Тайная опора. Привязанность в жизни ребенка
Шрифт:
В пределах одной общности – компании или субкультуры подростки стремятся одинаково выглядеть, одинаково думать, любить и презирать одно и то же.
В забавном рассказе Ильи Зверева «Второе апреля» девочка-семиклассница настаивает на том, чтобы отрезать косы, потому что «так ходят все, так оригинальнее». И родителям даже со словарем в руках не удается доказать ей, что «оригинально» и «как все» никак не могут сочетаться через запятую. У подростка – могут, и именно так и сочетаются.
При всем том, если отношения с родителями в целом хорошие, а привязанность прочна, они остаются для подростка авторитетом, даже если он не желает в этом признаваться
Типичная ситуация: вы спорите с подростком, он не согласен буквально ни с чем, все ваши доводы подвергает сомнению и саркастично опровергает. А потом, день или два спустя, вы случайно слышите его разговор по телефону с приятелем на ту же тему. И с удивление замечаете, что ваше бунтующее чадо уверенно излагает ваши же вчерашние аргументы. Уверяю вас, что когда вы не слышите, такое случается еще чаще.
Подросток хочет принадлежать группе, но вместе с тем групповое давление пугает его. Подростковая группа жестока к «инакомыслящим», оказаться в положении героини повести Железникова «Чучело» мало кто готов. Поэтому подростку важно, несмотря на все изображаемое пренебрежение к мнению родителей, опираться на их поддержку, их жизненный опыт, пусть даже это становится действительно тайной опорой – в том числе от самого себя. А если речь идет о ситуации действительно важной, сложной, очень значимой, потенциально опасной, подросток бывает готов прийти к родителям с прямым запросом на совет и помощь. Если, конечно, к тому моменту они не погрязли в войне и разрушили свои с ребенком отношения, добиваясь контроля и послушания.
Родителей, мечтающих вырастить своего ребёнка независимо мыслящим, яркой индивидуальностью, очень раздражает подростковый групповой конформизм. Особенно трудно родителям понять подражание лидеру, часто менее интеллектуальному, чем их ребёнок, и обладающему неприятными чертами характера. Но тратить усилия на развенчание авторитета в глазах подростка бесполезно, только отношения испортите. Лучше просто подождать, когда возраст коллективизма и подражания сменится возрастом индивидуализации, подчёркивания своей неповторимости – а это произойдет совсем скоро.
Проходит время, потребность принадлежать группе реализуется, лучше ли, хуже ли. Наступает юность. Безраздельно принадлежать группе больше не хочется. Хочется быть взрослым, индивидуальностью. Групповая идентичность, осознание «лица необщего выраженья» своей компании, становится необходимой ступенькой к обретению идентичности индивидуальной, личной.
Если биологические изменения происходят сами собой, а изменение социального статуса предусмотрено устройством общества, то работу по перестройке души приходится делать самому человеку. К 12 годам в основном уже проявляется все то, с чем ребёнок пришёл в мир: темперамент, характер, способности. За плечами важнейший опыт детства. Теперь на основе этого материала подростку предстоит начать строительство своей личности, своей Самости, того начала, которое в скором будущем позволит ему распоряжаться своей жизнью, самостоятельно принимать важные решения. Эрик Эриксон назвал эти переживания кризисом идентичности, цель которого – обрести самого себя.
Начинается работа по обретению себя очень тяжело. Подросток, в отличие от ребёнка, которым он был совсем недавно, остро чувствует своё несовершенство, свою зависимость от старших и от сверстников. Он старается быть лучше – и в результате страдает от чувства неискренности, фальши. Потом решает: «раз я такой плохой, нечего это скрывать» – и делает и говорит много такого, о чем потом жалеет. Все эти переживания очень точно описаны в знаменитой книге «Над пропастью во ржи» Сэлинджера.
Подростка перестают удовлетворять оценки со стороны и хочется узнать «какой я на самом деле». В десять лет героический фильм или книга вызывает мечты, в которых ребёнок видит
Если послушать разговоры подростков между собой, замечаешь, как много они говорят о себе. Это не зависит от интеллектуального и культурного уровня, беседа может состоять из довольно вульгарных выражений и быть бедной по словарному запасу, но содержание ее все то же, что во внутренних монологах героев Достоевского или Сэлинджера: «Я такой человек, что…», «Я не знаю, как ты, но я не люблю, когда так поступают», «У меня не такой, характер, чтобы…», «Пусть они думают обо мне, что хотят, но я…», «Я так считаю…»
Поглощенность собой, постоянная потребность оценивать себя делает подростка очень ранимым. Поведение, слова, чувства окружающих воспринимаются им через пелену собственных эмоций. Ему кажется, что все вокруг только и делают, что наблюдают за ним, обсуждают его внешность и поступки. Малейшая неловкая ситуация, некстати сказанное слово, допущенная ошибка заставляют «проваливаться сквозь землю», становятся предметом долгих мучительных размышлений.
Подросток начинает осознавать свою ответственность за то, что с ним происходит. Прежде поступки, хорошие и не очень, совершались импульсивно, под действием мгновенных чувств. Потом самому было непонятно – как угораздило такое натворить? Ребёнок искренне утверждает, что чашка «сама упала» или что беспорядок в комнате учинил «гномик». Что касается последствий, то ребёнку хочется только одного – чтобы все бури поскорее миновали, родители перестали сердиться и снова все стало хорошо. Теперь все иначе. Сделать какую-нибудь глупость по-прежнему очень легко под влиянием момента, зато потом, независимо от того, повлекло ли это за собой какие-то неприятности, начинается мучительный процесс обдумывания, порой настоящего самоедства. Это касается не только особо значимых поступков, но буквально каждой своей мысли и чувства.
«О ребёнке следовало бы говорить «мне думается», «мне запоминается» – безлично; о подростке: «я думаю, я запоминаю», – писал Лев Выготский.
Познание себя, чувство ответственности, самоосознание – все это составляющие того самого чувства идентичности, которое обретает человек именно в этом возрасте. Оно порой переживается так ново и остро, что подросток кажется себе «не таким, как все», особенным, и это чувство может колебаться от сознания своей гениальности, особой миссии, до ощущения полного ничтожества, уродства, ненормальности. Обыкновенность в этом возрасте переживается как приговор, как крайне отрицательная характеристика, что поразительным образом сочетается со стремлением «быть как все».
Непростое это дело – искать себя, складывать уникальный паззл своей индивидуальности. Особенно в современном мире. Если в архаичных и патриархальных обществах индивидуальность обреталась в юности раз и навсегда, просто принималась в наследство у старшего поколения: мой отец был кузнец, и дед кузнец, я тоже хороший кузнец, из деревни Верхней, что на берегу реки, и вера у нас одна, и образ жизни, и национальность – такая цельная, крепкая, как наливное яблоко идентичность – то в современном мире все иначе. Человек может быть рожден в семье, где смешаны культуры, национальности и вероисповедания, он может родиться в деревне, а жить в городе, и наоборот, может сменить страну, социальную страту, профессию, образ жизни, веру и даже пол, при желании. Ему не собрать себя один раз в юности и на всю жизнь, современный человек работает над уникальным орнаментом собственной идентичности всю жизнь. Подростковый кризис – лишь первый в череде множества будущих кризисов, когда придется задавать себе все те же вопросы: «Кто я? Какой я? Зачем я живу?».