Тайны утерянных камней
Шрифт:
Люси между тем воздела карандаш и вновь сосредоточилась на кроссворде.
– Шесть букв, – произнесла она. – «Задача камикадзе».
Джесс направилась было к двери с таким чувством, будто про нее уже забыли, ощущая в кармане тяжелый груз письма.
– Но, Люси, – спохватилась она, – а как же я ее там отыщу?
Старушка подняла взгляд от газеты, в глазах ее словно взвихрилась голубизна.
– Хороший вопрос, – проговорила она и склонила голову набок. Потом тихо пробормотала: – Шоколад. – И произнесла уже громче: – Она любит запах шоколада.
Джесс натянуто улыбнулась. Неточный, конечно, адрес, но звучало вполне разумно. Большинство
– Суицид! – неожиданно выкрикнула Иби, хлопнув ладонями по коленям, и, широко улыбнувшись, поглядела сначала на Джесс, потом на Люси. – Суицид, – уже тише повторила она.
Карандаш у Люси тут же вскинулся ластиком вверх, и она вписала слово, пробурчав:
– Для тебя это слишком просто, Фиби.
Джесс снова вышла в коридор, взяла одной рукой поднос, другой закрыла дверь спальни. Ноги вдруг стали ватными и непослушными. Она с трудом справлялась с желанием ворваться обратно в комнату и насильно отвезти их обеих в больницу или в какой-нибудь дом умалишенных. Но вместо этого Джесс кашлянула, прочищая горло, взялась за поднос и спустилась по лестнице, стараясь не замечать, как жжет и покалывает кожу на ее запястье.
Глава 4. Стар
Она привалилась спиной к низкой кирпичной ограде недалеко от магазина шоколада, подтянув к себе колени и обхватив руками голени. Упрямый весенний воздух не желал расставаться с зимним холодом. От постоянной зябкости у Стар текло из носа, отчего в уголке ноздри образовалась уже маленькая трещинка; слезились глаза. Проснувшись утром, Стар обнаружила, что трещинка стала болезненной, из нее сочилась кровь. Обычно она аккуратно утирала нос шарфом, но сегодня от дыхания в студеном воздухе исходили облачка пара, а из носа вовсю потекло, так что треснувшее место в ноздре заболело еще сильнее. Земля под тоненькими легинсами ощущалась жесткой и холодной, и в голове, по вискам, начала растекаться тупая боль. Сегодня она чувствовала себя такой слабой, такой маленькой – и такой несказанно одинокой.
– Стар? – раздался женский голос.
Она прижалась лбом к коленям, так что волосы по сторонам закрыли лицо, и протяжно выдохнула. В животе резко скрутило. Она все гадала, когда же деятелям из органов опеки удастся ее отловить, а в такой день, как сегодня, Стар чувствовала себя особенно уязвимой и беззащитной. Она поклялась, что больше никогда не даст себя отправить в приемную семью. Она с восьми лет скиталась по таким семьям и уже чертовски устала от всей этой системы. Устала от родителей, которым не хотелось, чтобы эта угрюмая девчонка-тинейджер с приступами клептомании спала в соседней комнате с их драгоценной белокурой доченькой. Устала от людей, которые лишь делали вид, будто любят Стар, – потому что, когда вдруг все шло наперекосяк, оказывалось, что не так уж они ее и любят.
Стар вонзилась ногтями в ляжки. Она была уверена, что мама ни за что бы не позволила так обрушиться их прежнему миру, как это сделал отец. Иногда по ночам она грезила о маме. Ее воспоминания были мелкими разрозненными кусочками, не складывающимися в общую картину: слабый дух корицы, легкая шершавость земли между пальцами, щека, прижавшаяся к мягкой груди. Когда мама слегла с болезнью, Стар было всего пять лет, но главное, что хорошо запомнила девочка из той поры, – это незыблемое ощущение безопасности. Безопасности, тепла и любви.
Женщина рядом кашлянула, переступила с ноги на ногу. «Чувствует себя неловко. Вот и хорошо, – подумала Стар. – Так ей и надо».
Стар потерлась носом о легинсы, покрепче вцепилась пальцами в ноги. Этой тетке придется ее волоком тащить в свою контору, потому что, как бы ни замерзла ее задница на голой земле, добровольно Стар даже не двинется с этого места!
– У меня кое-что есть для тебя, – снова послышался голос женщины, и на этот раз Стар как будто бы ее узнала.
Девочка взглянула на нее поверх коленок. Это была та дамочка, что помоложе, из странной троицы, с которой Стар общалась вчера. Каштановые волосы были так же туго собраны в конский хвост. Она смотрела на Стар уже знакомым девочке взглядом. С пустотой и отрешенностью, от которых глаза становились тусклыми. Такой взгляд у людей Стар встречала нередко, слоняясь по улицам. И видела его раньше, еще когда отец был жив. Девочке было восемь, когда его не стало, и, в отличие от образа мамы, воспоминания о нем словно вонзались в ее душу острыми когтями. Но Стар поспешно отогнала эти мысли: сейчас у нее и без того хватало проблем.
– Я – Джесс, – представилась женщина.
Стар скрестила руки у груди, сощурила глаза. Ей-то какое до этого дело?
– Если у вас не найдется двадцатки и чего-нибудь попить, мне это неинтересно.
Джесс повернула голову, огляделась, посмотрела позади Стар, словно бы кого-то искала. Потом нахмурилась:
– Где ты живешь?
Дамочка явно была из тех, кому до всего есть дело.
– Уважаемая, вас это совершенно не касается, – ответила Стар.
Она взяла свой стаканчик и, поднявшись с земли, присела на ограду сквера прямо перед Джесс.
– От вашей бабушки, знаете, кровь стынет в жилах.
Женщина тихо усмехнулась:
– Вот тут уж ты не ошибаешься. А ты, значит, острячка, да?
Стар вскинула подбородок, вперив в Джесс немигающий взгляд:
– А то!
Джесс открыла было рот, потом закрыла. Протянула девочке небольшой белый конверт:
– Вот, это тебе.
Стар даже не двинулась с места.
– Что это?
– Записка. – Джесс шагнула вперед и положила конверт на кирпичную стену рядом с девочкой. Стар заметила, как та потерла пальцами запястье, словно поглаживая антистрессовые камешки. – Это от Люси, не от меня.
Стар пожала плечами, игнорируя лежащий рядом с ней конверт, хотя и с трудом подавляла в себе жгучее любопытство и желание засыпать Джесс вопросами.
Женщина улыбнулась.
– Люси – очень необычный человек, Стар. Насчет этого не буду даже с тобой спорить. Но, может статься, именно поэтому то, что она написала тебе в своей записке, все-таки имеет смысл прочитать.
Стар стукнула пятками в стену, делая вид, будто ей это безразлично, однако внутри неудержимо нарастала паника. Что от нее нужно Джесс? Или той странной старухе? Что они могут о ней знать? Но, случись им видеть личное дело Стар в органах опеки, они бы знали, что она склонна к мелкому воровству, что ее трудно полюбить и вообще нелегко куда-либо пристроить. И все же внезапно скрутившее все ее нутро предчувствие подсказало девочке, что старуха смогла выведать про нее что-то еще. У Стар защемило в груди. В истории ее жизни было кое-что похуже того, что было известно о ней инспекторам службы опеки.