Тайны исчезнувших цивилизаций
Шрифт:
Строго говоря, мы имеем лишь свидетельство Публия Корнелия Тацита (ок. 58 — ок. 117 г. н. э.) о том, что Иисус действительно существовал и был казнен.
«…И вот Нерон, чтобы побороть слухи, приискал виноватых (в поджоге Рима. — Прим. автора) и предал изощреннейшим казням тех, кто своими мерзостями навлек на себя всеобщую ненависть и кого толпа называла христианами. Христа, от имени которого происходит это название, казнил при Тиберии прокуратор Понтий Пилат; подавленное на время это зловредное суеверие стало вновь прорываться наружу, и не только в Иудее, откуда пошла эта пагуба, но и в Риме, куда отовсюду стекается все наиболее гнусное и постыдное и где оно находит приверженцев. Итак, сначала были схвачены те, кто открыто признавал себя принадлежащими к этой секте, а затем по их указаниям и великое множество прочих, изобличенных не столько в злодейском поджоге, сколько
В этом скупом отрывке христианская церковь видит самое точное подтверждение существования Христа, сделанное язычником. Возразим, что это самое раннее указание на существование христианства, но не Иисуса из Назарета. Дальнейшие свидетельства о жизни Христа делались уже в христианскую эпоху и страдают некоторой… назовем это «святостью», разумеется боговдохновенной.
В первые века христианства по свету бродило множество текстов Евангелий. Так что теперь невозможно узнать, что представляет собой аутентичный текст Нового Завета и насколько точно он был передан. Самый древний дошедший до нас фрагмент (всего лишь несколько стихов из Евангелия от Иоанна) датируется не ранее чем 150 годом.
До наших дней сохранилось лишь несколько евангельских текстов. Они включают так называемую апокрифическую литературу, состоящую из писаний Клемента, Фомы, Ни-кодима и других авторов, некоторые из которых приводят нелестные факты об Иисусе. Известны, по крайней мере, тридцать евангелий, существовавших в первые века христианства. Только в IV веке на Вселенском Соборе в Никее в 325 г. после острой борьбы было решено, что признать каноническим, а что исключить из церковного употребления. И так было до 367 г., более трех столетий после смерти первых последователей Иисуса, пока официальный список из 27 книг Нового Завета не был включен в письмо Афанасия, патриарха Александрийского. Все же прочие Евангелия, кроме четырех канонических, были преданы анафеме и уничтожены.
Итак, если сохранилось несколько исторических свидетельств, отличающихся друг от друга, то какие из них мы можем принять, а какие отбросить? Например, Сократ, без сомнения, был реальной исторической личностью. Платон написал много диалогов, в которых идеализировал его. Ксенофонт и Аристотель также писали о Сократе, как и драматург Аристофан, изобразивший его достаточно нелицеприятно. Но это не значит, что мы не должны признавать правдивость его насмешек.
Исследуя дальше этот вопрос, нельзя не поразиться тому, с какой тщательностью (достойной лучшего применения) в первые годы торжества христианства были уничтожены все упоминания о времени и местах деятельности Христа, кроме… канонических. Казалось бы, у столь могущественного христианина, каким был император Константин (285–337 гг. н. э.), было достаточно сил и возможностей для того, чтобы досконально исследовать этот вопрос, если не провести раскопки на Голгофе, то хотя бы расспросить правнуков Пилата и Каиафы, поискать упоминания о Христе в материалах Тибериевой переписи, в списках прихожан при синагогах, в судебных архивах — но нет! Его вполне устраивал ореол непознаваемости, окутывавший личность богочеловека. И в самом деле — чудеса, страдания, крестная мука, воскресение и, наконец, обещанная всем праведникам вечная жизнь и Страшный Суд для грешников — всего этого вполне достаточно для существования и развития любой религии.
Но не так давно вышедший на Западе бестселлер «Святая кровь и Священный Грааль» [11] содержит положения, не просто повергающие в дрожь — они способны действительно ниспровергнуть сами основы христианства, если… найдутся факты, подтверждающие эти положения. А началось все сто с лишком лет тому назад в маленькой французской деревушке.
Расположенная высоко над рекой Ода на юго-востоке Франции, деревушка Ренн-лё-Шато была тихой заводью. В 1885 г. Беренжер Сонье в возрасте тридцати трех лет, крепкий, неглупый мужчина из местных, поссорился со старшими и был изгнан ими из семьи и проклят. Казалось, он не придал этому особого значения.
11
11 the holy blood and the holy grail by michael Baigent, Richard Leigh and Henry Lincoln, Corgi, London 1983.
Он
Появившись в Ренн-лё-Шато, новый приходский священник, получая в среднем 150 франков в год — сумму, в общем-то, весьма незначительную, — вел неприметную жизнь жизнь сельского кюре. В перерывах между обеднями и отпеваниями он, как и в годы юности, охотился в горах, ловил рыбу в окрестных речушках, много читал, совершенствовал свои знания латинского языка и зачем-то начал изучать иврит. Его прислугой, горничной и кухаркой стала восемнадцатилетняя Мари Денарнан, ставшая впоследствии верной спутницей его жизни.
Частенько Сонье навещал аббата Анри Будэ, кюре соседней деревни Ренн-лё-Бэн. Аббат привил ему страсть к волнующей истории Лангедока. Само название этой местности появилось в начале XIII века и происходило от языка ее обитателей: la langue d'oc. Сонье повсюду окружали немые свидетели древности Лангедока: в нескольких десятках километров от Ренн-лё-Шато возвышается холм Ле Безу, на котором живописно разбросаны руины средневековой крепости, когда-то принадлежавшей тамплиерам, а на другом холме в каких-нибудь полутора километрах высятся полуразвалившиеся стены родового замка Бертрана де Бланшефора, четвертого великого магистра ордена рыцарей Храма. Ренн-лё-Шато сохранил на себе следы и древнего пути паломников, передвигавшихся в те далекие времена из Северной Европы через Францию и Лангедок в Сантьяго-де-Компостела — святое место в Испании.
Все текло по раз и навсегда заведенному обычаю до тех пор, пока Сонье «по наитию свыше» не взялся за реставрацию деревенской церкви, названной еще в 1059 г. именем Марии Магдалины. Этот полуразрушенный храм стоял на древнем вестготском фундаменте VI в. ив конце XIX в. был почти в безнадежном состоянии, грозя погрести под собой кюре и его прихожан.
Получив поддержку своего друга Будэ, Сонье в 1891 г. взял из приходской кассы малую толику денег и энергично принялся за ремонт церкви. Кое-как подперев крышу, он сдвинул алтарную плиту, покоившуюся на двух балках. Тут-то кюре и заметил, что одна из балок была слишком уж легкой. Оказалось, что она полая внутри. Сонье через небольшое отверстие просунул туда руку и извлек четыре опечатанных деревянных цилиндра. Забыв обо всем на свете, священник лихорадочно стал срывать запыленные, позеленевшие от времени печати. На свет Божий объявились древние пергаменты. Оглядевшись по сторонам и спрятав находку на груди, кюре быстрыми шагами направился домой. Там он велел служанке поскорее закрыть окна и двери и следить, чтобы ему никто не помешал.
Трясущимися от волнения руками кюре развернул один из пергаментов. Долго вглядывался он в латинские буквы непонятного текста, пока не заметил, что некоторые из этих букв выше других. Если читать их подряд, то выходило довольно связное послание.
Два свитка содержали изображения двух генеалогических древ с 1244 по 1644 гг., похоже, предков Сонье. Два других выглядели как религиозные тексты. Расшифровав их, Сонье распознал несколько первых предложений, включая: «A DAGOBERT II ROI ЕТ A SION EST СЕ TRESOR ЕТ IL EST LA MORT» («Это сокровище принадлежит королю Дагоберту II и Сиону, и там оно погребено»).
На следующий же день Сонье отправился в Париж и рассказал своему епископу аббату Бьелю и его племяннику Эмилю Хоффе о своей находке. Хоффе, хотя ему исполнилось всего 20 лет, был уже хорошо известен в столице как специалист в области лингвистики, тайнописи и палеографии. Парижский свет знал его также как не последнего человека в эзотерических группах, сектах и тайных обществах, близко стоявших к оккультизму. Несмотря на свое желание стать католическим священником, юный Хоффе был вхож во многие мистические и масонские круги, а также в тайный полукатолический-полумасонский (довольно необычное для того времени сочетание) орден для избранных, в который входили известный поэт Стефан Малларме, бельгийский писатель Морис Метерлинк и композитор Клод Дебюсси. Кроме того, будущий кюре хорошо знал знаменитую певицу Эмму Кальве, которая была известна всему Парижу и как «жрица эзотерической субкультуры».