Тайная любовь
Шрифт:
Это было все равно что смотреться в зеркало — у них обоих были светло-карие глаза. Он всегда читал в ее глазах собственные мысли и чувства, отразившиеся бесчисленное количество раз.
Но только не сегодня. На этот раз он видел в них настороженность: это выражение словно защищало ее.
Еще раз кивнув на прощание, Габриэль повернулся и зашагал прочь.
Замедляя шаги по мере приближения к краю газона, он думал, что сделал бы, протяни она ему руку. Этот вопрос, на который ответа не было, навел его на мысль о том, когда же он в последний раз к ней прикасался. Этого
Он перешел улицу, стараясь изгнать ощущение напряжения, которое его утомляло. Это была его всегдашняя реакция на нее, которую он не мог бы определить словами, но которую она всегда пробуждала в нем с непонятным ему постоянством. Сейчас неприятное чувство постепенно проходило, но он знал, что это ненадолго, всего лишь до следующей встречи с ней.
Алатея не отрываясь смотрела вслед Габриэлю. Только когда его шаги застучали по булыжной мостовой, она вздохнула с облегчением. Рядом с ней Мэри и Элис беззаботно Щебетали, такие же веселые, как и всегда. Почему-то самые близкие и дорогие ей люди никогда не замечали ничего странного в этих тягостных встречах.
Постепенно пульс ее стал ровнее, и вдруг Алатея испытала нечто вроде ликования. Он не узнал ее! В их сегодняшней встрече не было ничего похожего на то, как они вели себя во время вчерашнего маскарада, значит, Габриэль не связал ее образ со вчерашней графиней.
Алатея даже не пыталась понять, почему почувствовала себя такой счастливой.
Глубоко вздохнув, она улыбнулась сестрам:
— Пойдемте, девочки, прогуляемся по парку…
Наступил вечер, а с ним пришло странное беспокойство. Габриэль бродил по гостиной своего дома на Брук-стрит. Он пообедал и оделся для выхода, чтобы почтить своим Присутствием бал одной из светских дам, приславшей ему приглашение. Пока же он размышлял, где проводят вечер графиня и Алатея.
Дверь отворилась. Слуга Чанс, сверкая безупречно причесанными светлыми волосами, в безукоризненном черном сюртуке вошел с подносом, на котором стояли графин, наполненный бренди, и чистые стаканы.
— Налей мне, — распорядился Габриэль, в то время как Чанс, низкорослый и легкий в движениях, направился к буфету. Габриэль испытывал какое-то несвойственное ему тревожное чувство и надеялся, что неразбавленный бренди восстановит ясность ума.
Габриэль покидал Линкольнс-Инн, окрыленный своим скромным успехом, связанным с делом графини, и волнующей чувственной игрой, которая начала развертываться между ними. А вот десять минут в обществе Алатеи оставили в нем такое чувство, будто что-то изменилось в этом мире.
Она являлась частью его жизни с незапамятных времен, с самого младенчества, никогда прежде не бывала с ним скрытной.
Во время их последней встречи в январе она оставалась верна себе и сохраняла предельную откровенность и язвительность. Но сегодня Алатея не пожелала говорить с ним; наоборот: она попыталась отделаться от него.
Что же изменилось? Неужели с ней случилось нечто, о чем он не знал? Это его беспокоило и выводило
Когда слуга приблизился, Габриэль протянул руку и взял наполненный до краев стакан.
Едва Чанс вышел, как дверь снова открылась и Габриэль увидел Аласдейра. Прикрыв глаза, он отхлебнул большой глоток бренди.
Люцифер хмыкнул.
— Я говорил тебе, что одной сменой одежды для Чанса дело не ограничится.
— Мне все равно.
Прищурив глаза, Габриэль посмотрел на свой бокал с бренди, потом со вздохом опустился в мягкое кресло у камина.
— Он непременно станет образцовым слугой, даже если это его убьет.
— Если судить по тем успехам, которых Чанс добился к сегодняшнему дню, полагаю, скорее это убьет его, чем сделает образцовым слугой.
— Вполне возможно.
Габриэль сделал еще один основательный глоток.
— Все-таки я готов рискнуть.
Стоя перед камином и перебирая приглашения, адресованные ему и лежащие стопкой, Люцифер искоса взглянул на брата.
Чанс был выходцем из лондонских трущоб, и его возвышение до должности личного лакея Габриэля и переселение в дом на Брук-стрит свершились благодаря неоспоримым личным достоинствам.
Попав в заварушку при попытке помочь другу, Габриэль не смог бы выпутаться без помощи Чанса. При этом Чансу не было обещано никакого вознаграждения — его усилия рассматривались просто как помощь доброго самаритянина в то время, когда чаша весов несправедливо склонилась в сторону неправого. Чанс спас Габриэля, а Габриэль в свою очередь спас Чанса.
— И что же ты выбрал? — Люцифер перевел взгляд на четыре приглашения, отобранных братом из целой стопки.
— Ничего. Они все кажутся мне одинаковыми и смертельно скучными.
— Скучными? — Люцифер удивленно вскинул брови. — Ты слишком часто и без толку употребляешь это слово. Посмотри, до чего это довело Ричарда, а также Дьявола и Вейна. Подумай о последствиях.
— А вот Демону никогда не бывает скучно.
— Просто он спасся бегством, но и это не помогло. Я уверен, что теперь он тоже томится скукой и даже не думает, что все остальные соберутся в Лондон к началу сезона.
Неделю назад Демон — Гарри Кинстер, их кузен и один из шести популярных в обществе Кинстеров, — произнес заветные слова обета и обзавелся молодой женой, разделявшей его любовь к скачкам. Демон и Фелисити теперь совершали долгое турне, посещая главные места, где обычно проводятся скачки.
Держа в руке бокал, Габриэль принялся размышлять:
— Через несколько дней или в лучшем случае месяцев прелесть новизны пройдет… Или нет?
Люцифер бросил на него быстрый взгляд. Они оба знали, что когда Кинстеры женятся, то, как бы это ни показалось странным, в их семьях новизна остается новизной и ее прелесть не проходит никогда. Даже, пожалуй, напротив. Правда, для обоих братьев это было непостижимой загадкой, но как последние неженатые члены этой известной в Лондоне группы молодых людей они проявляли исключительную осмотрительность и неизменно уклонялись, когда им пытались объяснить эту загадку.