Тайны Белого движения. Победы и поражения. 1918–1920 годы

Гончаренко Олег Геннадьевич

Спустя еще день конница Буденного отправилась в преследование отступавших казаков Павлова, но атаковать его не решалась, остановившись всего в нескольких верстах около арьергардов корпуса. Силы атаковать красных не было и у казаков Павлова. От Егорлыкской Павлов повернул на Белую Глину, но внезапная оттепель снова спутала карты его продвижения, вынуждая его войска из-за непролазной грязи двигаться в колонну по три, растянувшись на многие версты. Первая же атака Буденного смешала ряды павловцев, парализовав движение, и заставила в спешном порядке отходить прочь, оставляя обозы и артиллерию, увязшими в грязи. Во след им устремилась кавалерия Буденного. Прибыв в Егорлыкскую, потрепанные части Павлова были усилены Терско-Кубанской дивизией и добровольческой кавалерийской бригадой генерал-лейтенанта Ивана Гавриловича Барбовича, а также 2-м Донским корпусом. Основные силы Буденного были направлены на корпус генерала Крыжановского, отступившего к станции Белая Глина. Подчиненные Крыжановскому кубанцы сдавались или просто дезертировали. Фронт был прорван буденновцами, и остатки корпуса перестали существовать. Генерал Крыжановский покончил жизнь, выстрелив себе в висок.

26 февраля 1920 года Буденный двинулся на Егорлыкскую, где началось грандиозное кавалерийского сражение, продолжавшееся весь световой день. Ночью белые и Буденный были вынуждены отойти, а прибывшие 8-я и 9-я советские армии по приказу Тухачевского перешли в наступление на части генерала Сидорина. После того как большевистские армии переправились через Маныч и Дон, они легко отбросили ослабленные после вчерашнего сражения донские войска и начали теснить их к югу. Добровольцы, поставленные в низовьях Дона, продолжали стойко отбивать все атаки. Генерал Сидорин был вынужден отдать приказ донцам отступить на линию реки Кагальник, однако закрепиться там им не удалось и они продолжали пятиться, отступая под ударами советских армий. Части 11-й советской армии взяли Ставрополь 2 марта 1920 года, а другая группировка советских войск вышла в район Минеральных Вод, выйдя от Св. Креста. Северокавказские подразделения генерала Эрдели оказались отрезанными от остальных армий ВСЮР. Фронт обороны белых был разрушен.

17 марта 1920 года, после оставления Екатеринодара, вышел приказ Деникина об отводе всех войск за Кубань и Лабу и об уничтожении всех переправ. Ставка Деникина переехала в Новороссийск, запруженный беженцами, дезертирами и всякого рода тыловиками, пытавшимися

отсидеться здесь от войны. В штабе Деникина началось обсуждение возможной эвакуации Новороссийска морем, однако доклады морских чинов и служащих порта нарисовали перед Главнокомандующим безотрадную картину того, что эвакуировать всех желающих через новороссийский порт не удастся. Не хватало времени, чтобы планомерно организовать погрузку воинских частей без того, чтобы не бросить артиллерию, гужевой транспорт и имущество ВСЮР. Было принято решение о начале эвакуации в Новороссийску а прибывающие с фронтов войска отводить на Таманский полуостров, удобный для обороны силами флотской артиллерии в случае, если противник будет преследовать отступавших. Флотилия Керченского порта постепенно могла бы перевозить армейские части через пролив. Штаб распорядился о переводе в Керчь дополнительных транспортов. Главнокомандующий решил отправиться со штабом в Анапу и далее отходить вместе с армией. Штаб Деникина выпустил последний приказ Добровольческой и Донской армиям удерживать плацдарм на реке Курге и держать оборону от устья Курги до Азовского моря. Этот приказ не был выполнен, потому что крушение фронта уже приняло обвальный характер. Белые части продолжали отбиваться от наседающего противника, однако в положении фронта уже ничто не могло повернуться лучшим для них образом. «Вернувшись в Феодосию на следующий день 15 марта, я встретил наш Лейб-Эскадрон. Помню, что в тот же день князь Черкасский и я отправились повидать генерала Шапрона дю Ларрэ(адъютанта Деникина. — прим. авт.) в гостиницу „Астория“, где стоял штаб Деникина… Генерал Шапрон, у которого мы просили информации, сказал нам, что ничего не изменилось, что борьба продолжается, но ни словом не обмолвился о том, что уже назначен новый Главнокомандующий. Сам же генерал Шапрон в тот же вечер сел с генералом Деникиным на английский миноносец и отплыл в Лондон» [152] . Эвакуация из Новороссийска Главнокомандующего только подхлестнула беженцев и военных. Людей охватила самая разнообразная гамма чувств — от ощущения полной безысходности до панического ужаса перед надвигавшимися красными: «Безветренная прозрачная ночь. Конец марта 1920 года. Новороссийский мол. Мы грузимся на „Екатеринодар“. Офицерская рота для порядка выкатила пулеметы. Грузятся офицеры и добровольцы. Час ночи. Почти безмолвно шевелится черная стена людей, стоящих в затылок. У мола тысячи брошенных лошадей; они подходят к соленой воде, вытягивают шеи, губы дрожат: кони хотят пить…» [153] . Начальником обороны Новороссийска был назначен генерал-майор А. П. Кутепов. Его частям приходилось не только держать линию обороны города во время проходившей погрузки, но и сдерживать толпы обезумевших гражданских беженцев, продолжавших стекаться в порт. 26 марта 1920 года Кутепов доложил командованию, что оставаться в Новороссийске — «смерти подобно», потому что обстановка в городе, давно вышедшая из-под контроля, грозила неминуемым социальным взрывом; стоявшие в оцеплении юнкера Донского военного училища были тоже на грани нервного истощения. Были взяты все имевшиеся в новороссийском порту транспорты, включая баржи и мелкие баркасы и шлюпки. «Всю ночь продолжаются грандиозные пожары и раздаются взрывы; долго продолжается трескотня ружейных патронов в подожженном складе. Картина пожарищ величественная, красивая и жуткая… В районе Кабардинки также видны разрывы — это идет бой отходящих на юг казаков с отрезающими им путь красными…» [154] . Узнав, что в городе остался 3-й Дроздовский полк, прикрывавший отход армии, генерал Кутепов вернулся на миноносце «Пылкий» забрать его, и дал бой вступавшим в город красным передовым частям: «Третьего полка не ждали, за него были спокойны: для его погрузки был отдан транспорт „Святой Николай“. Но команда „Николая“, не окончив погрузки, обрубила канаты и транспорт ушел… Помню святящееся небо, ветер в лицо… На „Пылком“ ко мне вышел генерал Кутепов, окатил блеском черных глаз… — Полковник Туркул, сколько у вас непогруженных? — Приблизительно двести, ваше превосходительство… — Грузите к нам…» [155] . Из города в Крым выбралось около 30 тысяч офицеров и солдат и казаков, не считая гражданских служащих и генералов. Донские казаки и часть добровольцев, не попавших на отходившие транспорты, двинулись по берегу на Геленджик и Туапсе.

152

Розеншельд-Паулин В.Из дневника // Кирасиры Его Величества. Участие в Белом Движении и Жизнь за рубежом. Париж. Изд. Возрождение. 1944.

153

Туркул A. B.Дроздовцы в огне. Картины гражданской войны 1918–20 гг. в литературной обработке Ивана Лукаша. 2-е издание. Мюнхен. Изд. Быль и Явь. 1948.

154

Розеншельд-Паулин В.Из дневника // Кирасиры Его Величества. Участие в Белом Движении и Жизнь за рубежом. Париж. Изд. Возрождение. 1944.

155

Туркул A. B.Дроздовцы в огне. Картины гражданской войны 1918–20 гг. в литературной обработке Ивана Лукаша. 2-е издание. Мюнхен. Изд. Быль и Явь. 1948.

Новороссийская катастрофа оставила глубокий след во всех слоях армии и создала определенное недоверие по отношению к высшему командованию. По прибытии в Крым, в Севастополе 3 апреля 1920 года Деникин созвал совещание всех старших начальников для избрания преемника главнокомандующему Вооруженными Силами России; в список потенциальных кандидатов были включены Врангель, Юзефович, Боровский и Покровский. Председателем совета был назначен генерал от кавалерии A. M. Драгомиров. В ходе обсуждения генералу Деникину пришлось сложить с себя полномочия Главнокомандующего. В приказе № 2899, отданном в Феодосии 4 апреля 1920 года, своим преемником он был вынужден назначить барона Врангеля. Вечером того же дня Деникин попрощался с сотрудниками штаба, своим конвоем и охранной офицерской ротой, состоявшей из многих «первопоходников». Многие из чинов штаба и роты не смогли сдержать слез. Простившись, Деникин отправился на пристань, где вместе со своим старым другом генералом Романовским и британским военным представителем генералом Холменом поднялся на борт британского миноносца, доставившего их в Константинополь. Русское посольство, сославшись на нехватку жилых помещений, отказалось приютить бывшего главнокомандующего и начальника его штаба. Иван Павлович Романовский отправился договариваться относительно машины, которая могла бы доставить их в расположение британской миссии, куда оба генерала были давно званы. Неожиданно в холле посольства появился человек, одетый в офицерское пальто мирного образца с золотыми погонами, внезапно доставший из правого кармана «кольт» и трижды выстреливший в Романовского, сразив бывшего начальника деникинского штаба наповал… Пометавшись по зданию посольства, стрелявший выбежал в одну из дверей, услужливо открытую одной из беженок, находившейся в посольстве.

Через день, потеряв своего последнего друга и соратника, на британском линкоре «Мальборо» Деникин направился в Великобританию. Сразу по принятии Главного командования, Врангель приступил к переформированию армии. Войска Вооруженных Сил Юга России были переименованы в Русскую Армию и разделены на пять корпусов: 1-й армейский корпус генерал-майора А. П. Кутепова, в который входили Алексеевская, Дроздовская, Корниловская и Марковская дивизии; 2-й армейский корпус генерал-лейтенанта Я. А. Слащева (в него вошли 13-я и 34-я пехотные дивизии и отдельная кавалерийская бригада); Донская бригада генерал-лейтенанта Ф. Ф. Абрамова, включавшая 1-ю, 2-ю и 3-ю Донские дивизии; Сводный корпус генерал-лейтенанта П. К. Писарева, в который входили 1-я, 2-я и 3-я Кубанские дивизии, а также Чеченская бригада) и Конный корпус генерал-майора И. Г. Барбовича (в ген.-лейт. произведен в июле 1920), состоявший из 1-й и 2-й кавалерийских дивизий. При каждой дивизии создавались запасные полки. Было основано военное училище и разнообразные курсы: инженерные, пулеметные и т. д. Начинался последний акт сражения с большевизмом на Юге России.

Глава седьмая

Великий конспиратор Северо-Западной армии

На холме русского «николаевского» кладбища Кокад в Ницце, в самом северном его пределе, расположен склеп генерала от инфантерии Николая Николаевича Юденича, скончавшегося в 1933 году в соседнем с Ниццей городке Сен-Лоран Дю Вар. Полного генерала и Главнокомандующего похоронили вначале в алтаре каннского собора Михаила Архангела, рядом с усыпальницами русских Великих князей, но по какой-то причине перенесли на Кокад 9 декабря 1957 года, стараниями чинов РОВС и при посредстве представителя РОВС в Ницце генерала Михаила Андреевича Свечина.

Местный служитель русского некрополя Евгений Николаевич Веревкин, краевед и знаток множества историй из жизни русской эмиграции, лаконично намекнул автору этих строк, что сам вопрос о перезахоронении Юденича возник не случайно, что некоторые из Великих князей буквально настояли, чтобы прах белого Главнокомандующего был перенесен из Канн прочь. «Cherchez le femme», — лаконично намекнул нам Веревкин.

С места последнего пристанища генерала Юденича открывается чудный вид на лазурь далекого Средиземного моря, дальние черепичные крыши, окруженные вечнозелеными кипарисами, и взлетную полосу городского аэропорта.

Здесь окончился долгий крестный путь одного из вождей Белого движения на Севере, недавнего героя Великой войны, отставленного Керенским от должности Главнокомандующего Кавказским фронтом 2 (15) мая 1917 года. Покинув Тифлис, Николай Николаевич с супругой переехал в пустующую квартиру адмирала Хоменко, что располагалась на Каменоостровском проспекте, в доме Страхового общества «Россия». «Генерал, будьте спокойны, мы вас убережем!» — пообещал знавший его старший дворник, руководивший переездом семьи Юденича на новую квартиру. В дни Октябрьского переворота Юденич пребывал в Москве, однако вскоре вернулся в Петроград для проверки возможности создания офицерской организации из числа знакомых генерала в бывших полках Российской императорской гвардии. Вскоре большевики демобилизовали все гвардейские полки, оставив лишь один лейб-гвардии Семеновский полк под новым названием «полка по охране города Петрограда». В 20-х числах ноября 1918 года, когда Юденич отбыл в Финляндию «при помощи тайной организации»,он стал поддерживать связь в полку через курьеров. Офицерскую организацию поддерживал постоянно проживающий в Стокгольме финансист и банкир Ф. Ф. Лич, много сделавший для открытия Русско-английского банка, где были размещены активы, полученные впоследствии Юденичем от A. B. Колчака. В Финляндии Юденич начал переговоры с главнокомандующим финской армией, бывшим генерал-лейтенантом русской службы, кавалергардом Карлом-Густавом Эмилем Маннергеймом. «Швед по происхождению, финляндец по образованию, этот образцовый наемник понимал службу, как ремесло. Он все умел делать образцово и даже пить так, чтобы оставаться трезвым…» [156] . Маннергейм, избранный финским парламентом главой государства и регентом 11 ноября 1918 года, оказался в нужном месте и в нужное время. Судьба вознесла его на вершину власти новообразованного государства. Гибнущая под распространяющимся большевистским игом Россия теперь мало его занимала. Иностранец, чуждый России и русским, он принимал от нее блага и чины до той поры, пока она оставалась сильной империей, однако в дни ее развала он также преуспел, выдвинувшись на идеях крайнего национализма и даже воинственной агрессии против России. По существу, Маннергейму было неважно, смогут ли патриотически настроенные русские генералы и офицеры обуздать разгул большевизма. Для него, как и большевики, они оставались «этими русскими», что превосходно доказали действия 27-го финского егерского батальона при взятии Выборга для подавления восстания финляндских красногвардейцев: «… Они без разбора расстреляли вместе с финскими красногвардейцами и проживавших в Выборге русских офицеров из бывших финляндских стрелковых полков. Если этих „егерей“ воодушевляла идея захвата Карелии, то они были более чем равнодушны к участию в освобождении Петрограда от большевиков» [157] . Похоже, что Юденич не желал видеть этих антирусских настроений барона Маннергейма и его подданных. Он уповал, что союзники по Антанте, высадившись в балтийских портах России, смогут помочь одолеть большевизм в союзе с русскими добровольцами, о чем генерал говорил с британцами в декабре 1918 года, однако не встретил полного понимания своих устремлений. Британия не видела особенной выгоды в десантах, предложенных Юденичем, а внешнеполитический курс Лондона уже склонялся в сторону установления коммерческих связей с большевистским правительством. С большим пониманием к его идеям совместной с Антантой борьбы против большевизма отнеслись французы, однако ни к каким практическим результатам эти беседы так и не привели.

156

Игрантьев A. A., граф50 лет в строю // Кавалергады. М.: Воениздат. 1995.

157

Рутыч H. H.Белый фронт генерала Юденича. М.: Русский путь. 2002.

3 января 1919 года в беседах с Маннергеймом Юденич снова вернулся к вопросу участия финской армии во взятии Петрограда. На этот раз подготовившийся к разговору Маннергейм потребовал территориальных уступок в Восточной Карелии и на берегу Кольского полуострова в обмен на военную помощь, однако Юденич сознавал, что не наделен соответствующими полномочиями для того, чтобы представлять интересы России на международных переговорах. Юденич задумался о создании политической организации в Финляндии, где временно проживал, которая позволила бы ему выступить на переговорах от лица России. Для этого он связался с Русским политическим Совещанием в Париже, возглавляемым бывшим министром иностранных дел Императорской России С. Д. Сазоновым. Сазонов, признавший адмирала A. B. Колчака как Верховного правителя России, во встрече Юденичу не отказал. Для связи с правительством Верховного правителя в Сибири Юденич использовал контакты своего знакомого контр-адмирала В. К. Пилкина, который хорошо рекомендовал его в письме к своему другу, управляющему морским министерством в правительстве Колчака контр-адмиралу Смирнову: «Юденич, несомненно, очень умен. Никто его не обманет. Стоит посмотреть, как он слушает, поглядывая исподлобья на разный люд, являющийся к нему, кто с проектом, кто с докладом. Заметно, что он всех насквозь видит и мало кому верит. Если скажет что-нибудь, то слово его всегда метко и умно, но говорит мало, очень молчалив… При этом совсем не угрюм и в нем много юмора» [158] . Неизвестно, насколько данная рекомендация убедила Колчака впоследствии назначить Юденича Главнокомандующим Северо-Западным фронтом и перевести на его личный счет «значительные денежные суммы в иностранной валюте» для нужд Северо-Западной армии, но, памятуя о том, что Верховный правитель нередко слепо до трагизма доверял своим ближним, данное его решение выглядело неудивительным. Удивительно было то, что Колчак в обмен на назначение и денежные вливания не затребовал от Юденича презентации его стратегии, доверяясь убеждению, что опытный генерал знает, что нужно делать. В ходе своего пребывания в Гельсингфорсе, Юденичем владела навязчивая идея овладеть Петроградом совместно с финской армией: «— Слишком соблазнительная операция, чтобы отказываться от нее, — говорил он(Юденич. — Авт.) адмиралу Пилкину весной 1919 года. — Пока есть хоть один шанс, я не уеду» [159] . По замыслу Юденича, наряду с наступлением регулярных войск в Петрограде должно было вспыхнуть восстание подпольных групп и частей гарнизона. В ходе проходившего в Выборге съезда русских промышленных кругов, находившихся в Финляндии, был сформирован Национальный комитет, в котором Юденич получил официальное право ведать военными вопросами. Им был сформирован небольшой штаб из приближенных к нему контр-адмирала Пилкина и генерал-лейтенанта Кондзеровского, взявшего себе для благозвучия «русский» псевдоним Кондырев. Получив, таким образом, некоторую «легитимность», Николай Николаевич Юденич собрался было разрабатывать план дальнейшего взаимодействия с Маннергеймом, как из Парижа, словно ушат холодной воды на горячую старческую голову, обрушился запрет Сазонова на проведение Юденичем каких-либо переговоров с финским регентом. В своих инструкциях Юденичу Сазонов указывал, что подобные переговоры уместнее было бы проводить на нейтральной территории в Париже. Кроме того, Сазонов позволил себе замечание проявлять сдержанность и не давать представителю иностранной державы обещания, которые не уполномочен: «Желательно, чтобы в Ваших беседах с Маннергеймом Вы бы высказались в подходящем смысле» [160] . Колчак, человек, которому было свойственно убеждение, что единожды понравившемуся человеку можно безгранично доверять, и, будучи мало осведомленным о планах Юденича уступать территориальным претензиям Маннергейма, напротив слал из далекого Омска Юденичу теплые приветы и желал всяческих успехов: «Горячо приветствую Ваше дело, видя в нем новый решительный шаг к освобождению нашей родины... С радостью усматриваю, что все национальные усилия в разных частях России идут к быстрому объединению. Шлю Вам пожелание успеха» [161] и т. д. и т. п. Едва ли так думал Маннергейм, которому эти «национальные усилия» по возрождению сильной России были нужны менее всего и в случае успеха которых русский сосед смог бы легко, как в старое доброе время, поубавить разыгравшиеся территориальные аппетиты чухонского князька, невзирая на его прежнюю службу покойному государю. Наконец, Юденич понял, что по крайней мере стоило бы ознакомить Верховного правителя с местной обстановкой и своими великими стратегическими замыслами в рамках одного города. На посланные в Сибирь доклады Верховному правителю тот отвечал телеграммами, полными самого безграничного оптимизма: «Создание Северо-Западного фронта на началах Вами проектируемых, признаю вполне целесообразным и подлежащим осуществлению… Занятие столицы нанесло бы большевикам тяжелый моральный урон… Уполномочиваю Вас принять Главнокомандование всеми русскими силами Северо-Западного фронта. Поход Маннергейма на Петроград чрезвычайно желателен… Мы считаем возможным согласиться, чтобы общее руководство военными действиями лежало на Маннергейме… по занятию Петрограда там будет установлена русская, Вам подчиненная, а не Финляндская администрация» [162] . Адмиралу Колчаку очень хотелось верить, что добрые финны, добыв ценою кровопролитных боев русскую столицу, благодарно передадут бразды правления бравому генералу Юденичу и тихо удалятся в свои шхеры и леса под аплодисменты освобожденного Петроградского русского люда. Похоже, что в такой уверенности прибывал и сам Юденич, на радостях отбывший на французском миноносце в Ревель, где велел генерал-майору А. П. Родзянко доложить об обстановке и готовности к битве с большевизмом и изъявил желание повидать русскую армию. «Армия, которую наконец увидел генерал Юденич, была раздета, воевала в основном трофейным оружием и экономила скупо отпускаемые эстонским командованием из запасов бывшей крепости Императора Петра Великого патроны и снаряды» [163] .

158

Рутыч H. H.Белый фронт генерала Юденича. М.: Русский путь. 2002.

159

Рутыч H. H.Белый фронт генерала Юденича. М.: Русский путь. 2002.

160

Рутыч H. H.Белый фронт генерала Юденича. М.: Русский путь. 2002.

161

Указ. соч.

162

Рутыч H. H.Белый фронт генерала Юденича. М.: Русский путь. 2002.

163

Указ. соч.

Идея совместной с финнами борьбы против большевизма казалась Родзянко немного странной. Пробыв на эстонской территории сравнительно немного времени, он в полной мере успел вкусить «гостеприимства» независимых эстонцев и финнов, и теперь он пытался настойчиво поставить под сомнение вопрос подобного «боевого содружества» перед прибывшим Главнокомандующим: «Сам генерал Родзянко отлично знал, что… финляндские власти не только не разрешали формировать части из русских добровольцев, но и всячески мешали офицерам, желавшим попасть в Северный корпус, отплыть легально из Финляндии в Эстонию» [164] . Однако и эта очевидная враждебность финнов, все чаще начавшая проявляться после обретения ими «независимости», не встревожила Юденича. От его взгляда, конечно, не укрылось и то, что имеющиеся части в силу своей малочисленности не могут иметь успеха в наступлении на Петроград, что упущен момент поддержки восстания в форте «Красная Горка» и само утверждение Родзянко о том, что «всякая надежда на движение на Петроград отпала» [165] . Отчего-то, по замечанию биографов, Юденич еще с большей настойчивостью продолжает стремиться к осуществлению своего стратегического замысла об ударе по Петрограду с Севера. Биограф оправдывал устремления Юденича его дальновидным замыслом последующего движения от станции Бологое к Москве, где будет возможно соединиться с частями Деникина, наступавшими с юга, хотя Деникину до Москвы было еще очень и очень далеко. Кроме того, нельзя было не сознавать, что на пути Главнокомандующего Вооруженными Силами Юга России стояли не малочисленные гарнизоны чухонских городков, а хорошо обученные и подготовленные большевистские армии во главе с опытными командирами, заставлявшими и таких опытных полководцев, как Деникин и его начальник штаба Романовский, иногда менять свои талантливые оперативные планы.

164

Рутыч H. H.Белый фронт генерала Юденича. М.: Русский путь. 2002.

165

Указ. соч.