Тайна Желтой комнаты
Шрифт:
Затем главный редактор спросил Рультабиля, сколько он хотел бы зарабатывать в качестве репортера.
— Двести франков в месяц, — скромно ответил молодой человек, чрезвычайно удивленный этим предложением.
— Вы получите двести пятьдесят, — ответил редактор, — но заявите всем, что уже месяц работаете у нас. Пусть все знают, что это не вы нашли злополучную ступню, а «Эпок». Здесь, мой друг, отдельный человек ничто, а газета все. Как ваше имя?
— Жозеф Жозефэн, — ответил молодой человек.
— Это не имя, — сказал редактор, —
Вскоре безбородый репортер приобрел много друзей. Он был добродушен, услужлив и всегда в хорошем настроении, что восхищало ворчунов и обезоруживало завистников. В Кафе адвокатов, где собирались и репортеры, прежде чем отправиться в суд или в префектуру на поиски очередной сенсации, он завоевал репутацию смышленого малого, который может пройти всюду, даже к начальнику сыскной полиции. Когда дело этого стоило, расследование поручали Рультабилю, и ему часто случалось брать верх над самыми заслуженными инспекторами полиции.
Мы познакомились в Кафе адвокатов. Адвокаты, криминалисты и журналисты всегда были друзьями: одним нужна реклама, а другим — сведения. Мы разговорились, и я почувствовал глубокую симпатию к этому храбрецу. Он был чрезвычайно одарен, и я ни у кого не встречал такого оригинального склада ума, как у него.
Незадолго до описываемых событий мне предложили давать судебную хронику в одной вечерней газете, что только усилило нашу дружбу. Рультабиль начал вести юридический отдел в «Эпок», и я часто снабжал его сведениями по юриспруденции, которых ему по молодости явно недоставало.
Прошло около двух лет, и чем больше я его узнавал, тем сильнее любил, обнаружив под оживленной внешностью несвойственную юному возрасту серьезность. Однажды, когда я спросил его о родителях, он встал и ушел, сделав вид, что не расслышал вопроса.
В это-то время и разразилось знаменитое дело Желтой комнаты, которое сделало его не только первым из репортеров, но и лучшим сыщиком в мире.
Никогда не забуду, как утром 26 октября 1892 года Рультабиль появился в моей квартире. Я еще лежал в постели.
— Ну что, Сэнклер, читали? — закричал он мне прямо с порога.
— Преступление в Гландье?
— Да, Желтая комната! Что вы об этом думаете?
— Черт подери, я думаю, что преступление совершено дьяволом или Божьей благодатью.
— Будьте же серьезней!
— Что же, тогда я скажу, что не слишком-то верю в убийц, проникающих сквозь стены. Дядюшка Жак напрасно оставил после себя орудие преступления. Так как он живет над комнатой мадемуазель Станжерсон, то архитектурные исследования судебного следователя, вероятно, дадут ключ к разгадке. Мы узнаем, через какой люк или другую секретную дверь этот «добряк» мог проскользнуть, чтобы мгновенно вернуться в лабораторию к ничего не заметившему профессору. Ну что вам сказать? Это гипотеза.
Рультабиль сел в кресло, закурил трубку, с которой никогда не расставался, и несколько мгновений молча курил, чтобы подавить овладевшую им лихорадку.
Затем с иронией, которую я, право же, затрудняюсь передать, он произнес:
— Молодой человек! Вы адвокат, и я не сомневаюсь в вашем таланте оправдывать виновных, но если вы когда-нибудь станете судьей… О! С какой, легкостью вы станете осуждать невиновных. Никто не найдет никакого люка, и тайна Желтой комнаты будет еще более необъяснимой, вот почему я этим и заинтересовался. Судебный следователь прав в одном — никто и никогда не встречался с более странным делом.
— И как же, по-вашему, скрылся преступник? — спросил я.
— Не знаю, — ответил Рультабиль, — пока не знаю, но идея по поводу револьвера уже есть. Преступник не пользовался револьвером.
— Кто же им пользовался?
— Мадемуазель Станжерсон.
— Не понимаю, — сказал я, — ничего не понимаю.
Рультабиль пожал плечами.
— Вас ничто не поразило в статье «Матэн»?
— Пожалуй, нет. Просто все это очень странно.
— А дверь, закрытая на ключ?
— Что же, это единственная реальная вещь во всей истории.
— Пожалуй. А задвижка?
— Задвижка?
— Задвижка, запертая изнутри! Странные предосторожности предпринимает мадемуазель Станжерсон в собственном доме. Значит, кого-то опасалась и, не желая никого волновать, приняла свои меры предосторожности. Даже взяла у дядюшки Жака револьвер, не сказав ему об этом. Особенно она не хотела пугать отца. И то, чего мадемуазель Станжерсон опасалась, — произошло. Она защищалась и боролась и даже весьма ловко использовала револьвер, ранив убийцу в руку. Этим объясняется кровавый отпечаток большой ладони на стене и на двери — следы человека, который ощупью ищет выход. Но она выстрелила недостаточно быстро и получила ужасный удар в правый висок.
— Разве мадемуазель Станжерсон ранена в висок не из револьвера?
— В газете об этом ни слова. Мне же кажется более логичным, что пистолетом воспользовалась именно она.
Ну, а чем орудовал преступник? Удар в висок показывает, что мадемуазель Станжерсон намеревались убить после неудачной попытки задушить ее. Вероятно, нападавший знал, что на чердаке ночует дядюшка Жак, и поэтому решил воспользоваться холодным оружием — дубинкой или, может быть, молотком…
— Все это, однако, не объясняет, — ответил я, — каким образом он вышел из Желтой комнаты.
— Бесспорно, — подтвердил Рультабиль, вставая, — и так как это необходимо выяснить — я еду в замок Гландье, и вместе с вами вдобавок.
— Со мной?
— Да, дорогой друг. Именно с вами. Я нуждаюсь в вас. «Эпок» поручил мне это дело, и его необходимо как можно скорее распутать.
— Но чем я-то могу быть вам полезен?
— Робер Дарзак находится в замке Гландье.
— Это верно. Горе его должно быть безгранично.
— Мне надо с ним поговорить. — Рультабиль произнес эти слова удивившим меня тоном.