Тайна Золотой долины. Четверо из России
Шрифт:
В записках В. Молокоедова я почти ничего не изменил, только разбил их на главы и дал к ним заголовки чисто в его вкусе. Поэтому и остались в книге некоторые вещи, которые могут показаться непонятными нашим ребятам. НКВД, то есть Народный комиссариат внутренних дел, вел в то время борьбу с внутренними врагами Советского государства, разными шпионами, вредителями и прочей нечистью. А деньги во время войны значили в двадцать раз меньше, чем нынешние деньги…
С вопросами, если они возникнут у читателя, прошу адресоваться непосредственно к Васе. Его адрес: станция Лоо, Северо-Кавказская ж. д., Азовская, 16.
ГЛАВА
Душа просит романтики. Эврика! Клятва Фёдора Большое Ухо.
Началось все просто: нам надоела бесполезная тыловая жизнь.
Ну, что в самом деле? На фронтах идут ужасные бои, а мы сидим и задачки про бассейны решаем. «Сколько из одного бассейна вылилось, да сколько в другой влилось» — вот и переливаем из пустого в порожнее. Разве это жизнь?
Когда в городе ввели затемнение, мы даже обрадовались: теперь, думаем, и мы будем, как ленинградцы, на крышах дежурить и фашистские зажигалки гасить. А затемнение взяли и отменили.
Мы с Димкой Кожедубовым хотели пионерский истребительный батальон организовать — уже и запись добровольцев провели, и командиров назначили, — а пионервожатая не разрешила. Сидите, говорит, и учитесь: ваше дело такое.
А тут еще директор школы Николай Петрович собрал всех двоечников и опять начал распинаться насчет долга. Часа полтора мучил. Вы, говорит, должны осознать ответственность потому, что идет война, Красная Армия сражается с врагом, и вы, двоечники, должны помочь ей хорошими отметками.
А по-моему, все это — ерунда! Что ей, Красной Армии, легче станет оттого, что я или Димка, или Левка получим пятерки?
Нет уж, если помогать Красной Армии, так помогать по-настоящему!
Мы — Димка, Левка и я — как вышли из учительской, так сразу и решили: хватит отметочками помогать, надо идти в военкомат и проситься добровольцами на фронт. Все сражаются, а мы что — хуже других?
Пошли в тот же день к военкому, объясняем: так и так, товарищ майор, просим отправить на фронт в действующую армию… Он над нами смеяться стал: нос, говорит, не дорос.
А я ему:
— Напрасно смеетесь, товарищ майор! Вы знаете, что капитан Сорви-голова один против батальона врагов сражался и всех уложил на месте? А ему было тоже четырнадцать лет.
Майор посмотрел на меня и спрашивает:
— Какой такой Сорви-голова? Может быть, Пробей-голова? Пробей-голова у нас, действительно, был. Так он, опять же, те капитан, а младший лейтенант… А Сорви-голову не знаю…
— Ну понятно, — говорю. — Вы же, наверно, даже про Луи Буссенара не слышали. А я все книжки его перечитал.
Майор топнул ногой:
— Марш отсюда, сорви-головы! Марш в школу, пока я родителям не сообщил о вашей несознательности. [1]
Мы вышли из военкомата и стали думать, как быть.
— Сядем в воинский эшелон и уедем, — сказал Димка. — Что он нам, указ, что ли, этот майор?
А Левка говорит:
— Все равно поймают.
— Кто?
— Да вот такой же майор и поймает. Да еще несознательными
1
Это мы-то несознательные… А он — сознательный? И вот таких майоров держат на ответственных должностях!
— Не надает! — не отступает от своего Димка. — Теперь за это строго!
— Что ты мне говоришь — строго! — начал шуметь Левка и даже глаза выпучил. Он хоть и маленький ростом, а когда спорит, обязательно шумит и глаза выпучивает. — Мишка Петушков ездил на фронт? Ездил. Почти до передовой доехал. А там его, милачк а, — цоп! Из-под лавочки вытащили и сдали коменданту. Такой же, наверно, майор, вытащил и отправил Мишку обратно. А дома мать сначала ему штаны спустила да еще дядя пришел… А вы знаете, какой у него дядя? Мишка теперь на одни пятерки учится. По рисованию и то пятерка. Вот как нынче на фронт-то ездить!
Спорили-спорили Димка с Левкой — ни до чего не договорились. Они всегда так: сойдутся и спорят. Димка — свое, Левка — свое: ни за что друг другу не уступят!
— Ну что ж, — говорю, — давайте будем хоть металл собирать. Все-таки это помощь, а не четверки да пятерки.
На следующий день в школу мы не пошли, а стали искать железный лом и носить его к Димке во двор. Потом опять не пошли, и еще раз не пошли. Железа столько натаскали, что у Кожедубовых даже калитка перестала открываться, и в нее надо было пролезать боком.
— Мы, пожалуй, уже на целый танк набрали, — сказал Димка.
— Лучше на самолет, — предложил Левка.
— Эх ты! Из чего самолеты делаются — не знаешь! Они же из алюминия делаются.
— Тогда давайте алюминий собирать. У нас дома есть две алюминиевые ложки, да у соседки на кухне кастрюля стоит.
— А у нас, — говорит Димка, — тоже ложки есть, да еще миска, да другая миска, поменьше.
— А у нас кружка есть и тоже миска.
Собрали мы все это — совсем немного получилось, даже на одно крыло и то мало.
Тут матери наши хватились, а посуды нет. И — начали нас пробирать, пока мы не принесли их добро, все эти ложки и миски, обратно.
Это что, сознательность?
Мы этого алюминия все равно на целую эскадрилью натаскали бы, да пришла еще и вожатая, отчитала маму за то, что я уроки пропускаю, двойки имею.
— Вы понимаете, — говорит, — какая это четверть? Самая решающая! Экзамены на носу, а у вашего сына (это у меня. — В. М. [2] ) только по русскому языку пятерка да по арифметике и географии тройки, а то все сплошные двойки.
2
В. М. — это значит Василий Молокоедов, то есть я, или, как говорят писатели, автор этих строк. Так что вы не удивляйтесь, если и дальше вам будет встречаться « В. М.» (это я примечания делаю. Чтобы на другого не подумали, вот и ставлю: В. М.).