Тайна святых

Иванов Петр Константинович

Но почти две тысячи лет мы проваливаемся в небытие. Христианские народы вместо Тела церкви, глава которой Христос, созидают (продолжают украшать, совершенствовать, усложнять - и духовно и технически) - город, основание которому положил род Каина на крови Авеля.

В мире христианском царит обман. Многим кажется, что существует цивилизация, существует технический прогресс и это, действительно, носит материалистический характер, но зато существует и христианская культура. Эта культура созидает возвышенные духовные ценности.

Однако вот как гений Пушкина определяет самую возвышенную область

культуры - искусство: “нас возвышающий обман”. Правда, он тут же уверяет, что возвышающий обман нам дороже “тьмы низких истин”. Но дороже здесь употреблено в смысле: приятнее: конечно, вкусу утонченному более приятно возвышенное переживание, чем низменное. Но и то и другое состояние души не имеет ничего общего со Христом - не есть: “путь, истина и жизнь”, где нет низменного и тем более обмана. И нас возвышающий обман, и тьма низких истин одинаково не выводят нас из круга человеческого*.

У Пушкина есть изображение мистического состояния человека, наслаждающегося искусством: “Он (Моцарт) несколько занес нам песен райских, чтоб, возбудив бескрылое желание в нас, чадах праха, - после улететь”.

* Св. Григорий Богослов говорит о музыке: “Никогда не расслаблял я сердца музыкальными звуками, нежно потрясающими слух”. Лермонтов о свете искусства: сиял он тихо, как звезда, манил и звал он, - но куда?

Райская песня, случайно занесенная на стогны Вавилона, будит в душе бескрылое желание, ненасытимую муку...

Мы слушаем в великолепных залах музыку как бы божественно прекрасную, мы возносимся душой в какие-то высшие сферы, мы наслаждаемся этим неземным полетом, Но звуки умолкли и бросили нас в надземной пустоте. Сердце тоскует, оно мучительно неудовлетворено (в противоположность Божией благодати, наполняющей сердце). Свет искусства приятно уязвляет наше сердце, завораживая, заполняя время нашей недолгой жизни.

Таково действие искусства на душу наших ближних. Но и сам творец не счастливее своего слушателя и читателя.

Мы говорили, что творчество есть изначальное свойство человека - творя, человек испытывает глубочайшее удовлетворение.

Однако для творца человеческого только процесс творчества дает счастье (т. е. моменты, когда он душой своей погружается в огонь Духа Святого (интуиция) . Но окончание труда наводит грусть, как бы разочарование.

“Миг вожделенный настал; окончен мой труд многолетний, Что ж непонятная грусть тайно тревожит меня? я стою, как поденщик ненужный”. “Труд” Пушкина.

Труд кончился и свет в душе погас. Творец не слышит ответной творческой радости в душе ближнего.

“Тебе же нет отзыва... Таков и ты, поэт!”

“Эхо” Пушкина.

Пустота сердца, временно наслаждавшегося игрой с Божественным огнем*.

* Поэтому для земного творца перерыв в творчестве - безысходная мука. По окончании одного произведения его неотступно тянет к созданию следующего.

* * *

Напротив, творчество истинное (у рожденного свыше) исполняет душу не проходящей Божественной радостью удовлетворения, хвалы. Творец испытывает в душе ближнего ответную радость, ибо соединен с ним любовью во Христе (об этом ниже).

Выразители духа всеразвивающегося человеческого мира гении литературы чувствуют. обреченность людского творческого пути, поэтому вся высокая литература (также

и музыка и живопись) таит в глубине своей мрак, безнадежность. Ей присуща так называемая мировая скорбь. Иногда эта скорбь как бы не ясно выражена, но она непременно присутствует в глубине гениального произведения. Причина этого в том, что художники-писатели не в состоянии понять и увидеть в жизни людей сияние добра. Поэтому, так называемые положительные типы почти никому не удаются. Быть может, только у одного Диккенса была чудесная способность создавать образы сияющих добротой людей (обыкновенно, самых простых).

Взглянем на страшную картину правды в нашей жизни Тэн, пользуясь “документами человеческой жизни”, собранными гением Бальзака, дает нам изображение состояния импульсов большого города.

“Торжество демократии и централизация управления привлекли в Париж всех честолюбцев и воспламенили все честолюбивые чувства. Деньги, слава, удовольствия, скопленные, нагроможденные в одно место, составляют здесь добычу, вызывающую целый ряд ненасытных желаний, и жизнь отличается больной нервозностью. Каждый невольно поддается общему течению. Напрягает все свои силы, удваивает в порыве желания свое рвение, его охватывает лихорадка одновременно и поддерживающая, и источающая человека.

Вот где источник чудес в области труда; и чудеса эти творят не только ученые, доучившиеся до отупения, не только художники, работающие до тех пор, пока в голове их не образуется полный сумбур; нет, чудеса эти творят также, и даже преимущественно, так называемые специалисты, которые бегают, интригуют, взвешивают свои слова, ведут бухгалтерию своих приятельских связей, всегда готовые всем пожертвовать, чтобы приобрести клиентов, получить место, добиться известности.

Но лихорадка мозга еще опаснее лихорадки воли. Течение современной мысли - это широкая река, которую банки, торговля, клевета, ученость запрудили своими мутными волнами, это поток, который ежедневно врывается в мозг каждого из нас, питая, но вместе и изнуряя его, Примите также во внимание, что успехи знаний бросили в этот поток миллионы новых фактов, что распространение образования дало в нем место иностранным литературам и философиям, что все мировые идеи стекаются в него, как во всеобщий резервуар, что люди, руководящие его направлением - люди самые умные, самые ученые, люди крупных дарований, закаленные в борьбе (только не со своими недостатками – прим. автора), избалованные успехом обладающие наибольшим запасом знаний, с удивительной творческой изобретательностью и необходимыми логическими способностями,

Всякая мысль, как бы странна, широка или узка она ни была, найдет здесь последователя и поклонника, который ее оплодотворит и вооружит всей силой разума и безумия.

Мысль, как пар (сказать по-современному, как радио), вырывается из этих воспламененных умов и ее невольно приходится вдыхать в себя: она сверкает в этих взорах, неспокойных и сосредоточенных, отражается на этих поблекших и вялых лицах, видится в этих порывистых движениях. Человек города как бы переполнен этим обилием идей, - выставленных на улицах в витринах магазинов, на выставках; вырезанных на памятниках, пропечатанных на афишах, запечатленных в книгах, реющих в воздухе.