Тайна "зеленого золота"

Лагздынь Гайда Рейнгольдовна

На следующий день у большой сосны ребята совещались.

 – Лопату возьмем, – предложил Мишка, – покопаем, может быть, еще что найдем. Не одна же там корона?

– Миноискатель, – поправил его Барбоскин.

– Ну, миноискатель. Не все ли равно? – Мишка не спорил. А чего спорить, и так ясно.

– Солнце встанет, и пойдем, – сказал Антошка.

 – Лучше до солнца, не так жарко, но бабушки ваши не пустят, – вздохнул Барбоскин. – Петьку бы позвать.

Но Петька пойти не смог. Дядя Митя уехал в больницу лечить зубы.

Петьку на конюшне вместо себя оставил. Поэтому пошли в прежнем составе.

– Теперь, – философствовал Антошка, – доберемся быстрее. Дорога второй раз всегда кажется короче. Наверно, потому, что дорога к тебе привыкает, а ты к ней.

Возле старой землянки ребята стали строить жилье. Вкопали две сучковатых палки, поперек положили еще одну – сосновую жердину. Потом натаскали валежника. Получился шалаш. Теперь никакой дождь не страшен.

– Раз солнце уселось на сосновые лапы, – сказал Мишка, – значит, день к вечеру идет.

– Рано, – заявил Барбоскин, – до деревни всего-то час ходьбы. С коровами вернемся. Надо место для костра приготовить.

Саперной солдатской лопаткой, которую прихватил из дома Барбоскин, ребята сняли дерн с земли. Получился темный квадрат. Кругом квадрата прокопали узенькую канавку. Дерн положили по краю землянки.

– Вот на земле и будем разводить огонь, чтобы пожара не наделать. Лес сухой, живо загорится. С огнем не шутят! – деловито высказался Барбоскин, усаживаясь на вынутый дерн.

– Хорошо бы землянку настоящую сделать, военную, – предложил Мишка. – Чтобы все в ней как надо.

– А как надо?

– А я почем знаю? У Петьки спросим. Он семиклассник.

– В другой раз уж. Пила нужна, топор. – Барбоскин лопатой нехотя ковырял землю у края неглубокой ямки. Неожиданно лопата стукнула по чему-то твердому. Барбоскин стал копать быстрее. Этим твердым оказался конец круглой железной трубы. Ребята копали дальше. Из земли стала вырисовываться ржавая, помятая, но настоящая военная пушка. Пушка лежала, завалившись набок. В нескольких местах она была сильно помята и изгрызена.

– Вот это находочка! Что твоя корона! – сказал Барбоскин.

Забыв обо всем, ребята копали еще быстрее. Барбоскин орудовал лопатой, Антошка палкой, Мишка и Валерик землю отгребали руками.

И вдруг наткнулись на рукав шинели. Из рукава торчала костлявая рука и истлевшая, похожая на рукавицу, вещь.

– Это что? – спросил Валерик, трогая желтые кости. – Рука?

– Была! – крикнул Барбоскин, быстро вылезая из ямы. Антон и Мишка были уже наверху. Один только Валерик сидел в яме.

– А чья это рука? – спросил Валерик, когда его вытащили.

– Того, кто там лежит.

– Надо его выкопать, – предложил Валерик, – а вдруг он живой?

Мишка и Антон неслись по склону бугра, не разбирая дороги. За ними, таща Валерика за руку и что-то выкрикивая, торопливо спускался Барбоскин.

– Какой живой! – слышался Андрюшин голос. – Прошло больше сорока лет, как кончилась война. А здесь бои были раньше.

Дорогой ребята решили никому ничего не говорить.

А тем более бабушкам. Разве только Петьке. И так ожидается взбучка. К деревне подошли, когда солнце уже спало. Коровы давно вернулись с пастбища и молча пережевывали съеденную за день траву.

ПРО ОГУРЦЫ, МОРКОВКУ И ПРО ТО, ЧТО ТАКОЕ АППЕТИТ

Вернувшись после дневной дойки, баба Катя присела на скамейку.

– Ты чего-то, Андрюша, совсем от дома отбился. Матери на ферме не помогаешь, ко мне в коровник не заглядываешь? Полоть надо. Огурцы заросли. Вот дружков и позови. Чего без надобности на скамейке высиживаться? Какие старики дряхлые!

– Баб, а почему ты – Непомнящая?

– Так уж получилось, – задумчиво ответила баба Катя. – Родителей не помнила. Бомбили, кругом горело, все куда-то бежали, кричали. Это я помню, а остального нет. Меня, говорили, из-под бревна вытащили. Вот и стала сиротой безымянной. В детском доме и нарекли: Катериной Непомнящей.

– А ты что, так и жила без мамы, без папы?

– Так и жила. Да таких ребят, как я, в нашем доме много было.

– Расскажи, баб, а то я о тебе совсем ничего не знаю. Вот у Антошки, у Антона Васильева, бабушка Таня, оказывается, здесь во время войны всеми ребятами верховодила. Пастух дед Прохор и бабка Мотя – партизанили. А ты что делала?

– Я-то что делала? – бабушка Катя задумалась. – Да что все делали в моем возрасте. Жила, росла, в школе училась, в колхозе потом начала работать. Мы рано трудиться начинали, не то что вы, по деревне собак гоняете. Вечером расскажу, сейчас на скотный двор надо. Дашутка, коровка наша молодая, что-то приболела. Нос сухой, горячий. Ветеринар придет. А ты уж не балуй! Чтоб нас за тебя не ругали. Хватит нам из-за тебя выговоры получать!

– А я помню свою фамилию! – на краю скамейки сидел Валерик. – Валерик Иванов, шесть лет.

– Что ж тебе не помнить. Гуляешь много, ешь вкусно, досыта, родители у тебя есть. Хорошо ведь живешь?

– Хорошо, только бабушка Калерия Ивановна ругается, гулять с ребятами не разрешает. Мал, говорит.

– Ты уже взрослый ребенок! Посидела бы еще с вами, – баба Катя встала, – да идти надо.

– Не пускает? – спросил Антошка у Барбоскина. – Я тоже не прошусь. Моя велела возле дома «крутиться, чтобы был на глазах»! «Где, – говорит, – тебя все время допоздна нелегкая носит? И что вы там только делаете?»

– А где – там, не спросила?

– Я бы и не сказал. Ведь это тайна?

 – Военная, – добавил Валерик, основательнее усаживаясь на скамейке.

– «Операция Ы и другие приключения Барбоскина и его товарищей»! –- сказал, подсаживаясь, Мишка. – Или так: «Барбоскин и компания».

– Раз вы – компания, помогите мне огурцы прополоть!

– И морковку, – добавила бабушка Катя, выходя из калитки. – Еда на плите. И чтобы из дома ни-ни!

– Пошли, дело знакомое, я согласен, – заявил Мишка. – Как полоть-то будем? По гряде каждому, или как?