Тайны одной усадьбы
Шрифт:
– Девятнадцать.
– Видишь, а мне уже двадцать четыре, я несколько лет замужем, у меня двое детей, но вынуждена спрашивать у тебя совета: как мне тоже стать желанной, как самой узнать радость плотской любви?
– Барыня, да разве вы не желанны для Николая Петровича? Но как вам самим добиваться этой самой радости… Нешто я могу это знать?
– Придется придумать. Это твой единственный шанс остаться работать в доме, иначе отправишься вместе со всеми на поля, можешь не сомневаться.
– Ложитесь, барыня, на лавку, – вздохнула Евдокия. – Попробую что-нибудь придумать своим глупым холопским
Она наклонилась над лицом госпожи и поцеловала ее в губы.
– Что-нибудь почувствовали? – поинтересовалась она, но та в ответ только пожала плечами.
Евдокия потрогала миниатюрные грудки хозяйки, которых никогда не касались детские губы. Яркие розовые сосочки остались мягкими, и девушка даже не стала ничего спрашивать. Поглаживая живот и бедра госпожи, она пристально смотрела в ее глаза, но не обнаруживала в них и тени заинтересованности. Раздвинув бедра барыни, Евдокия принялась умело играть ее женским тайником, нежно поглаживая каждую складочку плоти и массируя едва заметный мягкий холмик среди волос.
Ничего не помогало, и тогда Дуня прильнула к этому месту языком. Хорошо помня уроки госпожи Мари, она старательно и нежно ласкала сочные складки, которые в конце концов, хоть и едва заметно, начали разбухать.
– Госпожа, неужели вам это не приятно? – поинтересовалась девушка, приподняв голову.
– Я не знаю, – ответила та. – Немного хорошо, но это совсем не то, что описано в “Фанни”.
– Повернитесь попкой и поднимите ее, – попросила Евдокия.
Теперь она коснулась кончиком языка темной ямки между узкими ягодицами хозяйки и сразу поняла, что это как раз то, что нужно.
Барыня взвизгнула от этого прикосновения, и с губ ее сорвался стон. Язык попытался проникнуть еще глубже в миниатюрное отверстие, но это было ему явно не под силу. Дуне пришлось воспользоваться пальцем, изображая работу мужского орудия. Язык ее вновь примкнул к расщелине, которая теперь разбухла и размокла. “Наконец- то!” – гордо подумала девушка и бешено заработала одновременно пальцем, языком и губами. Спустя пять минут тело барыни затрепетало. Она застонала и задергала бедрами, после чего повалилась на лавку.
– Какая же ты умница! – похвалила она горничную, когда пришла в себя. – Боже мой, я и не подозревала, какое это наслаждение. Ты можешь объяснить, почему так произошло?
– Барин объяснял про какие-то точки, я ничего не поняла. У вас они, наверное, расположились не там, где надо. Вы у него спросите, он вам все растолкует по науке, он много книг прочитал. Мне-то по-всякому нравится, а вам, видно, только по-особому. Может, вы стеснялись саму себя или брезговали, вот и задушили в себе все удовольствия. Вы уж не постесняйтесь, поговорите с барином, он гораздо лучше разберется.
Настала короткая летняя ночь, и Николай зажег свечи, чтобы можно было читать. Жены до сих пор не было, и он начал волноваться. Хотел было крикнуть горничную, чтобы разыскала барыню, но в этот момент Натали появилась сама.
– Простите, Nicola, что заставила вас ждать. Хотела сделать вам небольшой сюрприз.
В новой ночной сорочке, с распущенными длинными каштановыми волосами,
Но едва он подумал, что ему придется – в который раз! – уговаривать и уламывать свою очаровательную супругу сделать милость и согласиться на близость, как порыв страсти тут же угас. Однако он все же рискнул начать один из разговоров, от которых жена обычно торопилась ускользнуть и сослаться на нервы, усталость и прочее нездоровье.
– Сударыня, вы так очаровательны сегодня! Неужели вы не доставите мне счастья насладиться вашей красотой! Идите же ко мне!
Он хотел было задуть свечи, но жена остановила его.
– Подождите. И не гневайтесь. Я не буду сегодня жаловаться на здоровье. Я вот о чем подумала. Скоро семь лет, как мы женаты, а вы до сих пор не видели меня нагой, хоть вам и очень хотелось этого. Пора исправить это недоразумение.
Она стянула с себя сорочку и впервые предстала голой перед мужем. Николай с изумлением смотрел на изящное хрупкое обнаженное тело, белое, словно сахар, на котором едва темнел черный треугольничек внизу живота. Не веря своим глазам, мужчина задохнулся от вожделения, не в силах произнести ни слова. Натали подошла ближе, встала рядом с мужем и широко расставила ноги.
– Возьмите свечи и осмотрите меня всю. Вы так долго этого хотели, а я, глупая, почему-то стеснялась.
– Душа моя, Наташенька, что с вами случилось? – только и сумел выдавить из себя Николай.
– Николенька, вы чем-то недовольны? – улыбнулась жена.
Они впервые за все годы обратились друг к другу не по-французски и не по имени-отчеству, а вот так просто – по-русски и ласково. Николай подпрыгнул с постели, заключил Наташу в могучие объятия и впился ей в губы. Через несколько минут после самого длинного в их жизни поцелуя женщина все же осторожно выскользнула из этих тисков.
– Коленька, я чуть не задохнулась!
Николай подхватил жену на руки, словно пушинку, и уложил на постель. Следуя ее совету, он взял подсвечник и начал детально изучать чудесное обнаженное тело. Наташа была не совсем права, считая, что он никогда не видел ее такой. Хитроумное устройство в бане уже давно позволило Николаю приоткрыть завесу тайны и полюбоваться ее хрупкими формами. Однако теперь было совсем другое дело: перед ним лежала желанная красивая женщина, а не ее холодное изображение на стеклянном экране. Она словно пробудилась от многолетней спячки и прямо-таки излучала страсть. Отставив подсвечник, мужчина начал осыпать бешеными поцелуями каждую клеточку волшебного женского тела от лица до мизинца ноги. Перевернув жену, он принялся за шею, спину и аккуратную маленькую попку.
– Коленька, дайте теперь хоть мне увидеть ваше сокровище! – взмолилась Наташа.
Через несколько секунд она впервые лицезрела воочию, а не ощущала в себе огромное и истекающее соком мужское орудие. Немного полюбовавшись этим уникальным творением природы, она осторожно погладила его ладонью и вдруг, словно ныряя без подготовки в холодную воду, схватила его ртом. Николай замер, не веря, что это происходит на самом деле. Если бы в этот момент небо рухнуло на землю, он был бы поражен меньше. Он даже не то заурчал, не то застонал от удовольствия.