Тайная история Марии Магдалины
Шрифт:
— Понятно. — Я огляделась по сторонам. — В дом ты меня как вижу, не приглашаешь?
— Ты вероотступница, позор нашей семьи, — заявил Илий. — Я никогда не допущу в свой дом еретичку. — Он указал мне на дверь.
— А где Сильван? — спросила я думая что Сильван не будет столь нетерпим и жесток.
— Ты имеешь в виду Самуила? Думаешь, с ним тебе повезет больше? Самуил покинул нас. Он воссоединился с нашими предками. Ты можешь посетить его могилу за городскими стенами.
Рука моя взметнулась к губам.
— О! Какое горе! Как он умер? Когда?
Илий нахмурился.
— От изнурительной болезни, уже год с лишним прошел, — отрывисто сказал
— Ох, Илий, — вздохнула я. — А тебе никогда не приходило в голову, что твоя ненависть — вот настоящая изнурительная и притом неизлечимая болезнь?
— Да сгинет твоя проклятая ересь! — возгласил мой брат и захлопнул передо мной дверь.
Теперь, Элишеба, ты все знаешь. Вот что случилось, когда я посетила Магдалу, чтобы повидаться с тобой.
Я незамедлительно отправилась пешком в Тивериаду, где целый день напролет расспрашивала людей о том, где может обитать местный житель по имени Иорам, пока мне не показали одноэтажный каменный дом, стоявший на склоне. Я подошла к дверям и постучалась. Но никто мне не открыл.
Не открыл, и все. Может быть, ты ушла за покупками? В гости? Отправилась в паломничество? Этого мне не дано было узнать: знаю только, что я стояла и стучала, но дверь так и не отворилась, хотя в этом доме жила ты, дорогая моя дочь.
Впрочем, был ли это вообще твой дом? Я ведь не знала о твоем муже ничего, кроме имени Иорам, а в Тивериаде мог найтись не один мужчина с таким, не столь уж редким, именем. Хотя, если веришь Илию, твой Иорам должен был быть хорошо известным, уважаемым гражданином.
За эти годы я возвращалась туда несколько раз и всегда находила дверь закрытой.
Все эти годы я спрашивала о тебе, но лишь молчание было мне ответом.
Глава 63
Женщине, известной как Мария из Магдалы, а позднее Мария из Эфеса.
Моя хозяйка, госпожа Элишеба, прочла объяснения, которые ты настойчиво посылаешь ей, и по-прежнему находит их странными и повергающими в смущение. Особенно ее взволновал рассказ о встрече с Илием и о том, как впоследствии ты искала ее в Тивериаде. В прошлом моя госпожа не раз замечала подозрительных людей, снующих вокруг ее дома, что-то высматривающих и заглядывающих во двор. У нее было ощущение, что ее выслеживают, и теперь ясно, откуда оно взялось. Ты искала ее сама и посылала людей с заданием что-нибудь о ней выведать.
Мы снова просим тебя прекратить это. Если ты боишься Бога и чтишь Его заповеди, то перестань посылать эти смущающие письма благочестивой госпоже, желающей жить в праведности и мире.
Я не могу не добавить свои собственные слова, хотя и поклялась не делать этого. Фирца говорит от моего имени, но не в тех словах, которые избрала бы я.
Всю жизнь ты оставалась для меня тайной. Теперь наконец я знаю тебя и высоко ценю твою смелость, сделавшую это возможным.
Но встретится — нет, думаю, пусть лучше все остается как есть.
Глава 64
Я
— Ты знаменита на всю Галилею, — сказал как-то один из старейшин общины, — ибо сподобилась того, чего никто уже больше не сподобится. Странствовала бок о бок с живым Иисусом.
Подумать только, ведь было время, когда такая возможность предоставлялась каждому!
— Останься с нами подольше, — просили эти люди. — Учи нас, наставляй нас.
Я чувствовала себя обязанной вернуться в Иерусалим, где находилась материнская церковь, но, с другой стороны, обещала, что буду откликаться на веления Духа. Сейчас же как раз я ощущала настоятельное побуждение остаться подольше с этими людьми.
— Да, конечно, — успокоила я их и попросила найти для меня маленькую каморку, где можно было поселиться.
В конце концов мне присмотрели что-то вроде палатки — шаткий каркас с натянутыми на него одеялами, установленный на крыше. Оттуда я могла обозревать окрестности, вплоть до холмов за озером, и любила сидеть там вечерами в одиночестве, обдуваемая свежим ветерком.
Каждую ночь, прежде чем удалиться в свое временное жилище, я вставала и долго смотрела в сторону Тивериады, направляя свои молитвы и любовь к дому, в котором, как я знала, живет моя дочь. Как-то раз я послала в подарок корзину отборных фруктов и письмо, но посыльному пришлось оставить все это на крыльце. И на сей раз никого не оказалось дома, во всяком случае, никто не откликнулся.
Почему я тогда, находясь так близко, не наведывалась туда вновь и вновь? Этот вопрос я впоследствии задавала себе не раз. Наверное, меня обескуражили жестокие слова Илия, и я очень боялась, как бы сказанное им не оказалось правдой. Да, в этом смысле я проявила трусость. Я опасалась, что, какие бы слова любви я ни произнесла, встретившись лицом к лицу с моей утраченной дочерью, они все равно не будут достаточно убедительными. В результате я так и не сказала ничего, что гораздо хуже.
Я боролась с унынием, которое вызывало у меня отчуждение от собственной семьи, и одновременно купалась в обожании маленькой христианской общины Магдалы. (Я могу использовать этот термин, поскольку теперь он стал общеупотребительным.) Меня восторженно принимали в домах верующих, где по очереди проводились молитвенные собрания. Встречи эти, как и в других наших общинах, назначались не на Шаббат, а на тот день, когда было обнаружено, что гробница Иисуса опустела. Для иудеев это был обычный рабочий день, поэтому собрания начинались вечером и затягивались допоздна.
Несмотря на усталость после работы, люди тем не менее выглядели полными сил и воодушевления: их радовала каждая возможность встретиться с единоверцами и поговорить об Иисусе. Мужчины приносили вино, женщины рыбу, хлеб, виноград, оливки, смоквы и мед. Совместная трапеза являлась частью молитвенного ритуала, ибо служила напоминанием о последней вечере и о словах Иисуса, сказанных о вкушении его плоти и крови. Так же, как это случилось с нами в первую ночь без него, когда, причастившись, мы ощутили его присутствие, теперь происходило и с другими добрыми людьми.