Тайны господина Синтеза
Шрифт:
— Я нуждаюсь сейчас не только в повиновении, но и в совете. В сложившихся обстоятельствах я должен принять к сведению чужую точку зрения не столько по причине ответственности, весь груз которой лежит на мне, сколько ввиду опасности, представляемой самим маневром.
— Мое мнение, командир, — раз вы делаете мне честь им интересоваться, — состоит в том, что в данный момент совершить подъем, невозможно.
— Ах, если бы как-нибудь восстановить связь!
Заменив на палубе Алексиса Фармака, который с самого начала бури блуждал по кораблю как потерянная душа, капитан поставил его в известность о том, что произошло, и расспросил
Химик, хорошо знакомый не только с устройством всех узлов телефона, но и с необходимыми для его работы условиями, а также с законами, согласно которым тот действует, тщательно осмотрел аппарат и не нашел ни малейших повреждений.
— Должно быть, гроза повлияла, как это часто случается с телеграфными аппаратами, — уклончиво ответил ученый. — Но ведь грозы проходят…
Все думы были передуманы, все вопросы были заданы, а ответы получены посреди страшного непрекращающегося грохота, которого, казалось, никто не замечал. Все члены экипажа, вплоть до самой мелкой сошки, были поглощены важностью задач, стоявших перед ними.
Но что бы ни происходило, необходимо было выбрать ту или иную тактику. На данный момент, казалось бы, превалировала тактика выжидательная. К тому же проволочка не могла очень уж затянуться, ибо как ни устрашающи казались содрогания природы вблизи экватора, они в то же время обычно весьма скоротечны.
И вот на черном как смола горизонте наметилась полоска посветлей, барометр стал понемногу подниматься. Молнии сверкали чуть реже, а гром уже не успевал за вспышкой, и в прежнем сплошном грохоте наметились некоторые паузы. Один лишь ветер прибавил скорости. Но в своем хаотическом движении он уносил с собою тучи, казалось мчавшиеся наперегонки, соревнуясь, кто быстрее, как бешеные волны прилива во время весеннего равноденствия.
Затем, в широких разрывах туч, показалась небесная синева. Выглянуло желтоватое, затуманенное солнце. После этого могучий порыв смел последние черные космы. Ураган помчал вдаль свой разрушительный гнев. Если б не все еще неспокойное море, свидетели разразившейся бури могли б вообразить, что просто видели кошмарный сон.
— Максимум через час волнение уляжется, — заявил капитан, все еще судорожно сжимавший телефонную трубку.
— Совершенно верно, через часок, — подтвердил старший помощник. — К счастью, все эти рифы образуют неодолимый барьер приливу из открытого моря и таким образом гасят волнение внутри бассейна.
Алексис Фармак, по-прежнему неотрывно ломая голову над неразрешимой загадкой, изумился, видя, что даже после исчезновения грозовых туч связь не возобновилась.
— Решительно, эта авария, — вклинился он в разговор двух моряков, — имеет иную причину, чем повреждение электропроводки. Возможно, причина кроется где-нибудь за пределами аппарата. Не кажется ли вам, что скручивание такого кабеля могло привести к повреждению гуттаперчевой изоляции? Так как вы стравили метров двадцать пять — тридцать, быть может, где-нибудь образовалась опасная петля, ставшая причиной повреждения изоляции? Я выдвигаю перед вами такую гипотезу за неимением никакого другого более разумного объяснения.
— Возможно, вы правы, — ответил капитан, радостно хватаясь за эту надежду. — Ничего не стоит накрутить часть кабеля на катушку, дабы восстановив строго вертикальное положение, сделать его менее гибким, не подвергая в то же время
Сказано — сделано. Механикам дана команда осторожно начать операцию. Два блока вращаются слаженно, кабель наматывается на чугунную катушку ровно, без рывков.
Но странная вещь, громадный вес подводного аппарата не делает кабель более упругим, не натягивает его — трос остается таким податливым, что машинам не надо прилагать ни малейших сил. И вдруг его обрывок появляется над поверхностью вод и, задев за релинги, скручивается на палубе.
Стальной кабель, казавшийся таким неразрывным, разорван, как обыкновенный фал! [229] Крик ужаса и отчаяния вырывается из уст всех присутствующих. Бедному капитану чудится, что волосы на его голове превратились в стальные иглы и вонзились в мозг.
Внезапность катастрофы и ее последствия предстают перед Кристианом во всем своем ужасе. Из оцепенения, с которым он напрасно пытался бороться, его вывели лишь слова химика. Алексис Фармак на лету поймал конец кабеля и закричал:
229
Фал — крепежная веревка, трос
— Проклятье! Я с радостью отдал бы весь остаток жизни за то, чтобы схватить бандита, который сделал эту подлость! Смотрите, капитан, и все вы, господа! Кабель вовсе не разорвался, как мы с вами могли предполагать! Здесь нашелся злодей, способный его перерезать!
Химик говорил правду, не могло возникнуть ни малейших сомнений в том, что стальные канатные пряди были аккуратно перебиты. Словно разрубленные топором, кончики каждой нити сверкали, как сверкает свежеобработанный металл: они не были ни раздерганы, ни перетерты, что так характерно для разорванных канатов. Срез имел скошенный край, а его четкость свидетельствовала, что тут применили инструмент необычайно крепкой закалки, и применили с непостижимыми силой и мастерством.
Кто же был автором такого неслыханного злодеяния? Каким мотивом должен был руководствоваться этот выродок, чтобы так трусливо обречь на мучительную смерть сразу двух человек, один из которых к тому же человек выдающийся и творящий добрые дела?
Капитан и первый помощник, казалось бы, знали всех членов экипажа. Часть из них была людьми с Востока, фанатично преданными Мэтру, остальные — европейцами, нанятыми на чрезвычайно выгодных условиях, с обещанием в конце экспедиции большой премии. Таким образом, они должны были быть заинтересованы в продлении дней господина Синтеза и активно участвовать в осуществлении его замысла в меру своих служебных обязанностей.
Было также очевидно, что какой-нибудь одержимый или сумасшедший не мог бы выполнить этот замысел с такой ловкостью, не мог бы избрать более удобный момент для осуществления своего адского плана. Однако невозможно, во всяком случае сейчас, начинать следствие. Необходимо без промедления искать средство, как выйти из беды.
Всем, кто столпился у аппаратов, гибель господина Синтеза и его спутника представлялась неотвратимой. Срок, отделявший их от рокового конца, был более-менее кратким. Когда иссякнет весь имеющийся в «Кроте» воздух, после мучительной агонии, агонии умирающих от удушья, наступит смерть. Жуткая кончина людей замурованных, погребенных заживо!