Тайные информаторы Кремля. Нелегалы

Антонов Владимир Сергеевич

12 июля 1941 года премьер-министр Великобритании У. Черчилль посетил Москву. Он подписал с советскими руководителями соглашение о совместных действиях правительств двух стран в войне против Германии. Однако его визит не рассеял подозрений Сталина в отношении истинных целей Лондона в войне. Вскоре информация, полученная Вадимом от Гая Берджеса, подтвердила сомнения Сталина на этот счет.

После встречи в начале августа 1941 года британского премьера с президентом США Ф. Рузвельтом в гавани Арджентия на острове Ньюфаундленд (Канада) обе стороны подписали так называемую «Атлантическую хартию» о целях, которые они преследуют в войне. В ней были зафиксированы, в общем-то, приемлемые для Москвы формулировки. Однако в ходе личных бесед У. Черчилль

убеждал американского президента в том, что в послевоенном мире должны доминировать Великобритания и США, причем Лондон должен играть первую скрипку в этом дуэте. Ф. Рузвельт, по сведениям Берджеса, «без особого энтузиазма» отнесся к идее У. Черчилля, поскольку имел несколько иное мнение на этот счет.

Москву также интересовали отношения Лондона с Вашингтоном по основным международным проблемам и возможные их разногласия. Одновременно Центр обязал резидентуру следить за развитием отношений Лондона с эмигрантскими правительствами Польши, Чехословакии, Югославии и других стран, нашедших убежище на территории Великобритании, а также за целым рядом других вопросов, связанных с ведением войны. Важное значение придавалось возможности сговора Англии и Германии на антисоветской основе и заключения сепаратного мира между ними. События последних месяцев войны показали, что Сталин был в целом прав, поскольку в конце войны англичане за спиной своего советского союзника вели в Риме, Берне и Стокгольме сепаратные переговоры об условиях выхода Германии из вооруженного конфликта на западе Европы и продолжении его на Востоке.

Следует отметить, что в начале Второй мировой войны в Великобритании действовала только одна, «легальная», резидентура, возглавляемая Вадимом, в которой на 22 июня 1941 года было четыре оперработника. Для решения вышеперечисленных разведывательных задач этих сил было явно недостаточно. Поэтому уже в конце 1941 года начальник внешней разведки П. М. Фитин направил в Великобританию еще двух сотрудников. В первые месяцы Великой Отечественной войны лондонская резидентура добывала важную внешнеполитическую информацию, значение которой трудно переоценить.

В частности, как уже отмечалось, благодаря «Кембриджской пятерке», внешняя разведка имела постоянный доступ к секретным документам военного кабинета Англии, была в курсе переписки премьер-министра У. Черчилля с президентом США Ф. Рузвельтом и другими главами государств и правительств. Лондонская резидентура НКВД читала переписку министра иностранных дел Э. Идена с британскими послами в Москве, Вашингтоне, Стокгольме, Мадриде, Анкаре, Тегеране и других столицах стран мира. Через А. Бланта она получила доступ к секретным сводкам английской разведки. Таким образом в резидентуру стекалась достоверная информация непосредственно из правительственных кругов Англии и ее спецслужб. Накануне своих переговоров с британским премьер-министром У. Черчиллем И. Сталин детально знакомился с разведывательными сообщениями из Лондона, что позволяло ему правильно ориентироваться в темных лабиринтах политики английского кабинета.

В самый тяжелый начальный период войны, когда разведывательная работа в других странах была парализована или велась слабо, руководимая Вадимом лондонская резидентура стала основным источником информации советского руководства по Германии и антигитлеровской коалиции. Ею было добыто и направлено в Центр около 8 тысяч документальных материалов по политическим, свыше 100 — по экономическим и 715 — по военным вопросам. Одновременно из резидентуры поступило 50 документальных материалов о деятельности разведывательных органов Англии и других стран. В условиях острого дефицита достоверной информации эти сведения представляли для Москвы исключительную ценность. А всего за годы Великой Отечественной войны из Лондона было направлено около 20 тысяч информационных сообщений по различной тематике.

Однако помимо военно-политических вопросов Центр волновали и другие, не менее важные проблемы. Еще в конце 1940 года из Москвы по инициативе начальника научно-технического

подразделения разведки Леонида Романовича Квасникова в лондонскую резидентуру, а также в резидентуры в США и Германии, поступила директива приступить к получению сведений о возможных работах в этих странах по созданию атомного оружия. Проблема эта была новой, неизвестной. Кроме того, лично Л. Берия на первом этапе считал ее явно надуманной и расценивал как попытку отвлечь разведку от решения основных задач в условиях начавшейся в Европе войны. Но уже в сентябре 1941 года Вадим направляет в Центр доклад «Уранового комитета» премьер-министру У. Черчиллю. В этом документе говорилось о начале работ по созданию в Великобритании и США атомной бомбы, о ее предполагаемой конструкции и о перенесении в США центра тяжести исследований и производства в связи с военной обстановкой в Европе. Документ был получен Вадимом от Джона Кернкросса («Лист») и в дальнейшем сыграл важную роль в том, что в Москве всерьез отнеслись к проблеме создания атомного оружия.

Благодаря упорному труду Вадима и всех сотрудников его резидентуры, уже в 1942 году Центру стало ясно, что работа с «Кембриджской пятеркой» представляет особый интерес для внешней разведки. В связи с тем, что резидент был перегружен вопросами, связанными с руководством загранаппаратом, а также встречами с другими важными источниками, в Центре было принято решение о подключении к организации встреч с членами «пятерки» сотрудника резидентуры Бориса Михайловича Крешина. Он проводил конспиративные встречи с агентами, получал от них документальную разведывательную информацию, обрабатывал ее и на следующий день возвращал документы. Такая организация работы позволила значительно увеличить результативность источников и разгрузить резидента. Сам Вадим периодически проводил контрольные встречи с членами «Кембриджской пятерки» и руководил их работой.

Однако не все было безоблачно в работе с этими выдающимися разведчиками. В середине 1942 года Центр засомневался в искренности «пятерки». А дело заключалось в том, что А. Блант, являясь сотрудником британской контрразведки, с течением времени получил доступ к материалам ее дешифровальной службы — сверхсекретного отдела ISOS — Intelligence Source Oliver Srtachey, — что можно перевести как «Источник разведданных Оливера Стрейчи». Эта спецслужба была названа так по имени легендарного британского дешифровальщика времен Первой мировой войны О. Стрейчи, который в дальнейшем являлся экспертом британского МИД по кодам и шифрам, а в годы войны возглавлял ISOS.

Накануне нападения Германии на Польшу польской разведке удалось получить образец немецкой шифровальной машины «Энигма». С началом оккупации страны поляки передали машину англичанам, которые, используя ее, получили доступ ко всей шифрованной переписке гитлеровской Германии, в том числе к шифровкам абвера. Эта операция получила название «план «Ультра». Руководил ею начальник ISOS О. Стрейчи. Материалы операции были совершенно секретными и не поступали в другие отделы британской контрразведки (МИ-5). Однако благодаря А. Бланту Москва была в курсе переписки германских вермахта и абвера.

В одном из оперативных писем в Центр Б. Крешин упомянул о том, что А. Блант «связан с начальником русского отделения МИ-5 Шилитто, который утверждает, что британская контрразведка против нас фактически не работает». Эта фраза насторожила Центр и, как показало дальнейшее развитие событий, негативно отразилась на работе лондонской резидентуры с агентами. В ответ на донесение Б. Крешина о встречах с А. Блантом 26 августа 1942 года в Лондон пришло оперативное письмо, в котором Центр проанализировал всю его работу с «Кембриджской пятеркой». В нем отмечалось, что Ким Филби и Антони Блант «подозрительно преуменьшают работу английской разведки и контрразведки против советских представителей в стране». Центр считал это «абсурдом», поскольку, согласно материалам того же Бланта, МИ-5 «активно разрабатывает югославскую и шведскую дипломатические миссии, а нас — нет».