусалима, в котором было несколько капель крови Иисуса Христа. Вернувшись во Францию, Тьерри построил в Брюгге собор, в котором поместил этот «священный сосуд»; так в XII–XIII веках появился культ святой крови Христовой, распространившийся по всей Европе. В Брюгге стали совершать паломничества те, кто по той или иной причине не могли добраться до Иерусалима. Необходимо заметить, что такой поток верующих, желающих поклониться святыне Брюгге, был лишь на руку жителям города и самому графу: вслед за славой в Брюгге потекли деньги. Стоит спросить себя: не был ли продиктован «литературный заказ» Филиппа Эльзасского заботой о поддержании культа святой крови Христовой? Брюгге был одним из самых богатых городов в его владениях; успех «Повести о Граале», написанной Кретьеном де Труа в то время, когда автор находился на пике литературной популярности, мог бы содействовать как «пропаганде» культа святой крови Христовой, так и процветанию самого Брюгге.
Возможно, эти исторические события и породили на свет ряд толкований, превративших Грааль в чашу, наполненную «самым драгоценным в мире» содержимым, то есть кровью Спасителя, который умер на кресте ради-спасения человечества от греха и смерти. Церковь в ту пору лишь приветствовала и поддерживала культы, подобные поклонению святой крови Христовой, поскольку они не противоречили ее официальной доктрине. Таким образом, «Святой Грааль» стал хранителем «sangr'eal», «истинной, царской крови». Определение «царский» появилось из евангельского текста: римляне считали Христа мятежником, пожелавшим стать «царем иудейским»; оскорбительная надпись, помещенная на кресте над головой Иисуса, гласила: I.N.R.I., «Iesus Nazoreus Rex Iudeorum» (то есть «Иисус Назорей Царь Иудейский», но не «Иисус из Назарета [9]»).
Однако подобные объяснения, подкрепленные позднейшими источниками, все же остаются гипотезами, не имеющими ни одного неопровержимого доказательства. Кретьен де Труа не сказал нам, что было в Граале, поэтому не стоит искать тайный смысл там, где его нет. Даже если поэт намеревался представить Грааль как поднос с «божественной» или «царской» кровью, он тем не менее этого не сделал. Оборвав себя на полуслове, поэт из Шампани предоставил
2. АРХАИЧНАЯ УЭЛЬСКАЯ ВЕРСИЯ
И говорили они еще долго, пока Передур не увидел двух слуг, несущих огромное копье, с которого на пол стекали три струи крови. Когда же все в зале увидели это копье, то принялись плакать и причитать так, что горестно было смотреть на них. Однако старик не прервал беседы с Передуром, и тот ничего не спросил, хотя ему и хотелось узнать, что это такое. И еще через какое-то время в зал вошли две служанки, несущие блюдо, на котором лежала окровавленная человеческая голова. Тогда все, кто был в зале, издали горестный стон, и нелегко было его слушать. После же они успокоились и вернулись к еде и беседе [10].
Итак, обратимся к повествованию неизвестного уэльского автора. Главного героя зовут Передур, но он как две капли воды похож на Персеваля. Знаменитый кортеж, проходящий перед его глазами, в общих чертах напоминает ту процессию, которую увидел юный герой Кретьена де Труа: то же количество слуг, тот же порядок их появления в зале… Однако ни один слуга не несет серебряного подноса, кровь с наконечника копья «льется в три ручья», а сам Грааль оказывается блюдом с лежащей на нем головой, истекающей кровью. Разумеется, такая яркая деталь, как отрубленная голова на блюде, наталкивает на мысль о том, что в основу рассказа легло библейское сказание о Св. Иоанне Крестителе и Саломее, однако это рискованное утверждение. В процессе наших рассуждений мы покажем, что столь «кровавое» описание Грааля не имеет никакого отношения к упомянутой евангельской истории.
Рассказ о Передуре сохранился в двух средневековых рукописях: первый документ, появившийся в XIV веке, получил имя «Красная книга Хергеста»; второй, вобравший в себя более ранние рукописи, самые давние из которых относятся к середине XIII века, назван «Белой книгой Риддерха». Однако возраст манускрипта еще ни о чем не говорит: памятники, которые в него вошли, могли быть созданы гораздо раньше. В «Передуре» отчетливо прослеживается характерное для своего времени французское (точнее, нормандское) влияние; помимо этого, анализ некоторых деталей произведения доказывает, что памятник, скорее всего, был создан в конце XII века. В начале XX века среди некоторых медиевистов бытовало мнение, что «Передур» является литературной обработкой или переводом «Персеваля» Кретьена де Труа. В пользу такого утверждения говорит тот факт, что оба произведения появились в одно и то же время, однако их неоднократный и тщательный анализ подтвердил гипотезу, выдвинутую в 1913 году Жозефом Лотом, первым переводчиком «Передура» на французский язык. Лот считал, что уэльский автор и Кретьен де Труа пользовались одним и тем же письменным французским источником, который они перевели (или адаптировали) на валлийский и бретонский языки.
Итак, Кретьен де Труа, следуя моде, охватившей аристократические круги Франции, превратил исходный текст в куртуазный роман; так, грубоватые подробности, наполнявшие оригинал, исчезли, а невероятные приключения героя приобрели более правдоподобный оттенок. В свою очередь, уэльский автор, несмотря на сильное влияние нормандской традиции, оставил нетронутыми детали, бывшие отголосками кельтской «языческой» культуры, подчеркнув тем самым самобытные черты первоисточника. Анализ этих деталей позволяет нам опровергнуть гипотезу о влиянии на рассказ уэльского анонима христианских мотивов.
Сюжет «Передура» и «Повести о Граале» почти одинаков: уделом Передура стали те же странствия и приключения, что и выпали на долю герою Кретьена де Труа. Однако одно приключение все же выбивается из общего ряда: речь идет об испытании, которое устраивает Передуру его дядя, прежде чем тот отправляется в замок Короля-Рыбака. Любопытно то, что в рассказе уэльского анонима дядя Передура приобретает черты, роднящие его с Королем-Рыбаком: он хромает, а занятие, за которым застает его племянник, — рыбная ловля. Сам же Король-Рыбак оказывается еще одним дядей героя, братом его матери.