Тайны древних бриттов

Спенс Льюис

«С великим презрением к смертному жребию, — говорит Аммиан Марцеллин^{17}, — они исповедовали бессмертие души». «Одна из их догм, — пишет Помпоний Мела^{18}, — утверждает то, что стало общепринятым убеждением в позднейшее время, а именно, что души вечны и что есть другая жизнь в адских областях… И по этой тоже причине они сжигают или погребают вместе со своими умершими вещи, принадлежавшие им при жизни, а в более далекие времена у них даже был обычай откладывать завершение своих дел и выплату долгов вплоть до прибытия в другой мир. Были среди них и такие, кто добровольно бросался на погребальный костер, где лежали тела их родственников, с тем чтобы разделить новую жизнь с ними».

Валерий Максим^{19}, описывая друидов южной Франции, указывает: «О них говорят, что они одалживают друг другу суммы, которые можно вернуть в последующем мире, настолько сильно они уверены в том, что души людей бессмертны».

Тот

факт, что друиды приносили преступников и даже невинных в жертву мертвым или богам мертвых, очевидно из указаний Цезаря, Диона Кассия, Тацита, Диодора Сикула и других классических авторов. Это та практика, которая может иметь своим источником только одну идею — идею ублаготворения мертвых. Порой за этим можно усмотреть подношения силам роста, ритуал воскрешения из мертвых, но ранняя история и происхождение этого обычая определенно указывают, в первую очередь, на идею умилостивления умерших. Следы этого ритуала можно найти как в древнем Египте, так и в других областях. Цезарь^{20} указывает, что среди галлов было принято возлагать любимых животных умершего человека на его погребальный костер, он также добавляет, что незадолго до его времени правления приносились в жертву рабы и слуги. Он говорит, что «их похороны были очень пышными и величественными, торжественность похорон была пропорциональна положению умершего в обществе. Все, чему покойный придавал при жизни наибольшее значение, бросалось в костер, даже животные, а в более давние времена зависящие от патрона вольноотпущенные и плебеи, которых он числил самыми для себя дорогими, должны были сопровождать его в другой мир». Они также считали, что «богов можно было умилостивить не иначе как принесением жизни одного человека в жертву за жизнь другого, отсюда следовало, что боги учредили публичные приношения такого рода, которые поручались заботе друидов. У последних имеются большие полые идолы, обвязанные лозами, в них они помещают живых людей и, предавая идолов огню, удушают их. Они считают, что воры, разбойники и другие нарушители закона являются самыми приятными приношениями для богов, но когда возрастающий уровень честности в обществе создает недостаток в преступниках, то их место должны занимать невинные».

Существует много свидетельств того, что культ мертвых был высоко развит среди кельтов. Барды пели хвалы умершим героям, а могилы некоторых из них считались священными местами. Считалось, что некоторые ирландские боги имеют свое обиталище в погребальных каменных пирамидах. В некоторых случаях мертвые хоронились в пределах домашнего очага, в том месте, где имели обыкновение собираться домашние лары, или духи. До сих пор накануне праздника Всех Душ кельты Бретани имеют обыкновение устраивать пир, в том числе для голодных умерших, как это периодически делали египтяне. Овен и змея в виде статуэток — кельтские символы подземного мира — обнаруживаются в галльских захоронениях.

Кэнон Мак-Каллох, описывая культ мертвых в своей небольшой работе «Религия древних кельтов», говорит:

Мертвых также кормили в местах захоронений и в домах. При захоронении ребенка до пяти лет на кладбище Килранелагха в углубление кладбищенской стены помещали чашки, наполненные водой, и предполагалось, что дух ребенка должен был поить ею других духов. В Ирландии после смерти человека для духов выставляется еда, а на похоронах иногда кладут орехи в гроб. В некоторых частях Франции на могилу выливается молоко, а в Бретани и Шотландии предполагается, что мертвые принимают участие в похоронном пире. Это реликты языческих времен, и они соотносятся с ритуалами, которые в ходу у тех, кто почитает предков. В кельтских областях на том месте, где произошла насильственная или жестокая смерть, устанавливается каменная пирамида или крест с целью ублаготворить дух, и прохожие часто добавляют к этой пирамиде по камню^{21}.

Практика проведения похоронных игр и празднеств также представляла собой кельтский ритуал, связанный с культом мертвых, и она напоминает троянские обряды погребений. Мертвых почитали на некоторых празднествах плодородия, таких как Лугназад и Самхайн, которые символизировали рождение и смерть растительности и возникли из представления, что некоторые убитые личности являли собой духи плодородия. «Именно в период оскудения земли, — говорит Кэнон Мак-Каллох, — совершались ритуалы почитания мертвых, ее детей»^{22}. Сэр Джеймс Фрейзер считает, что праздник Всех Святых (1 ноября) должен был занять место языческого культа мертвых^{23}.

Этот тип культа мертвых, как он проявлен в друидизме, не должен быть прямо идентифицирован с пифагорейской доктриной перерождения, или метемпсихоза, согласно которой душа принимает другую форму тела после смерти. Очевидно, что в друидизме мы имеем более древнюю и консервативную форму культа мертвых, являющую собой более раннюю его стадию, чем та, что была представлена в Египте. Г-н Кендрик показал, что хотя Цезарь идентифицировал веру друидов в бессмертие с пифагорейской доктриной, в чем за ним следовали Ипполит, Климент, Валерий Максим и другие, — поскольку, они, видимо, знали об этом вопросе лишь со слов самого Цезаря, — все же представляется невозможным, чтобы имела место какая-то связь между Пифагором или его учениками и кельтами —

настолько короткой была популярность его доктрины и настолько ограниченной была ее сфера влияния. С другой стороны, «зафиксированные примеры сходства между друидической и пифагорейской системами недостаточно отчетливы для того, чтобы оправдать заявление об их близком родстве; а кроме того, в каждом случае рост систем может быть обусловлен спецификой местных условий, без прибегания к таким далеким заимствованиям». Он также замечает, что взгляды галлов по вопросу бессмертия души никак не соотносились с учением Пифагора, «согласно которому, такое продленное наслаждение пользованием своим имуществом или перенесение дел на период после смерти были невозможны. Ясно, что они не могли верить в немедленное переселение души в животное или человеческое тело, но они, скорее, верили в сохранение идентичности умершего в опознаваемой форме»^{24}.

^{Жители волшебных холмов} 

Г-н Кендрик далее переходит к анализу кельтской литературы с целью поиска примеров веры в метемпсихоз и отыскивает ряд аллегорий, которые, как он показывает, хотя порой и соотносятся с теорией переселения, едва ли могут всецело служить подтверждением такой веры.

Но можно гораздо более надежным образом установить истинное значение друидического или древнего британского культа мертвых с его верой в то, что души могут возвращаться в тело, — благодаря одной идее, которая легко может быть увязана с древними кельтскими догмами. Кельтская вера в расу сидхе, или эльфов, до сих пор еще не упраздненная, представляет собой наиболее явный реликт великого культа мертвых, каким он был в друидический период, и служит достаточным свидетельством того, что друидизм был, по сути, таинством, обращенным к другому миру и связанным с верой в процесс реинкарнации, но реинкарнации, происходящей в период, достаточно удаленный от момента смерти, так что имеет место более или менее продленное существование в ином мире.

^{Джеймс Арчер. Смерть короля Артура} 

Исследования показали, что кельтские сидхе, или эльфы (а в женском роде феи), как достаточно вольно может быть переведено слово, представляют собой не более и не менее как духов смерти. Как и эльфы более позднего фольклора, они, что достаточно очевидно, являются духами умерших.

Тому, что во многих странах эльфов и фей считали связанными с мертвыми, существует множество доказательств. Полагали, что они обитают в тусклой подземной сфере, могильных курганах или в далеком раю, как те феи, что были обнаружены Ожье Датчанином и Томасом Рифмачом. Королева эльфов в старой балладе предупреждает Томаса, чтобы он не ел яблок и груш, которые висели в ее садах, поскольку отведать пищи мертвых означало никогда уже не вернуться. Это волшебное место, похоже, идентично острову Авалон (Место Яблок) или кельтскому Тир-нан-Ог (Земля сердечного желания и возобновляемой молодости). О фее, что обучала колдовству шотландских ведьм, было известно, что она была убита за тридцать лет до того в битве при Пинки [5] . Я думаю, что в том факте, что феи в народных сказках носят крылья бабочек, можно усмотреть наследие кельтского убеждения в том, что бабочки являлись душами умерших. У некоторых народов до сих пор сохраняется вера в посмертное существование человека, когда душа обретает тело новорожденного ребенка. Феи же — это души, ожидающие в тусклом раю своей очереди получить возможность возобновления земной жизни.

5

Мизинец (шотл.).

Идея о том, что феи принадлежали к виду гномов, по-видимому, была позднее заимствована у тевтонов, в фольклоре которых присутствовали маленькие, роящиеся эльфы. Феи кельтского фольклора имеют нормальный человеческий рост. Ирландская сидхе, Морган ле Фэй, валлийская И Мамау, — или «матери» — все были человеческого размера. Таковы были и бретонские феи, и те шотландские эльфы, которые похитили Тамлина и обучили ведьм искусству колдовства. Все они были в какой-то мере связаны с царством мертвых.

Вера в то, что эльфы оставляют ребенка взамен похищенного, по-видимому, восходит к идее о том, что души умерших возвращаются и поселяются в телах младенцев. Волшебное царство в этих мифах напоминает меланезийскую ману, огромный резервуар душевной силы, куда возвращается разрушенное или изношенное человеческое тело. И это хранилище всегда готово излить свою психическую энергию в новорожденное человеческое тело.

^{Фея Моргана}