Тайны и судьбы мастеров разведки

Маслов Сергей

Арестовали Стеннеса в мае 1933года в его мекленбургском охотничьем домике. Видно было, как внезапно появившийся чиновник, предъявивший свой полицейский жетон и предложивший Стеннесу следовать за ним, дрожал от страха. Вместе с Вальтером были его друзья из «Рево­люционного боевого движения», и каждый имел при себе спортивную винтовку. Для полицейского все это могло кончиться очень печально, но Стеннес подчинился.

Друзья же срочно связались по телефону с женой Вальтера Хильдой, а та в свою очередь позвонила в штаб Геринга, который к тому времени уже стал министром вну­тренних дел Пруссии. Тот отдал приказ: мекленбургская полиция несет лично перед ним полную ответственность

за безопасность Стеннеса.

«Геринг в любом случае спас мне жизнь — и не однаж­ды, а спасал многократно, — вспоминал Стеннес. — Я так до конца и не понял, почему он делал это. Он был, как и я, офицером и учился в кадетском корпусе на два класса старше меня — другой причины его благосклонности я не вижу. Возможно, он относился ко мне с уважением, потому что я никогда не скрывал своего мнения и открыто возражал Гитлеру, вместо того чтобы интриговать у него за спиной. Я полагаю, втайне он разделял многие мои взгляды, хотя и не высказывал никогда ничего подобного».

Затем Геринг приказал привезти Стеннеса в Берлин со всеми предосторожностями. Шеф мекленбургской полиции получил задание лично сопровождать его и «закоулками» доставить в следственный изолятор на Александерплатц. Здесь Вальтер почувствовал себя как дома — многие слу­жащие тюрьмы помнили его еще с тех пор, как Стеннес служил в полиции. Обращались с ним предельно корректно, что его недругов отнюдь не устроило. И Стеннеса пере­водят в тюрьму-крепость Шпандау. Там он различными способами продолжал протестовать против своего ареста. И доиротестовался.

Его доставили в штаб-квартиру гестапо на Принц-Альбрехт-штрассе. «После долгого заключения вы хорошо выглядите, — сказали ему там. — Испробуем-ка мы на вас другие методы».

Стеннссу надели наручники и отправили в Колумбия-хаус. Изначально это была обычная военная тюрьма. Но после прихода Гитлера к власти СС, по сути, «привати­зировала» ее. Людей здесь доводили «до физического и морального совершенства», как любили выражаться новые хозяева застенка.

.. .Восемь десятков эсэсовцев выстроились квадратом. Их командирзахлебывался от цинизма:

— Я долго ждал этого дня. Для меня огромная радость видеть вас здесь. Сейчас мы вам кое-что организуем. Вы не заслуживаете того, чтобы прожить еще день. Мы покончим с вами, и никто не сможет вас спасти.

Эсэсовец еще долго говорил о Гитлере, о Боге, и в этом было столько пафосного надрыва, что Стеннес, на секунду забыв об опасности, расхохотался.

— Увести! — раздался истеричный крик оратора в эсэсовской форме.

Стеннес вспоминал позже, что над ним издевались особым образом, пытаясь нагнать на него страх. Но не рассказывал, как именно. Из российских источников из­вестно, что ему устраивали инсценировки расстрелов. Это выглядит вполне правдоподобно, по крайней мере, стыку­ется с только что описанным эпизодом. Но Стеннеса—что странно — не пытали, не били, в то время как из соседних камер доносились истошные крики заключенных. Его даже не остригли наголо, как других невольников Колумбия-хаус. Комендант Родде почему-то берег его.

Страх, проникший во все поры души Стеннеса, не ско­вал его волю к жизни. Ее сковали... наручники. Для него они оказались куда большим оскорблением его чести и достоинства офицера, чем просто издевательства. Кто их, немцев, разберет...

Так или иначе, Стеннесу каким-то образом удалось стать тайным обладателем небольшого металлического крючка, который он целый день затачивал о стену, рас­хаживая по камере. Вечером он перерезал себе вены. Спасло его только то, что надзиратели обходили камеры, заглядывая в глазок, каждые десять минут. Хотя Стеннес потерял уже немало крови, тюремный врач не дал ему уйти на тот свет. Комендант Родде, узнав о мотиве, кото­рый побудил Стеннеса совершить попытку самоубийства, пообещал снять с него наручники, если тот даст слово чести, что не будет вторично пытаться свести счеты с жизнью. Вальтер дал слово, и с этого момента его руки были свободны. Вскоре Стеннеса снова перевели в след­ственный изолятор на Александерплатц, и Родде, надо полагать, был этому рад.

Собственно, никакой он был не Родде. Офицеры-эсэсовцы по договоренности придумали себе другие имена. Сейчас в это верится с трудом, но в первое время после прихода Гитлера к власти получившие полную свободу действий палачи все еще боялись возмездия. А «терпи­мость» Родде по отношению к Стеннесу объяснялась просто: в очередной раз вмешался Геринг. Он, правда, не смог предотвратить перевод Стеннеса в Колумбия-хаус, но по телефону предупредил коменданта, что тот будет рас­стрелян в течение 48 часов, если с головы Вальтера упадет хоть один волос.

Тем временем вне тюремных стен развернулась на­стоящая борьба за жизнь Стеннеса и его освобождение. Напрямую к Гитлеру обратился дядя Вальтера—кардинал Йозеф Шульте, архиепископ Кельнский. Папский нунций Чезаре Орсениго также вступился за Стеннеса. А уж он-то имел в то время немалый вес, поскольку Гитлер тогда пытался заключить конкордат с папским престолом.

Отец Вальтера в юности служил в полку, которым ко­мандовал молодой Людендорф. Гордый и независимый, отец второй раз в жизни воспользовался этим знакомством. Внугри НСДАП Стеннесу благоволил не только Геринг, но даже и первый шеф гестапо Рудольф Дильс. На помощь Стеннесу пришла и «военная хитрость» старого прусско­го офицерского корпуса. Военные дождались годовщины Всточнопрусской операции. Когда президент Гинденбург и генералы собрались у внушительного монумента, вете­раны подступили к Гитлеру с просьбой об освобождении

Стеннеса. Дожал фюрера подошедший к нему Гинденбург, единственный, пожалуй, человек, на чей авторитет Гитлер не решился бы посягнуть. Гитлер выдавил из себя:

— Стеннес может идти, если представит свидетельство о зачислении на службу за пределами Европы.

Гитлер, возможно, потому и согласился, что считал выдвинутое им условие невыполнимым. Хильда, посетив мужа в тюрьме, не могла сдержать слез: «Он нигде не оставит тебя в покое». Вальтер попросил через друзей повторить запрос о возможности отправиться военным со­ветником к Чан Кайши. Времени с момента первого запроса прошло немало. Надежда была зыбкой. Вполне вероятен был и такой ответ: «У вас был шанс, но вы его упусти­ли». А ситуация вокруг Стеннеса отнюдь не разрядилась. Активизировались не только его друзья, но и враги. Была предпринята попытка — и уже не первая — перевести его в концлагерь Дахау. Но, к счастью, подоспела телеграмма от китайского генералиссимуса: «Немедленно приступить к исполнению служебных обязанностей».

Вот последний разговор Стеннеса с Герингом.

Сначала хозяин кабинета подошел к двери и удосто­верился, что никто не подслушивает, затем заглянул за гардину и требовательным тоном произнес:

— Я хочу знать абсолютную правду. Не пытайтесь что-то скрыть от меня.

Вальтер дал полную картину того, что творится в тюрь­мах, в которых он успел побывать, и закончил рассказ со свойственной ему откровенностью:

— Я знаю, что вы начнете войну, как только к ней под­готовитесь. Но я хочу сказать, что вы проиграете ее. Люди в тюрьмах, их близкие и друзья станут гвоздями в ваших гробах.