Тайны волхвов и пророков
Шрифт:
Огромную роль в тексте играет категория «недеяния» (у вэй), под которой понимается невмешательство мудреца в естественный ход событий и природу сущего, противоречащую естественности (цзы жань) Дао, порожденной им природы и характеру самого человека как существа свободного и единого с природой.
Даоизм придерживается точки зрения, что отдельный человек не должен бороться против Дао, а должен стараться приспосабливаться к нему и работать с ним. Активное стремление получить или проявить власть для даосиста – не столько аморально, сколько глупо и бессмысленно. Для отдельной личности обычно подходят простота и естественность. Насилия следует избегать, так же как жажды денег или славы. Человеку следует не стремиться изменить мир, уважать его. Каждый
Ряд фрагментов «Дао-Дэ Цзина» содержит намеки на продление жизни, обретение бессмертия и неуязвимости через причастность к Дао как великому источнику жизни.
В течение последних 150 лет «Дао-Дэ цзин» десятки раз переводился на европейские и иные языки (включая, например, иврит и эстонский). До сих пор на Западе это гораздо более популярное произведение, чем труды Конфуция или любого из его последователей. Опубликовано фактически сорок английских переводов этой книги – больше, чем любой другой, кроме Библии. Этот текст привлекал огромное внимание не только ученых-китаеведов, но и философов, писателей и других представителей творческой интеллигенции. Здесь достаточно назвать Л.Н. Толстого, не только переводившего «Канон Дао и Дэ» с французского, но и редактировавшего в литературном отношении сделанный с оригинала перевод крещеного японца Конисси. Можно привести также американского мыслителя Г. Торо, немецкого гуманиста и философа А. Швейцера.
В самом Китае в целом доминирующей философией является конфуцианство, и там, где возникает четкий конфликт между идеями Лао Цзы и Конфуцием, китайцы придерживаются мнения последнего. Тем не менее, Лао Цзы уважаем приверженцами Конфуция. Более того, во многих случаях даосские идеи просто врастают в философию Конфуция и таким образом влияют на миллионы людей, которые не считают себя даоссами. Похоже, Даоизм оказывает значительное влияние на китайское развитие буддистской философии, особенно на Цен-буддизм. Хотя лишь немного людей называют себя Даоистами, нет ни одного китайского философа, кроме Конфуция, который оказал бы такое широкое и глубокое воздействие на человеческую мысль, как Лао Цзы.
Ориген
Именно с Оригена обычно начинают историю христоцентрической мистики. Но в действительности это не мистика Христа, но мистика Логоса, мистика Вечного Слова. В ней есть опасное отвлечение от истории, от исторического Христа, от Воплощения Слова. Раннехристианский теолог, философ и ученый, Ориген (185–254 годы н. э.) пытался помирить также астрологию с религией, за что был бит и христианами и язычниками.
Человек сильной воли и целеустремленности, Ориген еще в Александрии, преподавая в школе, самолично кастрировал себя, чтобы избегнуть плотских соблазнов. За неутомимость в трудах Ориген был прозван Адамантовым, т. е. алмазным. Материальная сторона жизни была им сведена к минимуму. На свое личное содержание он употреблял 4 обола в день (ничтожная сумма по тем временам), мало спал и часто постился. С аскетизмом он соединял благотворительность, особенно заботился о пострадавших во время гонений и об их семьях.
Свои астрологические предсказания Ориген высказал в трактате «О предусмотрительности, свободной воле и судьбе». По мысли Оригена, судьба не всесильна, ибо над нею стоит Бог. Созвездия – Его инструмент и по Его воле они символически указывают на возможное течение судьбы. Любовь Божия торжествует и над властью звезд, и над властью судьбы. Влиянию звезд подлежит только тело, но не свободная воля человека. Человек несет за свои дела полную нравственную ответственность. У него есть возможность избежать беды через жертву, раскаяние и наказание.
Те, кому звезды сулят испытания, полагал он, могут, обратившись к Богу, через добро и служение ближнему отвернуться от этого зла. Звезды указывают на возможность событий, но не на их действительную реализацию, которая в руках свободной воли. Звезды направляют к тем или иным обстоятельствам, формируя в человеке определенные наклонности и тенденции, ведущие к событиям. Прогноз, полагал он, не абсолютная достоверность, а существующая возможность.
В теологическом плане он также допускал самостоятельность мышления, что никогда не приветствовалось отцами официозной церкви. Исторической тени Евангелия Ориген противопоставляет его вечный смысл, и «вечное Евангелие». «Вечное, – замечает Ориген, – по сравнению с этим нашим Евангелием, которое временно проповедано в преходящем мире и веке». Это вечное Евангелие он старается прочитать между строк Евангелия исторического; и не исторический Христос интересует его больше всего в Евангелии. В христологии Оригена причудливо переплетаются противоречивые мотивы. Ориген резко и прямо исповедует Христа Богочеловеком, – и это имя впервые встречается, кажется, именно у Оригена. Однако, если поставить вопрос, когда Слово стало Человеком, ответ Оригена двоится. Он различает в очеловечении Слова два момента. Ведь все человеческие души вечны и потому предсуществуют плотскому рождению и вхождению в эмпирический мир. От вечности существует и душа Иисуса, и до падения мира она соединяется со Словом, и соединяется как железо с огнем.
Богочеловечество осуществляется за порогом истории, до времени. И Воплощение оказывается только явлением уже предсуществующего человека в эмпирическом мире. Собственно, это не есть Воплощение Слова, но воплощение обожженной души Иисуса, нераздельно соединенной со Словом. По логике Оригеновской системы, Воплощение не может быть окончательным. Ибо телесность вообще есть преходящее следствие грехопадения и истончается по мере очищения, чтобы рассеяться вовсе по исполнении времен. Воплощение Христа, по Оригену имеет преходящий и педагогический смысл. Это Откровение Слова в темноте эмпирии. Именно поэтому человечество Христа должно быть прозрачным.
«Его человечество, – говорит Ориген, – это первая и низшая ступень, с которой мы должны сойти, чтобы пройти по другим и достигнуть того, что Сын Божий есть сам в себе». По мере духовного возрастания нужно отвлекаться от человечества Христова, – оно есть только педагогическое средство для созерцания премирного Божества. В этом смысле Ориген резко противопоставляет простецов, которые отбивают поклоны в Иерусалиме и знают только Иисуса распятого, созерцают Слово только во плоти, и – «равноангельских» гностиков, причастных Слову, как было Оно в начале у Отца. Иначе сказать, путь духовного восхождения проходит как бы мимо Голгофы.
Положительного искупительного смысла ни в Крестной смерти, ни в Воскресении Ориген никогда не умел раскрыть. Христос для Оригена прежде всего Пророк и Учитель. Идея воспитания и обучения проходит через всю Оригенову систему; и в этом одна из эллинских ее черт. Каждая душа проходит свой искупительный путь через сменяющиеся миры и века и искупает при этом свой личный грех, чтобы вернуться на свое опустевшее место в вечном мире. Это путь неизбежного, хотя и не насильственного возвращения. Ориген убежден, что воля не может закоснеть в упорном противлении, что она должна переломиться. На этом пути каждая душа если в чем нуждается, то только в путеводителе и примере. Такой пример показывает Христос и постольку является путеводителем и проводником душ.