Тайну надо беречь
Шрифт:
– Однако вы и тут наносите вред обществу, – не дал ему договорить Шмидркал. – Вы избавляетесь от заботы о вещах и перекладываете ее на плечи других. Вы тоже действуете во зло…
– Вы хотите сказать, что я тоже злоумышленник?
– Злоумышленник, только наоборот!
– И притом злоумышленник пойманный! – горестно воскликнул Андреас. –
– Вам все вернут, – усмехнулся психолог.
– А что делали с вором, когда его ловили?
– Не знаю, но, наверное, высмеивали его.
– Теперь меня выставят на потеху людям… – убивался Андреас.
– Подождите, – смягчился психолог, – а если я буду молчать?
– И вы на это пойдете?
– А почему бы и нет? Дарите и дальше свои вещички, ведь в конце концов вы никому этим не угрожаете, никому не вредите…
– Я клянусь, что буду дарить лишь самое прекрасное из того, что у меня есть!
– Дело не в самих вещах, а в окружающей их тайне. В дразнящем, безответном “зачем”, в тех странных обстоятельствах, которые связаны с подаренными вами предметами. Насколько мне известно, те, к кому вы по ночам приходили, собирались вместе, чтобы разрешить эту загадку… И я подумал: надо беречь любую тайну, пусть даже самую незначительную, не раскрывать ее, ведь чем дальше, тем их становится меньше. Пусть люди спрашивают, пусть ищут! Лучше маленькая тайна, чем никакой! Но берегитесь, если вас поймают…
– Никогда! – воскликнул Андреас.
Он пригласил Шмидркала осмотреть старую лачугу, находящуюся под охраной Института архитектуры и памятников. Они вошли в сводчатую комнату, уставленную полками. На них лежали вещи, навевающие грусть своей явной ненужностью, избыточностью, никчемностью, бренностью существования. Шмидркал был убежден, что как психолог он может проникнуть не только в глубины человеческой души, но и понять сущность вещей. Он брал их в руки, рассматривал, приблизив к глазам, стряхивал с них пыль, слушал их, принюхивался к ним и снова клал на место.
Внезапно прозвучали куранты – пять мерных металлических ударов. И как только замер последний удар, послышался дрожащий голос:
“Приятный час, И если верные
друзья И доброе вино…”
– Да это же говорящие часы! – удивился Шмидркал. Он по дошел к застекленному ящику, в котором был скрыт механизм часов с циферблатом, сделанным в виде золотого лунного диска. Андреас передвинул стрелку на 10, чтобы продемонстрировать, на что они способны. На этот раз в голосе послышались нотки предостережения:
“Вечерний час – мгновеньем пролетишь,
Исчезнешь в вечности,
себя преобразишь…”
– Ты много говоришь! – перебил его Шмидркал и поставил стрелку на полночь:
“Дни осени – короче, Но выпьем еще – трах! Пока
нам
не сыграют Бах-бах,
бах-бах, бах-бах!”
– Что это такое – “бах-бах”?
– Это же удары барабана, похоронного оркестра, исполняющего траурный марш – бах, бах, бах…
– Ах, вот оно что…
– А вам не нужны часы? – неожиданно спросил Андреас Шмидркала. – Возьмите их на память…
Шмидркал всячески отбивался от подарка, но в конце концов сдался, не устояв против такого страстного желания дарить.
– Я вам дам запасной валик с радостной, веселой мелодией, и время для вас полетит птицей, на душе станет так легко…
– Хватит с меня и часов, – со вздохом проворчал психолог.
– Но часы без валика, – старался объяснить ему Андреас, – как человек без языка. В валике заключена вся их мудрость…
И когда главный психолог Шмидркал отправился домой, вслед за ним с часами шел Андреас. Он думал о том, насколько приятнее работать при свечах.