Тайна
Шрифт:
Дядя слушал, исподлобья поглядывая на угрюмо молчавшую жену, потом снова налил водки себе и Костке.
— За ваше здоровье! Выпей с нами, жена.
— Вот еще! Того и гляди, голова закружится. По мне, так хоть бы водки и вовсе не было! — довольно нелюбезно ответила тетя.
— Эх, мать, без водки весь мир кувырком полетел бы! — пошутил гардист.
— Мир и так вверх дном перевернулся, коли мой старик за политику взялся.
— Откуда вам знать, с каких пор ваш муж занимается политикой? Иозеф — старая лиса, чует, куда ветер подул. Не мешайте ему.
Дядя с явным неодобрением фыркнул
Подвыпивший Костка между тем разговорился:
— Я думал, меня удар хватит, когда услыхал, что Войту Судка из Спаленой назначили командиром отряда. Он вступил в гарду позднее меня, но ему повезло: пронюхал, где спрятано красное знамя. Крупная была дичь, и почти всех выловил он сам. Ты что на меня глаза таращишь? Это твой сын, Иозеф?
— Нет, свояченицы. Учится здесь в школе, — поспешно ответил дядя.
— Ишь, глаза как у разбойника. Славный из него выйдет гардист. Ну что, парень, небось хочешь стать гардистом? Как тебя зовут? Иозеф или Ян?
— Меня зовут Лацо, — ответил мальчик и тут же повернулся к тетке: — Можно, я пойду к Зузке готовить уроки?
— Ступай, ступай. Только веди себя смирно, чтобы жалоб на тебя не было.
Быстро собрав книги и тетради, Лацо со всех ног кинулся вон из кухни. Костка бросил ему вдогонку:
— Ну и шустрые у нас ребята! Ха-ха-ха!
Глава VI. Разговор с Сернкой
Одним духом взбежав на верхнюю площадку лестницы, Лацо остановился у дверей квартиры своих новых друзей. Оттуда доносился густой бас Сернки и звонкий голосок Зузки:
Ведь разбойник тоже пан, Распрягай-ка коней сам…Лацо робко позвонил. Дверь отворила мать Зузки.
— Эй, дочка, Лацо пришел! — весело крикнула она.
— Лацо, Лацо, иди сюда скорее! Папа ждет тебя, он уже все знает.
Зузка стремительно влетела в кухню — косички так и прыгали у нее по плечам — и потащила Лацо в комнату. Сернка встал, принял торжественную позу; сперва низко поклонился, потом сделал широкий приветственный жест правой рукой и, ткнув указательным пальцем в Лацо, громко пропел последнюю строчку припева:
Распрягай-ка коней сам…Внезапно он шагнул к Лацо, поднял его и подбросил высоко, к самому потолку, раз, другой… Вся комната заплясала перед глазами Лацо. Тут Сернка так крепко прижал его к груди, что у мальчика дыхание сперло, и так же внезапно посадил за стол. Сам Сернка и его жена сели рядом, а Зузка нетерпеливо топталась у стола и не сводила с отца своих черных глаз, которые теперь казались мягкими, как бархат. Сернка пододвинул свой стул поближе к Лацо.
— Значит, твоего отца арестовали, паренек. Ну, будь молодцом! Опиши все подробно, может быть, вместе что-нибудь придумаем. Мы живем в тяжелые времена и обязаны друг друга поддерживать, иначе нас растопчут. Итак, как же это случилось? Только не спеши, выкладывай все по порядку.
Лацо открыл было рот, но осекся и покосился на Зузку и ее мать. Он вспомнил, что Марковы запретили ему рассказывать про отца, хотя не совсем понимал почему. А что ни с кем нельзя говорить о Якубе, он и сам хорошо знал. Сернка догадался, какие мысли тревожат мальчика, и увел его в соседнюю комнату. Они сели на кушетку. Сернка закурил сигарету, затянулся и пустил к потолку колечко дыма. Лацо все еще молчал, не зная, как быть. Не обидится ли Сернка, если Лацо откроет ему не все?
— Не знаю, можно ли рассказать вам… — начал Лацо.
Сернка не обиделся и не рассердился. Он внимательно поглядел на озабоченное лицо мальчика, кивнул головой и очень серьезно сказал:
— Мне нравится, паренек, твоя осторожность. Ты правильно поступаешь. У тебя украли семью, лишили детства. Ты рано перестал быть маленьким. Сам небось убедился, что бывают люди хуже ядовитых гадов. Значит, надо уметь молчать, вести себя, как подобает мужчине. Трудная это школа! Ты до конца жизни не забудешь нынешних испытаний, как бы хорошо тебе потом ни жилось. Никто из нас не забудет.
— Чего они хотят? Почему они такие злые? — шепотом спросил мальчик.
— Эх, Лацко, как бы тебе попроще это объяснить?
Сернка встал и медленно, большими шагами начал прохаживаться от окна к двери и обратно. Мальчик следил за ним и ждал, что будет дальше. Наконец Сернка остановился возле него, глубоко затянулся, стряхнул пепел в пепельницу, которую держал в руке, и снова затянулся.
— Видишь ли, Лацко, все дело в том, что эти господа хотят жить богато, а работать не желают. Поэтому им нужны рабы, которые бы для них все делали. Паны продали родной народ и с легким сердцем гонят его на смерть, потому что это сулит им большие барыши. Они все могут продать. Что для них мать, брат, республика, когда им платят деньги за измену!
Сернка погасил сигарету, поставил на подоконник пепельницу и подошел к мальчику:
— Я тебя только смутил, да? Непонятно я говорю?
— Нет, дядя, нет, я все понял, — из вежливости ответил Лацо.
На самом деле у него возникло много вопросов, но задать он их не успел — отец Зузки заговорил снова:
— Не огорчайся, Лацо, не все люди такие скверные. Правда, многие готовы молча сносить несправедливость, согласны годами терпеть, лишь бы кругом было тихо да спокойно. Но такое положение возможно только до поры до времени. Когда господа начинают торговать свободой народа, пытаются отнять у него все, даже язык дедов-прадедов, тут терпение у честного словака лопается. Он восстает. И твой брат Якуб борется с угнетателями, и твой отец, и многие другие смелые люди…
В комнате стало очень тихо, только из кухни по временам доносился задорный смех Зузки. Лацо надеялся, что Сернка расскажет еще много интересного, но тот замолчал.
— Что же будет с ними? — с дрожью в голосе спросил мальчик.
— Они будут бороться до победы.
— Когда же придет победа? — Лацо даже побледнел, вспомнив, что говорил по этому поводу Ланцух.
— Трудно предсказать, когда она придет. Ведь надо рассчитаться и с немецкими фашистами, которые грабят нашу страну и убивают честных людей, и со словацкими изменниками, которые помогают им. Подрастешь немножко, Лацо, и сам поймешь, за что пошли в бой твой отец и брат.