Шрифт:
I. ГЛАВА, в которой происходит необъяснимое
Увы! Кто теперь помнит Желтую комнату!
А ведь всего несколько лет назад море чернил было пролито репортерами всего мира на этом деле.
Впрочем, в Париже все забывается быстро. Я уж и не чаял рассказать когда-нибудь правду о той роли, которую сыграл во всей этой истории мой друг Жозеф Рультабиль, о жестоких и таинственных драмах, которые ему пришлось распутывать. Да он и
Но вот недавно профессор Станжерсон был награжден орденом Почетного Легиона. По этому поводу одна вечерняя газетенка в статье столь же коварной, сколь и невежественной воскресила те трагические события, которые мой друг навсегда собирался предать забвению.
На суде присяжных Рультабиль не сказал всей правды. Он сообщил только то, что было необходимо для «объяснения необъяснимого» и оправдания невиновного.
Теперь же причины для молчания отпали. Итак, без дальнейших предисловий, вот что узнала Франция на следующий день после драмы в замке Гландье.
25 октября 1892 года вечерняя «Тан» опубликовала краткое сообщение:
Этой ночью, в то время как профессор Станжерсон работал в своей лаборатории, было совершено покушение на жизнь его дочери, которая спала у себя в комнате по соседству. Врачи не отвечают за ее жизнь».
Трудно описать волнение, охватившее Париж. В то время весь научный мир следил за работами профессора и его дочери. Их открытия произвели революцию в рентгенологии и впоследствии привели супругов Кюри к открытию радия.
Утренние газеты уже были полны заметок, на все лады обсуждавших эту драму.
Вот, например, что сообщала «Матэн» в статье «Преступление или..?»:
«…Отчаяние профессора Станжерсона и невозможность узнать что-либо из уст самой жертвы крайне затрудняют расследование. Вот единственные подробности:
Матильда Станжерсон найдена умирающей на полу своей спальни. Некий дядюшка Жак, старый и верный слуга семьи Станжерсон, со слов которого мы и ведем этот репортаж, оказался в Желтой комнате одновременно с профессором и еще двумя слугами.
Эта комната, служившая спальней дочери профессора, и их совместная лаборатория находятся в павильоне, в глубине парка, примерно в тридцати метрах от основного здания.
В половине первого ночи профессор Станжерсон и старина Жак находились еще в лаборатории.
Вот что рассказал нам старый слуга о событиях той ночи:
«В полночь Матильда попрощалась с отцом, пожелала мне доброй ночи и ушла к себе. Мы слышали, как она повернула ключ в двери и заперлась на задвижку.
Помню, я еще пошутил: «Барышня запирается на все замки, вероятно, побаивается нашу Божью благодать».
Громкое мяуканье за окном было мне ответом.
«Неужели и сегодня ночью эта бродячая кошка в парке не даст нам выспаться по-человечески?» — думал я.
До конца октября я тоже живу в павильоне и сплю на чердаке над Желтой комнатой, чтобы барышня не оставалась всю ночь одна в глубине парка. Уже четыре года, с тех пор как построили этот павильон, мы переселяемся в него весной, а на зиму возвращаемся в замок, так как в Желтой комнате нет камина.
Профессор и я продолжали молча работать. Вероятно, поэтому преступник и решил, что мы ушли.
Часы пробили половину первого, и почти сразу же отчаянный крик раздался из Желтой комнаты.
«Убийца, убийца, на помощь!» — кричала барышня.
В спальне загремели револьверные выстрелы, затем загрохотала опрокидываемая мебель.
«На помощь! — продолжала звать барышня. — Отец! Отец!»
Мы оба вскочили и бросились к двери. Но она была надежно заперта самой барышней изнутри на замок и на задвижку!
Мы яростно трясли дверь и колотили в нее что было сил, но она не поддавалась.
«Убийца забрался через окно!» — закричал я и выбежал из павильона.
Окно Желтой комнаты выходит в поле. Я побежал вдоль ограды, окружающей парк, а мне навстречу бегут Бернье — садовник и его жена, наша консьержка. Они услышали выстрелы и наши крики.
Я послал Бернье к профессору, а его жена и я бросились к окну спальни.
Увы, при ярком свете луны мы увидели не только целехонькую решетку окна, но и закрытые за решеткой изнутри ставни. Я сам закрывал их вечером и, поверьте, на совесть задвинул задвижку.
Убийца влезть здесь не мог и не мог убежать через окно.
Барышня уже перестала звать на помощь, а профессор в глубине павильона все еще продолжал наносить отчаянные удары, пытаясь выломать дверь.
Мы бросились назад и подоспели как раз в ту минуту, когда дверь наконец поддалась усилиям профессора и Бернье. Консьержка держала лампу, и мы все вчетвером ввалились в комнату.
И что же мы увидели?
Барышня в ночном пеньюаре лежала на полу посреди ужасающего беспорядка. На шее у нее была страшная царапина, на виске — кровоточащая рана.
И никого больше! Клянусь вам.
Комната крохотная. Лампа, которую держала госпожа Бернье, яркая, и мы все сразу увидели — никого.
Профессор с криком отчаяния бросился к дочери, пытаясь привести ее в чувство.
Но, хотя сам преступник и отсутствовал, зато следов его в комнате было предостаточно. Окровавленные отпечатки мужской руки на стенах и двери, большой носовой платок, красный от крови, старый берет и свежие следы на полу. Человек, оставивший эти следы, имел большие ступни.