Тайны войны
Шрифт:
В Германии, под Берлином, у Амалии остались какие-то родственники. Она их не знала, хотя долгое время к пасхе и рождеству из Европы приходили поздравления с праздником. После смерти отца переписка оборвалась даже с кузеном. Вот уже сколько лет оттуда не приходило никаких известий.
Дельберт Стивенс, отец семейства, происходил из ирландцев. Он тоже лет тридцать назад переселился за океан, тоже прекратил связи с родиной, но, в отличие от жены, считал себя стопроцентным американцем. Дети унаследовали от него мягкий ирландский выговор и, вероятно, некоторые черты характера, свойственные заокеанским предкам.
Семья Стивенсов не могла роптать на судьбу. Жили они вполне прилично, особенно после того, как дети стали на ноги и начали приносить домой заработок. Квартиру снимали недалеко от порта. Это было удобно – отец и Людвиг работали в доках. Зато Бену приходилось тратить много времени на переезд, но ему, самому молодому в семье, такие поездки не были в тягость.
Заработка трех мужчин Стивенсам хватало на жизнь, но чего не могли они сделать – это накопить денег на ферму и клочок земли где-нибудь на берегу реки. Много лет Стивенсы откладывали сбережения, иногда по центам, но все оказывалось мало. Дельбертс-холл, как окрестили они, в честь отца, свое будущее ранчо, стал общей мечтой всей семьи. Их мечта с каждым годом становилась все более близкой к осуществлению. Поэтому Бен, не страдавший излишним честолюбием, связывал свое продвижение по службе прежде всего с мечтой о ферме. Там могли бы наконец поселиться родители, а они с Людвигом стали бы наведываться к ним и ловить в речке форелей.
Теперь, если верить мистеру Кетчелу, Бен имел все шансы выдвинуться и зарабатывать несколько больше того, что получал он каждую субботу.
События, вселившие в младшего из Стивенсов уверенность, что он теперь взберется наконец в люди, произошли в пятницу, а в понедельник на следующей неделе они имели свое продолж~ение. Мистер Кетчел снова вызвал джимена 712 и поручил ему заняться несчастным случаем, который произошел с негром Дженом Хонтом, двадцати семи лет, на перегоне близ города Ройял-Ок. Само дело не представляло интереса, – подумаешь, негр попал под колеса! Но из криминальной полиции сообщили, что у погибшего негра, кроме личных документов, найдена телеграмма с подписью священника Кофлина. Опять Кофлин! Это насторожило мистера Кетчела. Он нюхом почувствовал, что здесь пахнет не только несчастным случаем, и постарался внушить это Стивенсу.
– Поезжай, парень, в Ройял-Ок, – сказал он, – осторожненько посмотри, нет ли какой связи между этим несчастным случаем и телеграммой. – Он пожевал сигару и добавил: – Имей в виду, если повезет, мы копнем с тобой большое дело. Действуй! Как только что-нибудь узнаешь, скачи обратно.
Бену едва хватило времени, чтобы заехать домой. Он собрал с помощью матери чемоданчик, сломя голову помчался на вокзал и ближайшим поездом выехал из Нью-Йорка.
На месте происшествия, вернее – в полиции Ройял-Ок, Бен очутился днем и немедленно приступил к делу. Кажется, никогда не испытывал он такого прилива сил и энергии. Шутка ли, первое самостоятельное дело!
В полиции его познакомили только с протоколом. Из него следовало, что негр, видимо задремав, свалился с поезда и попал под колеса. Полицейский инспектор посмотрел на Бена сонными, равнодушными глазами. Всем своим видом он будто бы говорил: чего здесь затевать дело, когда ясно, как дважды два, – черномазый сам свалился с поезда! Ехал небось без билета. Чего старается молокосос? Делает вид, будто занят чем-то серьезным...
Телеграмме отца Кофлина, вызывавшей Хонта к умирающему отцу, инспектор тоже не придавал никакого значения. Нужно же было негру ехать зачем-нибудь в Ройял-Ок... Но Стивенс решил попробовать зацепиться за эту тоненькую и ненадежную ниточку, как советовал ему мистер Кетчел. Сам он не хотел попадаться на глаза отцу Кофлину. Отправился к нему полицейский инспектор, тот, который считал, что дело не стоит выеденного яйца.
Конечно, он не принес ничего нового.
Таким же снисходительно-вялым тоном инспектор процедил, что отец Кофлин ездил по своим делам в Нью-Йорк. Оттуда действительно он отправил телеграмму сыну умирающего прихожанина. Это ясно и так – на телеграмме стоит подпись священника.
Единственно, что инспектору показалось странным в разговоре с настоятелем храма, – это некоторая раздражительность, с которой преподобный отец отвечал на вежливые расспросы. Конечно, любому духовному отцу неприятно иметь дело с криминальной полицией. Успокоившись, отец Кофлин рассказал, что ездил в Нью-Йорк навестить больную сестру, потом остановился в гостинице и первым самолетом вернулся домой. Задерживаться он не мог, так как в воскресенье должен был читать проповедь в храме.
Полицейский инспектор сделал для себя вывод: отец Кофлин, посылая телеграмму, выполнил христианский долг, и нечего к нему придираться. Приехавшего юнца, новичка в криминальных делах, он не утерпел кольнуть:
– Признаюсь, мне было не по себе, что пришлось приставать к настоятелю храма с такими расспросами.
Но Бен даже не заметил словесной шпильки. Рассказ инспектора насторожил его. Бен, смущенно улыбаясь, спросил:
– А кроме как у сестры, священник нигде не был?
– Был в гостинице, как я уже говорил... Простите, мистер Стивенс, мне неудобно было допытываться. Какое это имеет значение?
– Извините, пожалуйста, – Бен словно застенчиво умолял инспектора, даже потупил глаза, – но вам придется сходить еще раз к отцу Кофлину. Расспросите его, где и когда был он у сестры, когда приехал в гостиницу... Пожалуйста, сходите сейчас, больше я вас не буду тревожить...
Полицейский инспектор пожал плечами и отправился снова выполнять поручение дотошного джимена. Мальчишке нечего делать! Если бы не мандат Федерального бюро расследований, инспектор давно бы послал его к черту.
В ожидании, когда вернется инспектор, Бен пошел на вокзал и стал расхаживать по перрону. Стивенс осмотрел, где можно выйти с вокзала на площадь, у станционного сторожа узнал, что с ночным поездом пассажиров почти не бывает, поэтому для выхода в город оставляют только одну железную калитку. Вон ту, рядом с вокзалом.
Бен подошел к калитке, заглянул в урну, стоявшую рядом. Удача продолжала сопутствовать ему – урна была заполнена мусором. Видимо, ее не чистили несколько дней.
Стивенс купил в киоске газету, полистал и, улучив минуту, когда на перроне не осталось ни единой души, выгреб в бумагу содержимое урны. Здесь были окурки, горелые спички, банановые шкурки, использованные билеты, жевательная резина, что-то еще. Джимен старательно завернул добычу в газету и возвратился в полицию.
К тому времени, когда инспектор пришел от священника, Бен успел разобраться в содержимом урны. Он обнаружил здесь кое-что интересное. Прежде всего Бен выбрал из мусора погашенные билеты и установил, что в день несчастного случая на станции Ройял-Ок сошло по меньшей мере пять пассажиров, в том числе один ребенок в том возрасте, когда детям покупают четверть билета.
Бен все больше убеждался, что мистер Кетчел прав, заподозрив преступление в несчастном случае с негром. «На одного негра пятерых многовато, – подумал он, разглядывая в складную лупу свои находки. – Но кто-то из владельцев билетов причастен к происшествию на перегоне». Иначе откуда могли появиться на одном из билетов едва заметные следы крови с отпечатками пальцев? Точно такой же отпечаток был на окурке, лежавшем теперь на столе перед сыщиком. Это уже кое-что значит!
Инспектор явился не в духе. Отец Кофлин пригрозил пожаловаться шерифу, если еще хоть раз посмеют его беспокоить. Настоятель вновь раздраженно ответил, что ездил к сестре, навестил ее в больнице и нигде больше не был.