Тайная любовь княгини

Сухов Евгений Евгеньевич

— Что ты такое мелешь? — сощурил конюший глаза, враз вспыхнувшие недобрым огнем.

Окольничий приложил уста к медовухе и сделал еще несколько глотков.

— Это я-то мелю? Мельник мелет! — весело отозвался молодец. — Весь город о том глаголет, что ты государыню московскую утешаешь. А потом, как она тебе от ворот показала, так ты ожениться решил, чтобы кручина не такая шибкая казалась.

Внутри князя Оболенского стало невыносимо жарко. Следы багрянца появились на его щеках.

— Господи, чего только не наговорят!

— А ты на господа-то не сваливай. Чтобы в Опочивальню

к великой княгине проникнуть, нужно нечистого в помощь призвать. — Медовуха была забористой и душистой. Андрей наслаждался каждым глотком, а лицо его стало блаженно-приторным. — А еще на московском дворе молвят, что будто бы наследничек государя от тебя народился. А ты пей, князь, чего это ты стакан с испанским вином в сторонку отодвинул. Оно послаще будет, чем медовуха.

— Врешь!

— Чего же мне врать, ежели я сам не единожды испанское вино попивал? — будто всерьез удивился Батурлин. — Видно, ценит тебя наш хозяин, вот оттого и потчует сладко. Наверняка думает Василий Иванович тебя на свое место после смертушки посадить. Чего же ты примолк, Иван Федорович? Или, может быть, ты насчет сына своего сомневаешься? Это ты зря! Лукавство здесь ни к чему. Твое чадо! — И, едва не вплотную приблизив свое лицо к Оболенскому, продолжал: — Болел наш государь, когда Елена понесла. Не до плотских утех ему было. К тому же стар он и бесплоден. Так что ты ему пособил. Нечего тебе сказать, князь, вот потому ты и примолк.

Оболенский оглядел кабаньи глаза Батурлина, перебитый в многочисленных драках нос, расцарапанное вкривь и вкось чело и что есть силы двинул стаканом прямо промеж бровей окольничего. Вино брызнуло в разные стороны, залило глаза охальнику, а осколки беспорядочно рассыпались по скользкому полу.

Андрей Батурлин сумел усидеть на месте, потом смахнул рукавом капли вина и крови, поднялся из-за стола и произнес во всеуслышание:

— Требую поля и поединка.

— Будет тебе поединок, скоморох пивной, — сплюнул на стол соплю конюший и, натянув по самые уши бобровую шляпу, двинулся к выходу, не заплатив. — И вино у тебя дрянь, хозяин, и угощение хреновое.

Биться супротивники договорились до смерти, а чтобы поединок не походил на убийство, за повелением обратились к государю, который решил назначить им в недельщики Михаила Глинского. Он-то и определил время и место поединка.

Главным судьей в Москве уже второй год был князь Андрей Шуйский. Бояре глаголили о том, что брал он с виноватых до десяти алтын, большая часть из которых затерялась в глубоких княжеских карманах, и что будто бы на вырученные деньги он отстроил уже вторую деревеньку.

Местом поединка стало устье Яузы. Отсюда хорошо был виден Покровский собор, по другую сторону выпирала кремлевская стена.

— Согласны ли вы решить дело миром? — больше для порядка спросил Глинский. Ответ он предвидел заранее.

— Нет, — через стиснутые зубы выдавил Батурлин. — Не для того я искал поединка, чтобы отказываться от него.

— Боя желаю, — коротко отвечал конюший.

— Вижу, что примирения у вас не получится. Тогда хочу спросить, чем драться желаете? Мечами или палками?

— А я с ним и на кулаках слажу, — произнес окольничий.

— Что ж,

на кулаках, так на кулаках, — согласился Овчина.

В дело вступил Андрей Шуйский:

— Пусть божий суд решит, кто прав, а кто виновен. Кто в живых останется, того, знать, господь своей дланью от удара прикрыл. Деньгу я получу с виноватой стороны. А теперь скидайте охабни и заворачивайте рукава. А вы, ротозеи, не мешайте поединщикам. Если надумаете неправдой тревожить, так с каждого зачинщика по алтыну возьму, — пригрозил князь кулаком в сторону зевак, среди которых были холопы и Батурлина, и Оболенского.

Андрей Шуйский не однажды становился свидетелем того, как челядь немедленно вступалась за хозяина, когда видела, что тому приходилось туго. И тогда поединок больше напоминал побоище, чем божий суд. В ход шли не только камни, подобранные под ногами, но и длинные колья, вырванные из плетней.

— Как же мы смеем, боярин, — ухмылялись холопы, пряча под тулупами аршинные дубины, — на то оно и божий суд.

Шуйский, однако, не сомневался, что слова их — пустые.

— Знаю я вас, бесов. Такую свалку можете учинить, что и спросить потом будет не с кого. Яшка! — окликнул князь легконогого подьячего, который никак не мог устоять на месте и напоминал козленка, прыгающего под веселую дуду. — Веди скоморохов с медведями.

— Слушаюсь, боярин. — И подьячий юркнул в заросли ивняка.

Через минуту раздался медвежий рык и треск поломанных сучьев.

— Вот что я вам скажу, — князь Шуйский строго оглядел зевак, — ежели вы надумаете в поединок встревать, то медведя на вас напущу, а он уж сумеет вас разогнать. Понятно ли глаголю?

— Как же не понять, боярин, — мрачно отозвался за всех московитов бородач, с опаской поглядывая на огромного зверюгу.

Медведь заинтересованным зрителем уселся неподалеку от поединщиков и принялся терпеливо дожидаться боя.

— А теперь сходитесь!

Молодцы медленно двинулись навстречу друг другу. Своим осторожным приближением они напоминали бойцовских петухов, которые пристально выбирали место, чтобы клюнуть супротивника пошибче. Петушиной была даже поступь: грудь крута, ноги врастопырку, движения кругами.

Андрей Батурлин ударил первым, и, если бы Овчина замешкался хоть на мгновение и не отстранился назад, кулак нападавшего встретил бы грудь конюшего.

— Что же это ты, окольничий, так неловок? — надсмехался Иван. — Или я так мал, что ты в меня даже попасть не можешь?

Зыркнул сердито Батурлин и повыше закатал сползший с локтя рукав.

— А ты, я вижу, пересмешник, князь. Да недолго тебе шутковать.

Окольничий с силой выбросил руку вперед, стараясь угодить Оболенскому в корпус, но князь опять умело уклонился, пропустив кулак Батурлина над самым плечом.

— Ты все бахвалился, что знатный кулачный боец, так где же твоя удаль, окольничий? Может, ты ее всю в корчме поразменял?

Об Андрее Батурлине и вправду ходила молва о том, что он удалой боец и за два стакана красного вина готов принять участие в любой драке. Не однажды ему приходилось на божьем суде отстаивать правду истца. И не однажды после божьего судилища его противника сносили сразу в церковь.