Тайная тропа к Бори-Верт

«Хотел бы я знать, — думал Жан-Марк по дороге домой, — как посмотрит на этот фокус мама. Вряд ли будет в восторге».

А весь фокус заключался в том, что конец занятий в лицее, куда ходил он сан и его сестра Лоранс, был объявлен ровно через неделю. Жан-Марк отлично представлял себе, как мама возмутится:

«Как это так? Десятого? Десятого июня уже каникулы? Места, видите ли, для выпускных экзаменов не хватает! Хорошенькое дело, нечего сказать! Как будто нельзя для них другого места найти! А вы, значит, до конца июля должны болтаться на улице!» В конце июля Жан-Марк поедет в горы, в летний лагерь, а Лоранс — в Вандею, в гости к подруге по классу.

Была четверть седьмого, и Катрин Абеллон, еще не подозревая ни о каком «фокусе», как обычно в этот час, ужинала вместе с другими официантками небольшого ресторанчика «Утиный Клюв». А Жан-Марк, тоже как обычно, остановился у его окна. «Утиный Клюв» помещался на первом этаже старого дома. Тут же, сбоку, скромный подъезд с облупившимися стенками и крутой лестницей наверх в квартиры жильцов. Семья Абеллон снимала две комнаты на седьмом этаже.

Вытянув шею, Жан-Марк мог заглянуть внутрь поверх занавесочек в сборку, которые придавали «Утиному Клюву» этакий скромненький и чинный вид. Стояла чудесная погода, июньское солнце весело заливало улицу, и все вокруг становилось розоватым или золотистым под его лунами. В ресторане же было сумрачно, горевшая на кухне за окошком раздачи тусклая лампочка еле освещала угол бара и кассу. Драгоценную кассу с выручкой, за которой уже восседала хозяйка, ни дать ни взять гиена. Так ее и прозвали в ресторане — Гиена. Она сама всегда ела раньше, чем персонал, за отдельным столиком и запивала ужин хорошим вином. А теперь, с высоты своего трона, пилила подчиненных. Хотя Жан-Марку не слышно было ее голоса, он знал наизусть все, что она говорит: «Поторапливайтесь, вот-вот явятся посетители… Ну и аппетит у вас… будете столько есть, умрете раньше времени».

С посетителями — с теми она разговаривает заискивающим тоном, расплываясь в приторной улыбке, и даже голова у нее уходит в плечи. Но стоило кому-нибудь из официанток заикнуться, что ей забыли оплатить сверхурочные часы или вычли лишнее за посуду, которую она, может быть, и не разбивала, — как Гиена тут же рявкала: «Вас никто не держит! Адрес бюро по найму вам известен». Жан-Марк и Лоранс терпеть ее не могли.

Вот лицом к Жан-Марку в светло-зеленом форменном платье и белом фартуке сидит толстуха Мари-Роз, старшая официантка, она нарочно ест не торопясь, чтобы позлить хозяйку. Рядом с ней — такой же толстый шеф-повар, замотанный в несколько передников, но без колпака — он надевает его, только стоя у плиты. Напротив них, спиной к окну, Катрин и еще одна официантка, Жюльен, тоже в зеленых платьях с фартуками, обе сидят как на иголках. Речи Гиены всегда действуют им на нервы, и у них кусок застревает в горле. Последний за служебным столиком — помощник повара Альбер, тощий, с длинной худой шеей. Все молча орудуют вилками и ножами, не догадываясь, что снаружи за ними кто-то наблюдает.

Иногда Жан-Марк поддразнивал мать, говоря ей: «А я видел в окошко, как ты умяла полпирожного»; или: «Чем отказываться от мозговой косточки, лучше бы принесла ее нам».

«Все ты выдумываешь, — отвечала Катрин, — с улицы ничего не видно. И вообще, ты мне надоел. До чего же ты мне надоел!»

За целый день Катрин приходилось расточать посетителям столько улыбок и вежливых слов, что, как она объясняла, на собственных детей у нее вежливости уже просто не хватало.

Перед стойкой бара стояли пять высоких табуретов для тех, кто забегал наспех перекусить и глотнуть кофе без наценки за сервировку. Хозяйка таких презирала. А Жан-Марк их отлично изучил, и у

него сердце сжималось при одном взгляде на кофеварку «Expresso», поблескивавшую никелированными ручками в полумраке бара. В прошлые рождественские каникулы весь дом, с первого до последнего этажа, был захвачен эпидемией гриппа. Катрин Абеллон два дня ходила на работу с температурой сорок. На третий день она потеряла сознание, и великанша Мари-Роз дотащила ее по лестнице домой. Она велела Лоранс уложить маму в постель и дать ей аспирина. «Потом спустишься к нам, возьмешь овощного супу и лимоны».

Скоро Лоранс вернулась с дымящейся кастрюлькой и обиженно объявила, что Мари-Роз срочно требует Жан-Марка вниз.

Когда Жан-Марк сбежал по лестнице в ресторан, там царил полный переполох. Повара только что пришлось посадить в такси и отправить домой тоже почти без сознания. Его тщедушный помощник Альбер, ошарашенный свалившейся на него ответственностью, суетился у плиты и разговаривал вслух с кастрюлями. Жюльен еле успевала раскладывать порции на тарелки, то и дело сморкаясь и жалуясь: «Ну вот, я тоже подцепила!» Мари-Роз проплывала из кухни в зал и обратно, выводя из терпения посетителей. Они и сами кашляли и чихали. Но, несмотря на эту поголовную простуду, в ресторане стало как-то свободнее — сказывалось отсутствие Гиены, которую тоже свалил грипп. Казалось, даже касса звякала веселее всякий раз, когда на ее клавишах выбивали очередной счет.

Из зала то и дело кричали: «Мари-Роз! Где же моя бутылка минеральной?», «Жюльен, хлеба!», «Мари-Роз, я просил бифштекс с кровью, а не эту подметку!», «Где Катрин? Нас всегда обслуживала Катрин!».

Один требовал соль, другой горчицу, третий чашку черного кофе…

Жан-Марк помогал, чем мог: разносил соль, перец и горчицу, очищал грязные тарелки, наполнял графины.

На другой день маме не стало лучше, и он снова пошел в ресторан. У стойки клиенты требовали свой кофе с молоком, а Жюльен с опаской, как на бодливую корову, поглядывала на сияющую кофеварку. Дело спасла Мари-Роз.

— Посмотри, Жан-Марк, — сказала она, — вот это стаканчик-фильтр. Берешься за ручку, вынимаешь его быстро, но осторожно, вот так! Гущу выбрасываешь вон в тот ящик под стойкой. Ставишь стаканчик под кофемолку, нажимаешь кнопку. Когда фильтр наполнится, вставляешь его на место здесь, снизу. Отводишь ручку до отказа вправо, а когда она возвращается и щелкает — чашка кофе готова. Можешь подавать. Да не забудь приготовить блюдца и ложки. Сахарницу придвигаешь к клиенту. И все ловко, в темпе, раз-два и готово. Но только внимательно. Понял?

Конечно, Жан-Марк понял, и три дня подряд он не только таскал стопки чистых и грязных тарелок, хлебницы, бутылки и графинчики с вином, не только помогал на кухне мыть посуду, но еще успевал в промежутках запускать кофеварку и подавать кофе: ловко, в темпе, раз-два и готово! И машина осталась цела и невредима.

Лоранс отчаянно завидовала брату. Она появлялась в ресторане, только чтобы сообщить, как чувствует себя мама, и захватить для нее миску супа или пудинг. Самое большее, что ей доверяли сделать, это протереть стаканы. И ее заслуги преданной дочери, заботливо ухаживающей за больной мамой, затмевались подвигами Жан-Марка за стойкой: ручка вправо, ручка влево, щелк! — пожалуйте — чашка кофе, блюдце и сахарница. Клиенты улыбались, глядя на него. И хоть бы кто-нибудь так же восхищенно взглянул на нее, Лоранс!

Но вот выздоровела мама, вернулся шеф-повар, снова уселась за кассу Гиена, и нужда в «добавочном официанте» отпала.

В тот вечер уже около самого подъезда Жан-Марка перехватила Мари-Роз. Она вышла из двери ресторана и протянула ему тарелку, накрытую свернутой в кулек салфеткой.

— Закуска и десерт, — пробасила она. — Тащи, чтобы мать не заметила!

«Не понимаю, почему мама сердится, — подумал Жан-Марк и приподнял бумажный колпак. Ого! Пирог со шпигом и два шоколадных пирожных! — Сама ест, как птичка, так что особенного, если мы иногда доедим ее долю!»